Кентаврийка раскрыла ладонь, выпустила из нее бирюзовый камень и заметила, что он оставил на коже практически идеально круглый отпечаток. Уверенным движением Бригид потянулась к вину, желая чем-нибудь занять себя, сделала большой глоток, потом обернулась и посмотрела на Ку. Он продолжал сидеть на постели, но больше не разглядывал свои руки. К сожалению, теперь все его внимание было сосредоточено на ней.
– Тебе надо поесть и выпить, чтобы подкрепить силы. Я так и делаю. – Она повернулась к еде, оторвала кусок душистого хлеба и принялась его жевать, запивая вином.
Бригид, чувствуя на себе взгляд Кухулина, сделала еще один большой глоток, затем, не глядя на него, сказала:
– Я сожалею о случившемся недоразумении.
– О чем?
Она услышала, что он поднялся с постели и приблизился к ней. Кентаврийка стала отрезать толстый кусок сыра.
– О недоразумении между нами. Ты, вернее, он решил, что я говорила о том, будто мы влюблены друг в друга. Ты, теперешний, целый, знаешь, что это глупо. Я сказала не о себе, я имела в виду Сиару. – Бригид посмотрела на него и тут же отвела глаза.
– Я не влюблен в Сиару, – совершенно нейтральным тоном сказал Кухулин.
– «Любовь», наверное, слишком сильное определение. Ты ее желаешь, она тебя привлекает или... – Она запнулась, пожала плечами. – Или что-нибудь еще, но в тот момент именно это слово было самым правильным.
Кухулин взял у нее бурдюк, отпил глоток, вытер рот тыльной частью ладони и сказал:
– Я не желаю Сиару. Конечно, я заметил, что она красивая, но и только.
Бригид не знала, что на это ответить.
– Посмотри на меня, – попросил он.
Она неохотно подняла на него глаза. Физически Кухулин не изменился. По крайней мере, не сильно. Возможно, он стоял чуть прямее, словно с его плеч упала огромная тяжесть, которая давила на него все это время. В краях глаз оставалось немало морщинок. Волосы песочного цвета, так не похожие на темно-рыжий пламенный оттенок гривы его сестры, были припорошены ранней сединой. Но глаза воина сильно изменились. В них больше не было ни тревоги, ни пустоты. Они смотрели на нее так, словно изучали душу.
– Меня вернули домой чувства, но не к Сиаре, а к тебе.
– Мы друзья, члены клана. Мы вместе охотились и...
Он коснулся ее руки, прерывая готовый вырваться поток слов, и буквально потребовал:
– Не отрицай того, что произошло между нами.
– Мы поцеловались. Только и всего.
– Почему ты дрожишь? – Его рука медленно двинулась по ее плечу и коснулась щеки.
– Не знаю, – сказала она.
– По-моему, знаешь.
– Между нами не может быть ничего, кроме дружбы, Кухулин, – заявила Бригид, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– То же самое говорит и мой разум. – Он погладил ее по щеке, затем легонько провел пальцами по шее.
– Тогда ты не должен трогать меня так, – прошептала Бригид.
– Моя прекрасная охотница, проблема в том, что в данный момент мне очень трудно прислушиваться к голосу разума. – Он придвинулся к ней ближе, и она почувствовала жар его тела. – Понимаешь, та часть души, которую ты мне вернула, полна страсти и жизнерадостности. Сейчас она чувствует себя молодой, сильной и очень-очень несговорчивой.
Бригид заставила себя не уступать и заявила:
– Но она успокоится, вернется на свое надлежащее место. Что тогда нам останется, Кухулин?
Он моргнул, отнял руку, шагнул назад. Она видела, как он боролся с собой, стиснул зубы и пытался успокоить дыхание.
– Мне надо идти, – отрывисто сказал воин.
Прежде чем повернуться, Ку посмотрел на стол, где лежал бирюзовый камень, судорожным движением схватил его и, спотыкаясь, пошел прочь. Воин остановился на пороге и склонил голову.
– Прости меня, Бригид, – сказал он, не глядя на нее, открыл дверь и ушел.
Кентаврийка закрыла глаза и попыталась успокоить дрожь, сотрясавшую ее тело и душу.
30
Кухулин не собирался спать, но вернулся к себе в комнату, чтобы побыть одному, подумать, заново познакомиться с... самим собой и понять, что произошло между ним и Бригид.
Он сидел на краю кровати и смотрел на умирающий свет очага. Во имя Богини, это было очень странное ощущение. Воин помнил о событиях, которые произошли за последние несколько лун. Он не забыл, что любил Бренну, и ее трагическую смерть. Потом Кухулин отправился в Пустошь к новым фоморианцам, а проход засыпало снегом. Он мог в деталях рассказать обо всем, что случилось с ними во время путешествия в Партолону, и о возвращении в замок Маккаллан. Все же брат предводительницы клана поражался этим воспоминаниям, словно они были чужеземными легендами, поведанными ему странствующим сказителем.
Самым странным оказалось то, что он чувствовал себя так, словно вот-вот взлетит от счастья. Воин налил себе кубок густого красного вина, поднес его к губам, и его руки задрожали от такой мысли. Это не было похоже на счастье, испытываемое от прикосновений Бренны, на жизнелюбие, которое Ку чувствовал каждый день, просыпаясь и зная, что мир ждет его. Кухулин ощущал скорее возможность счастья, чем само это необузданное чувство. Он не думал, что снова испытает что-то подобное. Та его часть, которая была лишена подобных эмоций, почувствовала себя по-настоящему живой, чего не было с того страшного дня, когда убили Бренну.
Он продолжал горевать о ней. Она была его потерянной любовью. Теперь воин знал, что всегда будет тосковать, оплакивать ее, но сможет продолжать жить дальше, даже снова полюбить.
Бригид!..
«Охотница встряхнула меня до самого донышка. Может, потому, что она в буквальном смысле дотрагивалась до части моей души? Была ли она права, когда сказала, что мои чувства к ней пропадут, вернутся на надлежащее место, как только я опять привыкну ощущать себя единым целым? А что было нашим надлежащим местом? За свои двадцать четыре года я соблазнил многих женщин, но любил лишь одну. Моя любовь к Бренне была новой, юной и легкой. Наша совместная жизнь была бы счастливой, у нас родилось бы много детей. Я состарился бы в радости рядом с ней. Она стала бы для меня единственной, первой и последней женщиной, которую я любил бы. Я никогда не узнал бы пламени, которое зажглось, стоило мне прикоснуться к Бригид. Она поцеловала меня, и моя душа возликовала. Она обняла меня, и мне захотелось обладать ею. Это желание было настойчивым и всеобъемлющим. Одно только воспоминание о ее вкусе, об ощущении ее тела, прижавшегося ко мне, завораживало меня. Никогда прежде я не испытывал ничего подобного. Это было так изумительно, что в тот миг, когда мы коснулись друг друга, она стала моим миром, как будто я был создан, чтобы любить ее. Скорее всего, это был просто побочный эффект, возникший при поиске души. Так или иначе, но мы не можем стать любовниками. Бригид из табуна Дианны – кентаврийка! – Он встал и начал шагать взад и вперед, пытаясь сбросить энергию, переполняющую тело. – Разумеется, кентавр и человек могут полюбить друг друга и спать вместе. Я сам родился в результате такого союза. Но это ситуация была уникальной. Эпона распорядилась, чтобы мужем Избранной всегда становился верховный шаман кентавров. Он обладал способностью менять форму тела и превращаться в человека. Они с Избранной могли в полной мере наслаждаться любовью. Но Бригид не является ни верховной, ни обычной шаманкой. Получить в дар такую силу – редкое и необычайное дело. Хотя она
