Честным ответом было бы «да», но он не хотел этого говорить. Однако Рон, казалось, понял, что значило выражение лица Гарри.
— Диллиграут, — угрюмо сказал он Полной даме, и они пролезли через проем в общую гостиную.
Никто из них больше не говорил о Джинни или Гермионе. Они едва ли разговаривали друг с другом этим утром и легли спать в тишине: каждый был погружен в собственные мысли.
Гарри долго не мог заснуть. Он смотрел на полог своей кровати и пытался убедить себя, что его отношение к Джинни было исключительно братским. Ведь они жили вместе как брат и сестра, все лето: играли в квиддич, дразнили Рона, смеялись над Биллом и Флюсом. Теперь он знал Джинни уже много лет… Естественно, что он хотел защитить ее… естественно, он хотел за ней присматривать… хотел разорвать Дина на куски, за то, что тот целовал ее… Нет… Ему придется следить за этими определенно братскими чувствами…
Рон громко всхрапнул.
«Она сестра Рона, — твердо сказал себе Гарри. — Сестра Рона. Она недосягаема. Он ни за что не станет рисковать их дружбой с Роном». Он взбил подушку, и ждал, пока к нему придет сон, изо всех сил пытаясь запретить себе думать о Джинни.
На следующее утро Гарри проснулся слегка ошеломленным и смущенным: ему приснилось несколько снов, в которых Рон колотил его битой загонщика. Но к полудню он с радостью бы променял настоящего Рона на Рона из снов: тот не только обходил стороной Дина и Джинни, но еще и расстроил и озадачил Гермиону холодным, насмешливым безразличием. К тому же за ночь Рон, похоже, стал таким же нервным и хлестким, как обычный взрывохвостый хлопстер. Гарри провел весь день, безуспешно пытаясь сохранить мир между Роном и Гермионой. Наконец, Гермиона с глубокой обидой ушла спать, а Рон отправился в спальню мальчиков, обругав по пути нескольких напуганных первокурсников за то, что они смотрели на него.
К страху Гарри, новая враждебность Рона не исчезла в течение нескольких последующих дней. Что еще хуже, она сильно отразилась на его игре, что злило его еще больше. На последней перед субботним матчем тренировке по квиддичу он не поймал ни одного мяча охотников, но кричал на всех так, что довел Демельзу Робинс до слез.
— Замолчи и оставь ее в покое! — закричал Пикс, ростом который был примерно в две третьих Рона, хотя и держал в руках тяжелую биту.
— ХВАТИТ! — взревел Гарри. Он увидел, что Джинни сердито смотрит в сторону Рона, и вспомнил ее общеизвестную способность насылать крылатых кошмариков. Гарри взлетел, чтобы уладить дело, пока они еще не перешли границы разумного. — Пикс, убери бладжеры. Демельза, соберись, ты действительно хорошо сегодня играла, Рон… — он подождал, пока вся команда оказалась вне зоны слышимости, — ты мой лучший друг, но если ты и дальше будешь так относиться к ним, то вылетишь из команды.
На несколько мгновений ему действительно показалось, что Рон может его ударить, но случилось кое- что гораздо худшее: Рон, казалось, осел на метле, весь боевой дух вышел из него, и он сказал: «Я ухожу. Я жалкий игрок».
— Ты не жалкий и не уходишь, — яростно сказал Гарри, схватив Рона за мантию, — ты можешь отбить, что угодно, когда ты в форме, у тебя психические проблемы!
— Ты называешь меня психом? Да, может я и псих!
Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем Рон утомленно покачал головой:
— Я знаю, что у тебя нет времени найти другого кольцевого, так что я сыграю завтра, но если мы проиграем, а мы проиграем, то я ухожу из команды.
Что бы ни говорил Гарри, это не могло ничего изменить. Он пытался уверить Рона в его силах весь ужин, но Рон стал очень угрюмым и брюзгливым, когда увидел Гермиону. Гарри был в гостиной этим вечером, однако его уверенность, что вся команда расстроится, если Рон уйдет, была подорвана тем, что оставшаяся часть команды сидела кружком в дальнем углу, явно разговаривая о Роне, судя по угрюмым взглядам, которыми они его одаривали. Наконец Гарри устал злиться на Рона, чтобы рассердить его и возможно заставить играть лучше. Эта стратегия, как оказалось, работала не лучше, чем поощрение. Удрученный Рон пошел спать, похоже, потеряв последнюю надежду.
Гарри долго лежал с открытыми глазами в темноте. Он не хотел проиграть предстоящий матч не только потому, что эта была первая игра как капитана, но и потому, что он намеревался выиграть у Драко Малфоя в квиддич, даже если опасения на его счет еще не подтвердились. Но если Рон будет играть так же, как на последних тренировках, их шанс на победу будет очень незначительным…
Если бы он только мог заставить Рона собраться… заставить его играть изо всех сил… так, чтобы у Рона был по-настоящему хороший день…
И ответ пришел к Гарри во внезапном, великолепном порыве вдохновения.
За завтраком все как обычно были возбуждены: слизеринцы шипели и недовольно восклицали каждый раз, когда каждый из членов гриффиндорской команды входил в Большой зал. Гарри посмотрел на потолок и увидел чистое голубое небо — хороший знак.
Стол Гриффиндора, сплошная масса красного и золотого, одобрительно кричал, пока приближались Гарри и Рон. Гарри улыбнулся и помахал, Рон состроил гримасу и покачал головой.
— Выше нос, Рон! — подбодрила Лаванда, — Я знаю, что ты замечательный!
Рон не обратил на нее внимания.
— Чай? — спросил его Гарри. — Кофе? Тыквенный сок?
— Что угодно, — мрачно ответил Рон, взяв небольшой кусок гренки.
Через несколько минут Гермиона, уставшая от недавнего отвратительного поведения Рона (именно из- за него она не пошла с ними на завтрак), остановилась около стола.
— Как вы оба себя чувствуете? — осторожно спросила она, глядя на затылок Рона.
— Прекрасно, — произнес Гарри, который был занят тем, что передавал Рону стакан тыквенного сока. — Вот, Рон, выпей.
