часы. Он знал, что Умбридж ждет от него проявления слабости, но не собирался доставлять ей такого удовольствия, даже если бы пришлось сидеть здесь всю ночь и так же измываться над своей рукой.
— Иди сюда, — наконец, позвала его Умбридж.
Он встал, рука ныла от боли. Порезы пропали, но на коже по-прежнему оставались красные следы.
— Руку, — приказала она.
Гарри протянул ей ладонь, и с трудом подавил дрожь отвращения, когда она коснулась его своими толстыми, похожими на обрубки, пальцами, усеянными уродливыми старыми кольцами.
— Так, так, мне не кажется, что произведенного эффекта достаточно, — улыбнулась она. — Ну что же, попытаемся завтра вечером? Можешь идти.
Гарри, не говоря ни слова, покинул ее кабинет. Школа была пустынна, полночь, очевидно, давно минула. Он медленно прошагал по коридору до поворота, и, убедившись, что отсюда она его точно не услышит, сорвался на бег.
Гарри не успел ни попрактиковаться с Исчезающими заклинаниями, ни заполнить сновидческий дневник, ни закончить набросок Низкопоклонника, ни написать свои эссе. На следующее утро, он пропустил завтрак, чтобы набросать пару выдуманных снов для Прорицания, и с удивлением обнаружил всклокоченного Рона, делающего тоже самое.
— Почему ты не закончил это прошлой ночью? — спросил Гарри у Рона, широко распахнутыми глазами оглядывающего комнату отдыха в поисках вдохновения.
Рон, который накануне ночью уже спал, когда Гарри вернулся в их общую спальню, пробормотал что- то насчет «деланья других дел», и, уткнувшись в пергамент, нацарапал несколько слов.
— Ну, с этим я справился, — сказал он, захлопывая дневник. — Написал, что мне приснилось, будто я покупаю новую пару обуви, она же не найдет в этом ничего странного, так ведь?
И они вместе поспешили в Северную Башню.
— А как прошло наказание у Умбридж? Что она заставила тебя делать?
Гарри поколебался долю секунды и произнес:
— Писать.
— Это ведь неплохо, нет? — спросил Рон.
— Нет, — ответил Гарри.
— Эй… я забыл… она отпустила тебя в пятницу?
— Нет.
Рон сочувственно застонал.
Для Гарри это был плохой день — он оказался в числе самых худших на Преображении. Час, положенный на ланч, он провел, заканчивая рисунок Низкопоклонника, и вновь, профессора МакГонаголл, Гниллер-Планк и Зловестра задали им кучу домашней работы, которую у него просто не было шансов закончить этим вечером из-за второго наказания у Умбридж. В добавок ко всему, Анжелина Джонсон отловила его в обед, и узнав, что Гарри не сможет придти в пятницу на отбор Вратаря, заявила, что она нисколько не сомневалась в его отношении, и что ей нужны только те игроки, которые заинтересованы остаться в команде, ставя тренировки впереди остальных обязательств.
— Меня же наказали! — заорал Гарри ей вдогонку. — Как ты думаешь, что я предпочту — просиживать в комнате со старой жабой или играть в Квидитч?
— Ну, по крайней мере, тебе надо всего лишь писать, — утешила его Гермиона, когда Гарри плюхнулся обратно на скамью, мрачно уставясь на свой бифштекс и пирог с почками, которые ему совсем расхотелось есть. — Это ведь не слишком ужасное наказание, правда…..
Гарри открыл рот, потом закрыл его и кивнул. Он не был уверен, что ему стоит рассказывать Рону и Гермионе о том, что действительно происходит в кабинете Умбридж, не хотел пугать их лишний раз, усложняя свое и без того нелегкое положение. К тому же, он смутно догадывался, что между ним и Умбридж происходит битва на выдержку, и не хотел доставлять ей удовольствия, жалуясь об этом на каждом углу.
— Я не могу поверить, что нам столько задали, — несчастным голосом сказал Рон.
— Ну, а почему же ты не сделал часть прошлым вечером? — спросила его Гермиона. — Где ты, кстати, был?
— Я… я просто прогуливался, — уклончиво ответил Рон.
У Гарри сложилось впечатление, что ни ему одному приходится что-то скрывать.
Второе наказание оказалось хуже предыдущего, на этот раз кожа на тыльной стороне ладони воспалилась гораздо быстрее, покраснела и горела от боли. Маловероятно, что это сможет быстро зажить, подумал Гарри. Если так пойдет и дальше, порезы превратятся в шрамы, навсегда отпечатавшись на руке. Вот тогда, Умбридж, возможно останется довольна. И все таки, Гарри ни разу не позволил себе застонать от боли, и с момента, когда он вошел в комнату до того, как он из нее вышел, снова, далеко заполночь, он произнес только «добрый вечер» и «спокойной ночи».
Ситуация с домашними заданиями становилась совершенно отчаянной, и вернувшись в комнату отдыха Гриффиндора, Гарри, вместо того, чтобы отправиться спать, открыл учебники и начал писать эссе по лунным камням для Снэйпа, закончив в полтретьего ночи. Знал, что работа вышла слабенькой, но ничего поделать не мог — если бы он совсем ничего не сдал, то, на сей раз, получил бы взыскание уже от Снэйпа. Затем он быстро набросал ответы на вопросы, заданные профессором МакГонаголл, одновременно подправляя характеристику Низкопоклонников для профессора Гниллер-Планк, потом, пошатываясь, добрел до кровати, не раздеваясь, рухнул поверх покрывала и мгновенно уснул.
Четверг прошел в тумане усталости. Рон тоже выглядел сонным, хотя Гарри не видел для этого никаких причин. Третье наказание прошло так же, как и два предыдущих, за исключением того, что спустя два часа слова «Я не должен лгать», не поблекли на тыльной стороне Гарриной ладони, а долго сочились капельками крови. Когда прекратился скрип пера, профессор Умбридж подняла голову.
— Ах, — мягко произнесла она, обходя вокруг стола, чтобы осмотреть его руку. — Хорошо. Это должно послужить тебе хорошим напоминанием. Можешь идти на сегодня.
— Я все еще должен придти завтра? — спросил Гарри, поднимая свою сумку левой рукой, правая горела от боли.
— О да, — Умбридж улыбнулась еще шире. — Да, думаю, что завтрашним вечером мы сможем выгравировать это послание поглубже.
Гарри никогда бы не подумал, что когда-нибудь станет ненавидеть другого учителя, больше, чем Снэйпа, но по дороге в Гриффиндорскую башню, он признался себе, что теперь у его учителя зельеделья появился сильный конкурент. Она злая, думал он, взбираясь на седьмой этаж, злая, извращенная, безумная старуха…
— Рон?
Он уже поднялся по лестнице и, повернув направо, чуть не врезался в Рона, прячущегося за статуей Лохана Долговязого, крепко сжимая свою метлу. Увидев Гарри, Рон подпрыгнул от неожиданности и спрятал свой новенький Чистомётл Одинадцать за спину.
— Что ты делаешь?
— Эээ… ничего. А ты?
Гарри нахмурился.
— Давай, ты же можешь мне сказать! Зачем ты здесь прячешься?
— Я… я прячусь от Фрэда с Джорджем, — ответил Рон. — Они только что прошли со стадом первогодок, спорю, что они снова испытывают на них свои изобретения, я хочу сказать, они ведь не могут теперь заниматься этим в комнате отдыха, не при Гермионе.
Он произносил слова очень быстро и встревожено.
— Но зачем тебе метла, ты же не собираешься летать? — спросил Гарри.
— Я…ну…ну…ладно, я тебе скажу, только обещай не смеяться, договорились? — насупившись, сказал Рон, с каждой секундой краснея все больше. — Я…я хочу попробоваться на Гриффиндорского Вратаря,
