Он протянул было правую руку, чтобы пожать Гаррину, но в последний момент, почувствовав, видимо, что не может, сжал в кулак — и она закачалась туда-сюда, как маятник.
— Ты готов, Даддичка? — спросила тетя Петуния, сосредоточенно возясь с застежкой сумки — что давало ей повод не смотреть на Гарри.
Дадли ничего не ответил — он просто стоял, слегка приоткрыв рот, и слегка напоминал Гарри великана Гроупа.
— Ну, тогда пойдем, — сказал дядя Вернон.
Он уже дошел до выхода из гостиной, когда Дадли пробормотал:
— Не понимаю.
— Что не понимаешь, пупсик? — тетя Петуния посмотрела на сына.
Дадли указал здоровой, словно кусок окорока, рукой на Гарри.
— Почему он не едет с нами?
Дядя Вернон и тетя Петуния замерли на месте, уставившись на сына так, словно он только что заявил о своем желании стать балериной.
— Что? — громко переспросил дядя Вернон.
— Почему он тоже не едет?
— Ну, он… не хочет. — Дядя Вернон, обернувшись, одарил Гарри сердитым взглядом и добавил: — Ты ведь не хочешь?
— Ни капельки, — ответил Гарри.
— Ну вот, — сказал дядя Вернон Дадли. — А теперь пойдем.
Он вышел из комнаты и уже открыл входную дверь, но Дадли так и не тронулся с места, и тетя Петуния, пройдя несколько шагов, тоже остановилась.
— Что еще? — рявкнул дядя, появляясь на пороге.
Казалось, Дадли пытался осознать что-то настолько для себя сложное, что у него никак не получалось выразить это словами. После нескольких мгновений очевидно болезненной внутренней борьбы он наконец выдал:
— А он куда отправится?
Дядя с тетей переглянулись. Было совершенно очевидно, что Дадли начал их пугать. Гестия Джонс нарушила тишину:
— Но… Вы ведь знаете, конечно, куда направляется ваш племянник? — Ее голос звучал совершенно ошеломленно.
— Конечно, знаем, — ответил Вернон Дурсли. — Он отправляется к кому-нибудь из людей вашего сорта, так ведь? А теперь, Дадли, давай быстро в машину — ты же слышал, у нас мало времени.
И снова дядя Вернон дошел до входной двери, но Дадли так и не пошевелился.
— К кому-нибудь из людей нашего сорта? — Гестия выглядела совершенно разъяренной.
Гарри уже сталкивался с такой реакцией — волшебников и ведьм обычно поражало то, с каким равнодушием ближайшие родственники относились к судьбе знаменитого Гарри Поттера.
— Да все в порядке, — вмешался он. — Это не важно, правда!
— Не важно? — повторила Гестия, намеренно повышая голос. — Эти люди что, не понимают, что тебе пришлось пережить? В какой ты находишься опасности? Какое уникальное положение ты занимаешь в сердцах борцов с Волдемортом?!
— Э… Нет, не понимают. Вообще-то они думают, что я — полное ничтожество, но я к этому привык.
— Я не думаю, что ты полное ничтожество.
Если бы Гарри не видел, как двигались губы Дадли, он бы просто в это не поверил. Он смотрел на кузена в течение нескольких секунд, прежде чем осознал, что это говорил именно он. Дадли залился краской, Гарри и сам почувствовал себя совершенно ошеломленным и смущенным.
— Ну… э… спасибо, Дадли.
И снова, похоже, Дадли одолели мысли, которые было слишком сложно выразить словами. В конце концов он пробормотал:
— Ты спас мне жизнь.
— Не совсем. Дементор забрал бы у тебя только душу.
Гарри с любопытством посмотрел на кузена. Два последних года они практически не общались, учитывая то, как мало времени Гарри проводил на Тисовой улице — к тому же практически не выходя из своей комнаты. И только сейчас до Гарри дошло, что чашка с холодным чаем, о которую он споткнулся, выходя из спальни, возможно, была вовсе не глупой ловушкой. Он был очень тронут и в то же время чувствовал облегчение от того, что Дадли, судя по всему, исчерпал все возможности выражения чувств. Кузен еще несколько раз попытался было открыть рот, но в результате так и не произнес ни слова и молча стоял с пылающими щеками.
Тетя Петуния разразилась рыданиями. Гестия Джонс одарила было ее одобрительным взглядом, но он тут же сменился яростью, как только тетя подбежала не к Гарри, а к Дадли — и заключила сына в объятья.
— Чу-у… чудесный ты мой Дадлюсик, — всхлипывала она, уткнувшись в широкую грудь. — Такой милый ма-а-альчик! Спа… спасибо сказал!
— Да он вообще не говорил «спасибо»! — возмущенно воскликнула Гестия. — Он просто сказал, что не считает Гарри полным ничтожеством.
— Да, но то, что это сказал Дадли… Считайте, что он мне в любви признался, — произнес Гарри. Он был раздражен, но в то же время ему хотелось смеяться, глядя на тетю Петунию, которая обнимала Дадли так, словно тот только что вытащил Гарри из горящего дома.
— Мы идем или нет? — громыхнул дядя Вернон, снова появляясь на пороге гостиной. — Я думал, что у нас очень мало времени.
— Да… да, верно, — подтвердил Дедалус Диггл. Он наблюдал за разворачивающейся сценой с искренним изумлением, но сейчас, похоже, пришел в себя. — Нам и правда пора. Гарри…
Споткнувшись, он полетел вперед и обхватил руку Гарри обеими своими.
— Удачи! Надеюсь, мы еще увидимся. Все чаяния магического мира лежат сейчас на твоих плечах.
— А, — сказал Гарри, — ну да. Спасибо.
— Счастливо, Гарри! — Гестия тоже пожала ему руку. — Мысленно мы будем с тобой.
— Надеюсь, все будет в порядке, — сказал Гарри, взглянув в сторону тети Петунии и Дадли.
— Уверен, что мы расстанемся лучшими друзьями. — Дедалус махнул шляпой на прощание и вышел из комнаты. Гестия последовала за ним.
Дадли мягко высвободился из объятий матери и направился к Гарри, который с трудом подавил желание пригрозить ему магией. Кузен протянул большую розовую руку.
— Ну ты даешь, Дадли! — сказал Гарри на фоне возобновившихся рыданий тети Петунии. — Тебя что, дементоры подменили?
— Не знаю, — пробормотал Дадли. — Увидимся.
— Ага, — ответил Гарри, отвечая на рукопожатие. — Может быть… Бывай, большой Ди.
Дадли чуть было не улыбнулся и, неуклюже переваливаясь, вышел из комнаты. Гарри услышал его тяжелые шаги по гравию, а затем стук дверцы автомобиля.
Тетя Петуния, рыдавшая в платочек, при этом звуке подняла голову. Похоже, она не ожидала, что останется наедине с Гарри.
— Ну… до свидания, — сказала она и, не глядя на него, направилась к выходу.
— До свидания, — ответил Гарри.
Она остановилась и обернулась. На какое-то мгновение у Гарри появилось странное чувство, что она хочет что-то ему сказать. Она бросила на него странный, неуверенный взгляд и несколько секунд словно балансировала на грани слов, но затем слегка тряхнула головой и вышла вслед за мужем и сыном.[4]
Глава четвертая — Семь Поттеров
Гарри взбежал вверх по лестнице в свою комнату и успел к окну как раз в тот момент, когда машина Дурслей выехала на дорогу. На заднем сидении между тётей Петунией и Дадли можно было разглядеть цилиндр Дедалуса. В конце Тисовой улицы машина свернула направо, на какую-то секунду ее окна полыхнули багрянцем в свете заходящего солнца, и она исчезла из вида.
Гарри взял клетку с Хедвиг, Молнию и рюкзак, в последний раз оглядел свою непривычно чистую комнату, затем неуклюже потащил все это в прихожую и пристроил возле нижней ступеньки. Быстро темнело, в сумерках прихожую заполонили тени. Так странно было стоять здесь в тишине, зная, что покидаешь этот дом в последний раз. Когда-то давно, когда Дурсли, уезжая повеселиться, оставляли его одного, часы, проведенные в одиночестве, приносили радость. Отвлекаясь только, чтобы стащить что-нибудь вкусное из холодильника, Гарри мчался наверх поиграть на компьютере Дадли или включал телевизор и щелкал по каналам в свое удовольствие. Эти воспоминания принесли с собой странное чувство потери, как если бы он вспоминал своего утерянного братишку.
— Не хочешь в последний раз взглянуть на этот дом? — спросил он у Хедвиг, которая по-прежнему была не в духе и прятала голову под крыло. — Мы уже никогда сюда не вернемся. Разве тебе не хочется вспомнить то хорошее, что здесь было? Вот, скажем, этот коврик. Сколько воспоминаний… Дадли вырвало на этом коврике, когда я спас его от дементоров… Получается, он был благодарен мне, несмотря ни на что, представляешь?.. А прошлым летом Дамблдор вошел в эту дверь…
Гарри на мгновение потерял ход мыслей, но Хедвиг не стала ему помогать и продолжала прятать голову под крыло. Гарри повернулся к двери спиной.
— А здесь, Хедвиг, — Гарри открыл дверцу под лестницей, — здесь я спал! Ты меня тогда еще не знала… Ух ты, как же здесь тесно, я и забыл…
Гарри оглядел ряды старой обуви и зонтиков, вспоминая, как просыпался тут каждое утро, упираясь взглядом в ступеньки над ним, чаще всего украшенные одним-двумя паучками. Это было задолго до того, как Гарри узнал, кто же он на самом деле, как именно погибли его родители и почему вокруг него часто случались странные вещи. Но он до сих пор помнил сны, преследовавшие его тогда: странные сны со вспышками зеленого света, а однажды — дядя Вернон чуть не разбил машину, когда Гарри упомянул об этом, — даже с летающим мотоциклом…
Внезапно где-то поблизости раздался оглушительный шум. Гарри резко выпрямился, приложившись макушкой о невысокий дверной косяк. Он замер на мгновение, а потом, отведя душу парочкой отборных ругательств дядюшки Вернона, метнулся на кухню, держась за голову, и попытался сквозь окно разглядеть, что происходит на заднем дворе.
Темнота вдруг покрылась рябью, воздух задрожал. Затем с негромкими хлопками, друг за другом, по мере того как спадали чары невидимости, стали
