для тех, кто верит, будто Дамблдор прожил безупречную жизнь. Каковы же самые большие тайны, которые вам удалось раскрыть?
— Ну, не будем об этом, Бетти. Я же не могу выдать все секреты до того, как читатели купят книгу! — смеется Скитер. — Но могу пообещать: тех, кто до сих пор думает, будто жизнь Дамблдора была такой же белоснежной, что и его борода, ждет жестокое пробуждение! Вот хотя бы, к примеру: кто из слышавших филиппики Дамблдора против Сами-Знаете-Кого мог бы представить, что директор и сам в молодости баловался темными искусствами?! Поздние годы своей жизни он провел, проповедуя толерантность, однако в юности придерживался отнюдь не столь широких взглядов! Да, у Альбуса Дамблдора было исключительно грязное прошлое, это уж не говоря о сомнительных родственничках, существование которых он так старательно замалчивал…
Я спрашиваю Скитер, что она имеет в виду. Неужели брата Дамблдора — Аберфорта, — которого Уизенгамот лет пятнадцать назад осудил за неправомерное использование магии?
— О, Аберфорт — это лишь верхушка навозной кучи, — смеется Рита. — Нет, я говорю о вещах похуже, чем братец, обожающий возиться с козами, или даже калечивший магглов папаша. Дамблдор так и не сумел удержать их под контролем, оба были осуждены Уизенгамотом… Нет, меня по-настоящему интриговали его мать и сестра. Немного раскопок — и вскрылось такое осиное гнездо… Но, как я уже сказала, вам придется подождать, пока выйдет книга. Все детали изложены в главах с девятой по двенадцатую. Пока что я могу сказать лишь одно — неудивительно, что Дамблдор не любил рассказывать о том, при каких обстоятельствах у него был сломан нос.
— Оставляя в стороне семейные скелеты в шкафу — вы же не отрицаете, что благодаря своему таланту Дамблдор совершил немало открытий в магии?
— Да, у него были хорошие мозги, — признает Скитер, — хотя сейчас многие задаются вопросом, какова была доля его собственных заслуг в так называемых открытиях. Например, Айвор Диллонсби в шестнадцатой главе моей книги утверждает, что он уже открыл восемь способов использования драконьей крови, когда Дамблдор попросил «посмотреть» результаты его исследований.
Однако, решаюсь заметить я, важность некоторых достижений Дамблдора нельзя отрицать. Как насчет его знаменитой победы над Гриндельвальдом?
— Я очень рада, что вы упомянули Гриндельвальда, — говорит Скитер с дразнящей улыбкой. — Боюсь, что тем, кто рыдал от восторга над зрелищной победой Дамблдора, придется приготовиться к ошеломляющей новости, почти что к взрыву бомбы… Навозной бомбы, я бы сказала. Очень грязное дело. Пока я скажу одно: не надо питать уверенность, что легендарная дуэль имела место в реальности. После прочтения моей книги читателям придется заключить, что Гриндельвальд просто наколдовал белый флаг и тихо сдался!
Скитер отказывается раскрывать другие подробности этой интригующей темы, так что мы переходим вместо этого к вопросу, который, несомненно, привлекает читателей больше, чем что-либо иное.
— О, да, — оживленно кивает Скитер. — Я посвятила целую главу отношениям Поттера и Дамблдора. Их называли нездоровыми и даже преступными. Но, опять же, читателям придется купить книгу, чтобы прочесть историю целиком. Впрочем, в любом случае нет сомнения, что Дамблдор с самого начала питал к Поттеру неестественный интерес. Делалось ли это для блага мальчика — что ж, увидим. В любом случае ни для кого не секрет, что у Поттера было более чем буйное отрочество.
Я спрашиваю Скитер, поддерживает ли она контакт с Гарри Поттером, у которого взяла год назад нашумевшее интервью. Это был прорывный эксклюзивный материал, в котором Поттер рассказал о том, как вернулся Сами-Знаете- Кто.
— Да, с тех пор мы тесно общаемся, — говорит Скитер. — У бедного Поттера не так много настоящих друзей, а мы встретились в один из самых сложных моментов его жизни — на Тремудром Турнире. Возможно, я одна из немногих живущих, кто может сказать о себе, что знает настоящего Гарри Поттера.
Что сразу же подводит нас к слухам о последних часах Дамблдора. Верит ли Скитер, что Поттер присутствовал при его гибели?
— Ну, не хотелось бы слишком распространяться — все это есть в книге. Однако очевидцы в Хогвартсе видели, как Поттер убегал с места событий вскоре после того, как Дамблдор упал, прыгнул или же его столкнули с Астрономической башни. Позже Поттер дал показания против Северуса Снейпа, человека, с которым, как всем известно, он не ладит. Было ли все на самом деле так, как кажется? Это предстоит решать магическому сообществу — после того, как оно прочтет мою книгу.
На этой интригующей ноте я прощаюсь. Нет сомнений, что Скитер написала бестселлер, тираж которого разойдется мгновенно. А тем временем легионы почитателей Дамблдора могут трепетать в ожидании правды о своем герое, которая скоро выйдет наружу.
Гарри уже дочитал статью, но продолжал тупо пялиться на страницу. Его тошнило от ярости и отвращения; он скомкал газету и со всей силы швырнул об стену. Бумажный ком отскочил и упал в кучу мусора возле переполненной корзины.
Гарри расхаживал по комнате, не видя ничего перед собой. Он открывал пустые ящики стола, хватал то одну, то другую книгу, чтобы тут же положить ее обратно в стопку. Он едва понимал, что делает, — случайные фразы из интервью эхом отдавались в голове: «Целая глава посвящена отношениям Поттера и Дамблдора… Их называли нездоровыми и даже преступными… Он и сам в молодости баловался темными искусствами… У меня был доступ к источнику, за который большинство журналистов продали бы свою палочку…».
— Вранье! — заорал Гарри. Сосед из ближайшего дома, который как раз остановился, чтобы перезапустить газонокосилку, нервно огляделся по сторонам.
Гарри тяжело упал на кровать. Осколок зеркала отскочил в сторону; он подобрал его и стал вертеть в руках, думая о Дамблдоре, о клевете Скитер…
Ярчайшая синяя вспышка. Гарри словно заледенел, опять оцарапав порезанный палец о край стекла. Ему это наверняка почудилось. Он оглянулся через плечо — но стены были оклеены обоями грязно-персикового цвета, который выбрала тетя Петуния, и там не было ничего синего, что могло бы отразиться в стекле. Он опять заглянул в зеркало, но увидел лишь отражение своего собственного ярко-зеленого глаза.
Ему просто показалось, ничем иным это не объяснишь. Померещилось, потому что в тот момент он как раз думал о покойном директоре. И если в чем-то и можно было быть уверенным, так только в одном — ярко-синие глаза Альбуса Дамблдора больше никогда не посмотрят на него так, словно видят насквозь.[3]
Глава третья Отъезд Дурслей
Снизу донесся стук входной двери и окрик: «Эй! Ты!» За шестнадцать лет Гарри привык к такому обращению и не сомневался, что дядя зовет именно его, но откликнулся не сразу. Он все еще смотрел в осколок зеркала, где, как ему показалось на долю секунды, был виден глаз Дамблдора. Только когда дядя заорал: «Мальчишка!», Гарри медленно поднялся и направился к выходу из спальни, задержавшись, чтобы положить осколок в рюкзак, к собранным вещам.
— Что ты копаешься? — крикнул дядя Вернон, когда Гарри появился на верхней площадке. — Иди сюда, потолковать нужно.
Глубоко засунув руки в карманы джинсов, Гарри спустился по лестнице. Все трое Дурслей сидели в гостиной. Они были одеты для путешествия: дядя Вернон в светло-коричневую куртку на молнии, тетя Петуния в изящный плащ цвета лосося, а Дадли, здоровенный и накачанный блондинистый кузен Гарри, — в кожанку.
— Ну? — спросил Гарри.
— Сядь! — сказал дядя Вернон. Гарри приподнял брови. — Пожалуйста! — добавил дядя, слегка поморщившись, словно последнее слово застряло у него в глотке.
Гарри сел, догадываясь, о чем пойдет речь. Дядя Вернон принялся ходить по комнате под пристальными взглядами встревоженных тети Петунии и Дадли. В конце концов, сосредоточенно нахмурив широкое, побагровевшее лицо, дядя остановился перед Гарри и заговорил:
— Я передумал.
— Вот так сюрприз, — откликнулся Гарри.
— Не смей разговаривать таким тоном! — начала было визгливо отчитывать его тетя Петуния, но дядя Вернон взмахом руки оборвал ее.
— Вы все подстроили. — Дядя сверлил Гарри своими поросячьими глазками. — Я не верю ни единому слову. Мы никуда не едем!
Поведение дяди одновременно раздражало и забавляло Гарри — тот умудрялся менять свое решение каждые сутки в течение последних четырех недель и только и делал, что загружал, разгружал и снова загружал машину. Больше всего Гарри понравилось, как дядя Вернон, не подозревая, что Дадли после очередного распаковывания додумался положить в чемодан свои гири, попытался было сунуть его в багажник и грохнулся, страшно ругаясь и вопя от боли.
— По твоим словам, — сказал дядя, снова принимаясь ходить туда-сюда, — нам — мне, Петунии и Дадли — угрожает опасность. От… от…
— Некоторых людей «моего сорта», правильно, — сказал Гарри.
— Ну так вот — я в это не верю, — повторил дядя, снова остановившись перед племянником. — Я сегодня полночи не спал и понял, что все это — план по захвату дома.
— Дома? — переспросил Гарри. — Какого дома?
— Этого дома! — взвизгнул дядя Вернон. На лбу у него вздулись вены. — Нашего дома! Цены на жилье нынче взлетели до небес! Ты хочешь избавиться от нас и проделать хитрый фокус — не успеем мы и глазом моргнуть, как бумаги будут переписаны на твое имя и…
— Вы что, совсем с ума сошли?! — спросил Гарри. — План по захвату дома? Вы и правда, что ли, такой тупой, каким кажетесь?
— Да как ты смеешь?! — завопила было тетя Петуния, но Вернон
