никогда не поймет того, что она чувствовала, потеряв любимого человека. Он никогда не поверит, что ее не удивило завещание Шахова. Ему и в голову не приходит, что она отдала бы все за то, чтобы Дмитрий сейчас был рядом, а она оставалась его серой тенью, его тайной, его спасением. Арсеньев не узнает, что она была бы готова написать еще не один роман, только бы видеть счастливые глаза Шахова, хоть изредка слышать слова благодарности и восхищения ее талантом, терпением, преданностью.
Задумавшись, Воробьева не замечала, каким пристальным взглядом следит за ее лицом Алексей Викторович. У нее по-прежнему были очень грустные глаза, но они делали ее еще прекраснее. Арсеньев вслушивался в невероятно сексуальный тембр голоса Полины, то и дело теряя нить разговора. Воробьева не замечала, что собеседник витает где-то в своих мыслях, она была слишком взволнованна. В тот день ей было позволено говорить все, но ее это не радовало. Не так все должно было сложиться, совсем не так.
Арсеньев улыбался и старался быть предупредительным. В сложившейся ситуации от Полины зависело слишком многое. Собственно, она была спасением для издательства с его наполеоновскими планами. Шахов принадлежал к тому типу авторов, потерять которого означало получить огромную прореху в канве выгодного сотрудничества. Воробьева помогла ее закрыть без потерь. Теперь, когда последний роман Шахова получил огромный резонанс как от читателей, так и от критиков, Арсеньев вспоминал, что Полина говорила о новой работе, которая произведет эффект разорвавшейся бомбы. Женщина была так убедительна, а он тогда так зол, что не мог ей поверить. Пока все, о чем говорила Воробьева, сбывалось: роман Шахова вышел в нужные сроки, получил широкую известность, был на «ура» принят читателями. Теперь было бы неплохо вернуться к обещанному шедевру. Ну, тому, лучше которого еще никто не написал. Необычайная самоуверенность Полины даже нравилась Алексею Викторовичу. Гораздо интереснее работать с авторами, уверенными в себе, а не пресмыкающимися, не втягивающими голову в плечи.
– Алексей Викторович! – постучав, в кабинет зашла Тина.
– Да?
– В приемной Воробьева. Она спрашивает, когда вы сможете уделить ей время?
– Сейчас.
Арсеньев потирал руки. Наверное, где-то в пространстве вариантов планы Полины и Алексея Викторовича пересеклись. Только этим могло объясняться ее появление в стенах издательского дома именно тогда, когда Арсеньев был готов продолжить тот уже кажущийся давним разговор.
Сначала они обменялись общими фразами о просыпающейся природе, наполненной запахами свежести и согревающейся после снежных покрывал земли. Полина почувствовала некоторую напряженность, когда речь зашла о Шахове. Арсеньев словно забыл о том, что этот автор помог получить издательству головокружительную прибыль. Алексей Викторович говорил с такими интонациями, что Полина решилась перебить его:
– Я хотела бы напомнить, что Дмитрий Павлович погиб… – Голубые глаза вонзились в Арсеньева словно два острых копья.
Он почувствовал неловкость и поспешил перевести разговор на интересующую его тему.
– Ни на минуту не забываю об этом. – Арсеньев отвел взгляд. – Оценить потерю невозможно. Может быть, со временем… Хотя что это изменит.
– Для него время остановилось, но не для меня!
– Разумеется.
– Я должна сделать то, что задумала, и для этого мне нужны вы, Алексей Викторович. – Она говорила так, как будто сама была директором издательства и выступала с предложением, от которого нельзя отказываться. Именно так и почувствовал себя Арсеньев. Внутреннее напряжение достигло апогея. Скрывать его становилось все труднее.
– Могу я предположить, что мы подошли к тому, ради чего вы здесь, Полина Сергеевна?
– Да, я… – Полина собралась с духом. – Это очень важно не только для меня…
– Смелее, Полина Сергеевна!
– Я принесу вам свой роман. Тот, о котором говорила осенью. Он практически готов.
– Какая работоспособность! Как вам это удалось?
– Я спала по три часа в сутки. Писала как одержимая, писало мое сердце, моя душа… – Полина почувствовала, как колючий комок встал в горле. Разве могла она объяснить Арсеньеву, что ее роман – последнее «прости» ее любви.
– Наверняка получилось искренно…
– Надеюсь. Вспомните наш последний разговор. Мы договаривались… Вернее, я говорила, а вы как бы не возражали.
– Планы издательства расписаны до конца года. Кому, как не вам, знать это, Полина Сергеевна. Думаю, нам обоим нужна небольшая передышка. Вам – чтобы идеально вычитать ваш роман.
– Вы ищете повод отказать?
– На самом деле… Скоро вы сможете издать что угодно и в каком угодно издательстве. Почему «Атолл»?
– Честно говоря, я не собираюсь обогащаться за счет свалившегося на голову наследства. – Полина развела руки. – Не знаю, как вам это объяснить, но решение я приняла сразу. Практически все деньги пойдут на лечение детей, тех, кому нужна экстренная помощь, для кого дорогостоящая операция – вопрос жизни и смерти. Очень небольшую часть я оставлю себе, вернее, в семье. Мне лично не нужны эти деньги, недвижимость. Не в этом счастье.
– Это ваш выбор.
– Итак, мы будем сотрудничать?
Арсеньев почувствовал холодок, прошедший по конечностям, ему не хотелось ошибиться и отказаться от выгодного предложения. Он совершенно спокойно мог наплевать на свое обещание. Арсеньев представляет интересы издательства, а значит, должен быть беспристрастен и в какой-то степени циничен. Никаких эмоций. Воробьевой нужно одно, ему – другое. Хотя, кажется, она не из тех, кто бросается словами. Стоит ли отказываться от того, что принесет прибыль? Арсеньев обратился к никогда не подводившей его интуиции.
– Я подумала, что именно вам будет выгодно взять мою рукопись в работу. Это звено одной цепи, той, в которой главная роль принадлежит Шахову.
– Шахову? – Арсеньев запутался.
– Именно так. А дальше – хорошая рекламная кампания и… Кому я говорю об этом? Вы ведь знаете, как зажигать звезды…
– Хорошо. Мы попытаемся сделать так, чтобы ваш роман увидел свет к концу года. Прекрасное время для начала славных дел. Дело за вами.
– У меня все практически готово.
– Вы хотите оставить Вилена Евсеевича без работы?
– Если можно, пусть ответственным редактором будет Марк Иосифович. – Полина пристально смотрела на Арсеньева. Для нее этот выбор был важен. Марк Иосифович, сам того не зная, помог ей выстоять. Это он заметил, что ей давно пора писать. Может, он догадывался о том, что Полина надеялась сохранить в тайне ото всех?
– Вы мне все больше и больше нравитесь, Полина Сергеевна.
– Это не обязательно. – Воробьева поднялась, давая понять, что разговор окончен.
– Тогда, как говорится, остаюсь в ожидании… – Арсеньев улыбнулся. – Нелегкое дело, согласитесь?
– Я оправдаю ваши ожидания.
– Знаете, роман получит признание лишь в том случае, если он написан в стиле Шахова. Для всех нас он – планка, ниже которой уже провал.
– Как вы сказали? «В стиле Шахова»? Тогда можете не беспокоиться. – Полина улыбнулась, глядя куда- то вдаль, словно только ей было дано видеть это загадочное нечто.
– Неужели мои догадки… – Арсеньев прищурился, стараясь поймать взгляд Воробьевой. – Тогда многое проясняется.
– Есть одно маленькое «но». Это даже не условие, а жизненно важное обстоятельство. – Полина не
