— Боуд был заколдован, чтобы убрать что-то? — спросил Рон. — Но… Гарри, это могло быть….
— Оружие, — закончил за него Гарри. — Я знаю.
Дверь спальни открылась, вошли Дин и Симус. Гарри с ногами забрался в постель. Он не хотел, чтобы кто-нибудь подумал, что произошло нечто странное, учитывая то, что Симус совсем недавно перестал считать его придурком.
— Ты сказал, — пробормотал Рон, наклоняясь поближе к Гарри, притворившись, будто пьет воду из кружки с прикроватного столика. — Что был Сам-Знаешь-Кем?
— Ага, — тихо ответил Гарри.
Рон глотнул воды, Гарри увидел, как капли скатываются с его подбородка на грудь.
— Гарри, — сказал он; Дин с Симусом громко болтали, переодеваясь ко сну. — Ты должен рассказать…
— Я не должен никому рассказывать, — отрезал Гарри. — Я бы не увидел всего этого, если бы сделал Окклюменцию. Положено, чтобы я закрывался от всей этой фигни. Вот чего они хотят.
Под «они» Гарри подразумевал Думбльдора. Он улегся в постель, перекатившись на другой бок, спиной к Рону, и вскоре услышал, как заскрипел матрас его друга, тот тоже укладывался спать. Шрам Гарри обожгло болью; он прикусил подушку, чтобы не закричать. Где-то, он знал, Эйвери подвергается наказанию.
Следующим утром Гарри с Роном дожидались большой перемены, чтобы рассказать Гермионе все, что произошло, и быть абсолютно уверенными, что их не подслушают. Стоя в их обычном продуваемом ветрами холодном закутке во внутреннем дворе, Гарри рассказал ей все подробности своего сна, которые смог вспомнить. Когда он закончил, она несколько минут не произносила ни слова, с мучительным напряжением глядя на Фрэда с Джорджем, которые в другом конце двора, оба безголовые, продавали из-под полы свои шляпы.
— Так вот почему они убили его, — тихо произнесла она, отводя взгляд от Фрэда с Джорджем. — С Боудом произошло нечто странное, когда он попытался выкрасть оружие. Думаю, на нем, или вокруг него, были наложены какие-то защитные чары, не позволяющие людям к этому притрагиваться. Вот почему он оказался в Святом Мунго, с совсем отъехавшими мозгами, и не мог говорить. Но помните, что говорила нам Целительница? Он начал приходить в себя. А они ведь не могли рискнуть позволить ему выздороветь, так ведь? Хочу сказать, шок, или что там с ним случилось, когда он дотронулся до оружия, возможно был усилен заклятием Подвластия. Как только к нему вернулся бы голос, он бы объяснил, что делал, разве нет? Они бы узнали, что его послали украсть оружие. Конечно, Люциусу Малфою было легко наложить на него проклятие. Он ведь просто днюет и ночует в Министерстве, так ведь?
— Он уже ошивался там в день моих слушаний, — ответил Гарри. — В….подождите-ка… — медленно проговорил он. — В тот день он был в коридоре Отдела Тайн! Твой папа сказал, возможно, он пытается прокрасться, чтобы узнать, что твориться на моих слушаниях, но что, если…
— Стургис! — как громом пораженная, выдавила Гермиона.
— Чего? — отозвался совершенно сбитый с толку Рон.
— Стургиса Подмора… — выдохнула Гермиона. — Арестовали за попытку пройти в дверь! Люциус Малфой, должно быть, и его тоже зацепил! Спорю, он сделал это в тот день, когда ты его видел, Гарри. У Стургиса ведь был Плащ-невидимка Хмури, правильно? Так, что, если он стоял там, охраняя дверь, невидимый, а Малфой услышал, как он двигался…или предположил, что там кто-то есть… или просто наложил Заклятие Подвластия с той малой вероятностью, что там будет стражник? Так что, когда у Стургиса появилась возможность…возможно, когда он в следующий раз заступил в охрану…он попытался прорваться в Отдел, чтобы похитить оружие для Вольдеморта…Рон, успокойся… Но был пойман и сослан в Азкабан…
Она уставилась на Гарри.
— А теперь Руквуд рассказал Вольдеморту, как добыть оружие?
— Я всего разговора не слушал, но звучало это именно так, — ответил Гарри. — Руквуд там работал…может, Вольдеморт пошлет Руквуда сделать это?
Гермиона кивнула, целиком погрузившись в собственные размышления. Затем, внезапно произнесла:
— Но тебе вообще не полагалось ничего видеть, Гарри?
— Что? — попятившись, спросил он.
— Тебе полагается учиться тому, чтобы закрывать свой разум для подобных вещей, — с внезапной суровостью проговорила Гермиона.
— Я знаю, — ответил Гарри. — Но…
— Ну, думаю, нам стоит попытаться забыть обо всем, что ты видел, — резко бросила Гермиона. — А с этого дня тебе стоит приложить побольше усилий к Окклюменции.
Гарри так разозлился, что вообще не разговаривал с нею весь остаток дня, грозивший стать плохим. Когда народ не обсуждал на переменах побег Упивающихся Смертью, они хохотали над ужасной игрой Гриффиндора в матче против Хуффльпуфа; слизеринцы распевали «Уизли — наш король» так часто и громко, что уже к закату Филч в крайнем раздражении запретил эту песню во всех коридорах.
На этой недели ситуация не улучшилась ни на йоту. Гарри схлопотал два «Д» за Зельеделье; он все еще был натянут, как струна из-за возможного увольнения Хагрида; и он не мог уберечься от того, что Вольдеморт буквально прописался в его снах — хотя больше и не сообщал об этом Рону с Гермионой — не хотел получить от Гермионы очередной нагоняй. Он от всего сердца желал поговорить об этом с Сириусом, но вариантов не было, так что он просто попытался загнать эту тему подальше на задворки памяти.
К сожалению, задворки памяти больше не являлись безопасным местом.
— Поднимайся, Поттер.
Пару недель спустя после его сна о Руквуде, Гарри вновь оказался распластанным на полу в кабинете Снэйпа, пытавшегося прочистить его мозги. И его вновь заставили пережить поток самых ранних воспоминаний, которые он надеялся навсегда забыть, и большинство которых крутилось вокруг издевательств Дудли и его шайки, так ранивших его в начальной школе.
— Последнее воспоминание, — произнес Снэйп. — Что это было?
— Не знаю, — ответил Гарри, устало поднимаясь на ноги. Ему все труднее было вычленить отдельные воспоминания из натиска образов и звуков, вызванных Снэйпом. — Вы имеет в виду то, где мой кузен пытался запереть меня в туалете?
— Нет, — мягко возразил Снэйп. — Я имею ввиду то, где человек стоит на коленях посреди темной комнаты…
— Это… ничего, — ответил Гарри.
Темные глаза Снэйпа сверлили Гарри. Припомнив, что Снэйп говорил о том, что зрительный контакт был ключевым моментом Легилименции, Гарри моргнул и отвернулся.
— Как этот человек и комната оказались в Вашей голове, Поттер? — спросил Снэйп.
— Это… — ответил Гарри, глядя куда угодно, только не на Снэйпа. — Это был… всего лишь сон.
— Сон? — повторил Снэйп.
Повисла пауза, во время которой Гарри изо всех сил таращился на огромную дохлую лягушку, плавающую в банке с фиолетовой жидкостью.
— Вы ведь знаете, зачем мы здесь, Поттер? — угрожающе тихо произнес Снэйп. — Вы ведь знаете, зачем я провожу вечера, занимаясь этой нудной работой?
— Да, — сухо подтвердил Гарри.
— Напомните, зачем же мы здесь, Поттер.
— Чтобы я выучился Окклюменции, — ответил Гарри, теперь таращась на дохлого угря.
— Именно, Поттер. И Вы могли хотя бы… — Гарри с ненавистью посмотрел на Снэйпа. — Я бы подумал, что через два месяца занятий Вы хотя бы немного продвинулись вперед. Сколько еще у Вас было снов о Темном Лорде?
— Только этот, — солгал Гарри.
— Возможно, — произнес Снэйп, и его холодные темные глаза немного сузились. — Возможно, Вам, на самом деле, нравятся все эти сны и видения, Поттер. Может быть, они заставляют Вас чувствовать себя
