насквозь пропахшей драконьим навозом, который она использовала как удобрение.
Гриффиндорцы толпой поплелись обратно в замок спустя полтора часа, никто из них не отличался многословием: это был ещё один долгий день. Поскольку Гарри был настолько голоден, и ему в пять часов предстояло его первое наказание с Умбридж, то он пошёл прямо на обед, не поднимаясь на гриффиндорскую башню, чтобы оставить рюкзак. Так что он мог немного побыть внизу, прежде чем столкнуться с тем, что Умбридж для него запасла. Только он достиг входа в Большой Зал, как громкий и сердитый голос прокричал:
— Эй, Поттер!
— Что ещё? — утомлённо пробормотал он, разворачиваясь лицом к лицу с Ангелиной Джонсон, которая выглядела так, словно была в плохом настроении.
— Я щас скажу тебе, что ещё, — сказала она, маршируя прямо к нему и тяжело тыкая в грудь Гарри своим пальцем. — Каким образом ты придёшь, если у тебя отбывание наказания в пять часов в пятницу?
— Что? — не понял Гарри. — Почему?… ах да, тренировка.
— Наконец-то он вспомнил! — огрызнулась Ангелина. — Разве я тебе не говорила, что я хочу тренироваться вместе со всей командой, а не приспосабливаться с каждым в отдельности! Разве я не говорила, что специально зарезервировала Квиддичное поле? А теперь ты решил, что ты туда не пойдёшь?!!
— Я не решил не приходить туда! — воскликнул Гарри, ужаленный несправедливостью этих слов. — Я получил наказание от Умбридж лишь за то, что сказал ей правду о Сама-Знаешь-Ком.
— Ладно, ты можешь просто подойти прямо к ней и попросить её, чтобы она отпустила тебя в пятницу, — свирепо сказала она, — и мне плевать, как ты будешь это делать. Скажи ей, если захочешь, что Сам-Знаешь-Кто — плод твоего воображения, только по-уверенее!
Она развернулась на каблуках и удалилась.
— Знаете что? — спросил Гарри у Рона и Гермионы, когда они вошли в Большой Зал. — Я думаю, что нам лучше проверить Дружную Лужу (с народного перевода), т. к. Оливер Вуд убивал нас на протяжении всего сезона, потому что Ангелина похоже уловила источник его воодушевления. [10]
— Как полагаешь, какая вероятность, что Умбридж отпустит тебя в пятницу? — скептически спросил Рон, когда они уселись за Гриффиндорским столом.
— Меньше нуля, — мрачно ответил Гарри, кладя отбивную на свою тарелку и приступая к еде. — Лучше всё-таки, попытаться, не так ли? Я наживу себе ещё два взыскания или более того: Я думаю, что, — он проглотил полный рот картошки и добавил:
— Я надеюсь, что она не продержит меня долго этим вечером. Ты хоть представляешь, что нам надо ещё три сочинения, попрактиковаться в исчезательном заклинании МакГонаголл, поработать над контр- заклинанием Флитвика, закончить зарисовкой Буттрикля и завести этот дурацкий дневник снов для Трелани.
Рон простонал и по некоторым причинам глянул вверх, на потолок.
— Похоже, что дождь собирается.
— Как это нам поможет с домашним заданием? — спросила Гермиона, её брови поднялись.
— Никак, — наконец произнёс Рон, его уши начали краснеть.
Без пяти пять, Гарри сказал им двоим «Пока» и направился к кабинету Умбридж на третьем этаже. Когда он постучал в дверь, она крикнула «Входите» сладким голосом. Он, оглядываясь, осторожно вошёл. Гарри знал этот кабинет по трём предыдущим обитателям. В дни, когда Гилдерой Локхарт жил здесь, кабинет был обклеен сверкающими портретами себя самого. Когда кабинет занимал Люпин, здесь можно было встретить какое-нибудь фантастическое Тёмное создание в клетке или в аквариуме, если вы нанесли ему визит. В дни Грюма-самозванца, кабинет был напичкан различными инструментами и артефактами для обнаружения проступков и утаиваний. Сейчас, однако, кабинет изменился до неузнаваемости. Все поверхности были задрапированы кружевными покрывалами и тканями. Здесь были несколько ваз с сухими цветами, каждая находилась на своей собственной салфетке и на одной из стен, красовалась коллекция декоративных чашек, каждая из которых, была украшена переливающимся котёнком с бантом вокруг шеи. Они были такие грязные, что Гарри поражённо пялился на них, пока профессор Умбридж снова не заговорила.
— Добрый вечер, Мистер Поттер.
Гарри вздрогнул и оглянулся. Он сначала её не заметил, потому что на ней была мрачная, покрытая цветами, роба, которая очень хорошо сливалась со скатертью на письменном столе позади неё.
— Добрый вечер, профессор Умбридж, — натянуто произнёс Гарри.
— Ну, присаживайся, — сказала она, указывая на задрапированный кружевами, маленький столик, возле которого, она притащила кресло с прямой спинкой. Кусок чистого пергамента лежал на столе, очевидно, дожидаясь Гарри.
— Эээ… — произнёс Гарри, не двинувшись. — Профессор Умбридж, эээ… прежде, чем мы начнём, я хотел попросить вас… об одолжении.
Её выпуклые глаза сузились.
— Да?
— Ну, я… Я член Гриффиндорской Команды по Квиддичу. и предполагалось, что я буду тренироваться с новым Вратарём в пять часов в пятницу и я… я надеялся, что смогу избежать наказания этим вечером и выполнить его… выполнить следующим вечером… вместо.
Он знал, ещё задолго, до того как закончит своё предложение, что это было бесполезно.
— О нет, — сказала Умбридж, улыбаясь так широко, что казалось, что она проглотила особенно сочную муху. О нет, нет, нет. Это твоё наказание за распространение злых, непристойных, ищущих внимания историй, мистер Поттер, и наказания, разумеется, не могут быть согласовываться с просьбой виновного об удобстве. Нет, ты придёшь сюда в пять часов завтра, и наследующий день, и в пятницу тоже и ты будешь выполнять свои взыскания, как планировалось. Я думаю, для тебя это будет хорошим наказанием[11] — пропускать то, что тебе действительно надо делать. Это должно усилить урок, который я пытаюсь тебе преподать.
Гарри чувствовал, как кровь вздымается в его голове, а в ушах слышался ужасный шум. Значит он сказал злую, непристойную, ищущую внимания историю, так получается?
Она наблюдала за ним, слегка наклонив голову, и по-прежнему широко улыбаясь, как будто, она точно знала, о чём он сейчас думает и ждала, чтобы посмотреть, начнёт ли снова кричать. С огромным усилием, Гарри отвернулся от неё. Он бросил свой рюкзак рядом с креслом с прямой спинкой и уселся в него.
— Вот, — мило сказала она, — мы уже лучше контролируем наш темперамент, не так ли? Итак, вам предстоит написать несколько строк для меня, мистер Поттер. Нет, не вашим пером, — добавила она, нагнулся, чтобы открыть свою сумку. — Вы будете использовать одно из моих специальных. Вот.
Она протянула ему длинное, тонкое перо, с необычно острым кончиком.
— Я хочу, что бы ты написал: 'больше не буду говорить неправду', — мягко сказала она ему.
— Сколько раз? — спросил Гарри, с похвальной имитацией вежливости.
— До тех пор, пока написанное не дойдёт до конца, — мило произнесла Умбридж. — Можешь начинать.
Она передвинулась к своему столу, села за него и согнулась над кипой пергамента с сочинениями, которые по всей видимости, надо было проверить. Гарри взял острое, чёрное перо и понял, что он упустил.
— Вы не дали мне чернила, — сказал он.
— О, тебе не понадобятся чернила, — сказала профессор Умбридж, с явным намёком на смех, в её голосе.
Гарри опустил кончик пера на бумагу и написал 'не буду говорить неправды'. У него вырвался крик боли. Слова, которые появились на пергаменте засияли красными чернилами. В это же время, эти слова появились на задней стороне его правой руки, врезаясь в его кожу, словно скальпель. Когда он снова взглянул на кожу, то от ран оставалась только легкая краснота[12]. Гарри оглянулся на Умбридж. Она наблюдала за ним, её широкий, подобно лягушки, рот, растянулся в улыбке.
— Да?
