— А вам пора его заработать, — ответил Гарри.
Пол задрожал; послышался топот бегущих ног, дверь гостиной распахнулась, и влетели мистер и миссис Висли.
— Мы… нам показалось, нам послышалось… — начал мистер Висли, в большой тревоге глядя на Гарри и министра, стоящих буквально нос к носу.
— …разговор на повышенных тонах, — пропыхтела миссис Висли.
Скримджер на пару шагов отступил от Гарри, бросив взгляд на дырку, которую он сделал на Гарриной тенниске. Казалось, он жалеет, что вышел из себя.
— Ничего… ничего не было, — проворчал он. — Я… сожалею о вашем отношении, — продолжил он, снова глядя Гарри в лицо. — Вы, похоже, считаете, что Министерство хочет не того же, чего вы… чего хотел Дамблдор. Мы должны трудиться вместе.
— Мне не нравятся ваши методы, Министр, — сказал Гарри, — помните?
Во второй раз он поднял правую руку и показал Скримджеру шрам, который всё ещё белел на тыльной стороне кисти, складываясь в слова:
— Что ему было надо? — спросил мистер Висли, оглядывая со всех сторон Гарри, Рона и Эрмиону, когда миссис Висли торопливо вернулась в гостиную.
— Вручить нам то, что Дамблдор нам завещал, — сказал Гарри. — Они только сейчас собрались исполнить его последнюю волю.
Снаружи, в саду, три вещи, переданные Скримджером, поплыли над столами из рук в руки. Каждый восторженно ахал над Гасилкой и
Все ели быстрее обычного, и, после торопливо пропетого «С днём рожденья» и поспешного поедания пирога, завершили вечеринку. Хагрид, приглашённый на завтрашнюю свадьбу, но более чем великоватый, чтобы лечь спать в переполненной Норе, отправился ставить себе палатку в поле по соседству.
— Собираемся наверху, — шепнул Гарри Эрмионе, пока они помогали миссис Висли привести сад в исходный вид, — когда все спать лягут.
В комнате под чердаком Рон проверил Гасилку, а Гарри наполнил Хагридов кошелёк, не золотом, а теми вещицами, которые для него были дороже всего, хотя и бесполезными на вид: среди них были Карта Грабителя, осколок Сириусова зачарованного зеркала, и медальон, который оставил Р.А.Б. Он туго затянул завязку и надел тесёмку на шею, потом уселся, взяв в руку Снитч, и наблюдая, как тот вяло шевелит крылышками. Наконец Эрмиона тихо постучала в дверь и на цыпочках проскользнула внутрь.
—
— Вроде ты не одобряла это заклинание? — сказал Рон.
— Времена меняются, — ответила Эрмиона. — Давай, показывай Гасилку.
Рон мигом повиновался. Держа Гасилку перед собой, он щёлкнул, и та единственная лампа, которую они зажгли, тут же погасла.
— Вообще-то, — прошептала Эрмиона во мраке, — это можно сделать и Перуанским Порошком Мгновенной Темноты.
Щёлкнуло, и маленький шарик огня взлетел к потолку и снова всех осветил.
— Всё равно круто, — сказал Рон, словно оправдываясь, — и, как там говорили, Дамблдор сам её изобрёл!
— Знаю, но он наверняка упомянул тебя в завещании не только затем, чтобы помочь нам лампочки гасить!
— Как ты думаешь, он знал, что Министерство заберёт его завещание и исследует всё, что он нам оставил? — спросил Гарри.
— Определённо, — сказала Эрмиона. — Он не мог сообщить нам в завещании, зачем он всё это нам оставляет, но завещание не говорит нам…
— …почему он даже не намекнул нам, пока был жив? — спросил Рон.
— Именно так, — ответила Эрмиона, перелистывая
— Тогда он ошибался, скажешь нет? — заявил Рон. — Я всегда говорил, что он чокнутый. Гениальный и всё такое, но — того. Оставить Гарри старый Снитч — какого это чёрта значит?
— Я без понятия, — сказала Эрмиона. — Когда Скримджер заставил тебя, Гарри, его взять, я была совершенно уверена, что что-то должно произойти!
— Ага, — сказал Гарри; его сердце забилось быстрей, когда он поднял зажатый в пальцах Снитч. — Вот только мне ж не следовало очень стараться перед Скримджером, правда?
— Ты это о чём? — спросила Эрмиона.
— Снитч, который я поймал в своём первом Квиддитчном матче? — сказал Гарри. — Не помните?
Эрмиона откровенно недоумевала. Зато Рон, открыв рот, взволнованно указывал пальцем то на Гарри, то на Снитч, пока не обрёл дар речи:
— Это тот самый, который ты чуть не проглотил?
— Точно, — сказал Гарри и, с колотящимся сердцем, прижал Снитч к губам.
Снитч не открылся. Внутри у Гарри закипели разочарование и горечь. Он опустил золотой шарик, но тут Эрмиона вскрикнула: — Надпись! На нём написано, смотри быстрей!
От удивления и волнения Гарри чуть не уронил Снитч. Эрмиона была права. На гладкой золотой поверхности, где секунду назад ничего не было, теперь были вырезаны четыре слова тонким летучим почерком, в котором Гарри узнал руку Дамблдора:
Гарри едва успел их прочитать, как они снова пропали.
— «Я открываюсь в конце'… Что это должно значить?
Эрмиона и Рон покачали головами, в совершеннгом недоумении.
— Я открываюсь в конце… в конце… я открываюсь в конце…
Но сколько бы раз они не повторяли эти слова, по-всякому меняя интонацию, они всё равно не могли вытянуть из них больше ничего.
— А тут ещё меч, — подытожил Рон, когда они наконец оставили попытки извлечь тайный смысл из надписи на Снитче, — почему он хотел, чтобы у Гарри был меч?
— И почему он просто не мог мне сказать? — тихо проговорил Гарри. — Я
Он чувствовал себя как на экзамене: знаешь, что должен знать ответ, но мозг туп и не соображает. Было ли в его долгих беседах с Дамблдором в том году что-то такое, что он упустил? Может, он должен был знать, что всё это значит? И Дамблдор надеялся, что он поймет?
— А книга вот эта, — сказала Эрмиона, —
— Никогда не слышала про
— Нет-нет, — удивлённо сказала Эрмиона, — а ты их, выходит, знаешь?
— Ну, ещё бы не знал!
Гарри это показалось забавным: чтобы Рон прочитал книгу, неизвестную Эрмионе — такого ещё не бывало. А Рона, наоборот, ошеломило их изумление:
— Ну вы даёте! Ведь все старые сказки для малышни, они же считаются Бидловыми, разве нет? «Фонтан Чистой Удачи'… «Волшебник и Горшок-Прыгушок'… «Малышка Зайчишка и её Пень-хохотун'…