все испоганить.
Вот мы идем э… под внутренним девизом; Легион, Империя, Христианство. Не, нормально? Тоже мне, мля, беспокойная комсомольская юность. Чую, что перекликается оно с ранешним: ПРАВОСЛАВИЕ, САМОДЕРЖАВИЕ, НАРОДНОСТЬ. Потому что я — за ИМПЕРИЮ. А это значит — за порядок и закон. Терпеть такой бардак как здесь? Не, это и правда «Мечта беспредельщиков».
На третий день попалась деревенька. Хатки-мазанки, шинок, поля кругом, сады… — красота. Так — нет, посреди площади происходит судилище. Именно так я разглядел происходящее. Куча народу среди бела дня ни хрена не делает — что это ещё может быть? Уж всяко не праздник. Накрытых столов я не заметил. Поехали посмотреть. Поехали бы и так, но тут — повод!
Деревенька на полста домов. Чем-то действительно напоминала украинское село. То, каким я его помнил по детству. Красиво — строем вошли. Вбил Легат за пару дней во всех понятие дисциплины и строя. Картина маслом.
Вижу мужик — лет тридцати, патлатый, с испитой рожей, в синем засаленном кафтане, серых штанах, отличных сапогах и с обязательным мечом-палашом на боку. Сидел он посреди площади на кресле. Ага, и похоже вершил суд. На нас уставились весьма недовольно. Но у нас семьдесят рыл, против их тридцати. Хотя все и с огнестрелом.
Колонна раздвинулась и тут выезжаю я — на белом коне. Спешиваюсь. Мужик смотрит недовольно. Рядом с ним пятерка телохранителей. Да уж, лица не омрачены печатью интеллекта и высокой нравственности. Перед ним парень со связанными руками и девчонка. Видно, что я прервал разговор на самом интересном месте. Ага, позади скромно притулился местный священник. Эдакая серенькая мышка с постной рожей... килограмм на сто тридцать, не меньше. Скромняга…
— Ну и что тут происходит? — задаю я вопрос эдаким капризным тоном.
— Ты кто такой?! — с покрасневшей от бешенства рожей слышу в ответ на свой вежливый вопрос.
— Снова, мля за рыбу деньги… Центурион!
— Я! — ко мне подскакивает Ас Малыш.
— У тебя десять секунд объяснить, — я презрительно искривился, — …этому. Кто я такой.
— Есть!
Никто ничего не успел — ни сообразить, ни среагировать. Как двухметровый живой таран срывается с места, подлетает к креслу с сидящим мужиком… Да-а, такому молодецкому пинку мог позавидовать даже нападающий нашей сборной. Ближайший метр мужик проделал по воздуху. Вместе с креслом…
Не обращая ни на кого внимания Малыш подскакивает к слегка посиневшему лежащему на земле терпиле, так и не выпустившем ручек кресла и хватая его за грудки — с легкостью вздергивает в воздух.
— Перед тобой, бхыч[11] — сам Наместник! Наместник — этой планеты!!! Ты понял, животное!!!
— А хорошо сказал, — повернувшись к Баярду, лениво произношу я. — Даже я б наверное, лучше не смог сказать.
— У него несомненный талант, — соглашается он. — Но смею заметить, что перед ним, явно благородный человек и не стоило бы так не куртуазно.
— Бросьте, Легат. Краткость — сестра таланта.
— Да, но это вовсе не значит, что талант — брат краткости. Однако… цель быстро достигнута… пусть э… и не демократичными методами.
Между тем Малыш, стоя перед нами, продолжал не без удовольствия общаться с благородным:
— Обращаться к олу Наместнику исключительно — «Ваша Сиятельство». Теперь кивни — если понял.
Полузадушенный мужик кивнул и наконец-то отпустил ручки кресла. Оно тут же с грохотом покатилось по земле.
— В его присутствии только — стоять! Понял?! Кивни!
Опять кивок. После чего Малыш жизнерадостно отбрасывает его тушку в сторону. Едва он «отпустил» тело, как пара телохранителей выхватывает пистолеты, и решают пристрелить в святотатца, покусившегося на патрона.
«Тук-тук» — простучал игольник Дживса. И на земле уже дико корчатся от боли три тела. До остальных быстро дошло и шаловливые ручонки от оружия моментально отдернулись.
— Какое неуважение, сэр, — осуждающе обратился ко мне Дживс. — Вмешиваться слугам в разговор двух джентльменов… Простите, сэр, но мне невольно пришлось вмешаться, — чопорно добавил он сохраняя абсолютно серьезную мину верного слуги.
— Благодарю вас, Пасс, — я чуть поклонился. — Вы как всегда вовремя.
С трудом собрав конечности в кучу, наконец-то на ноги поднялся «потерпевший». Он несколько расфокусировано смотрел по сторонам, ибо глаза слегка смотрели в разные стороны. Наконец он утвердился на ногах. Его лицо выразило целую гамму чувств, как не странно, но радость в этом перечне отсутствовала.
Народ вокруг с очень разнообразными чувствами наблюдал за беседой. Легионеры открыто скалились, воины дворянина несколько затравлено поглядывали по сторонам. Местные прятали ухмылки, но смотрели с явным одобрением. Было видно, что местный святоша негодовал, но пока опасался, что-то сказать.
— Итак, я задал вопрос: Что здесь происходит?
— Сын мой, здесь сеньор — вершит свой суд, — мягким и улещивающим тоном ответил мне святой отец.
Я с дерзкой ухмылкой повернул голову в его сторону: — Мой папа давно умер. А ты монах, похоже, не слышал, как ко мне обращаться? Центурион!
— Я!
— Тут ещё один глухой попался — объясни ему, как ко мне обращаться.
— Есть!
— Я духовная особа — и мирянам запрещено меня касаться! — в безуспешной надежде остановить живой таран возопил святоша. Но его выдали глаза — слишком равнодушный и цепкий взгляд.
Малыш подскакивает к нему… Ну вот! И в руках святоши как по волшебству появляется длинный кинжал. По тому, как он его держит, по тому, как он перетек в стойку… понятно, что владеет он им явно не хуже, чем молитвой. Левой рукой он вытаскивает медальон и уже слегка презрительно бросает:
— Орден Света…
Малыш тормозит и беспомощно оглядывается на меня в растерянности. О, про этих — я слышал. Хороший персонаж нужный …информированный.
— Малыш — назад! — командую я.
В глазах орденца появляется презрение и явное превосходство на морде. Тут о его «конторе» знают все, и никто в здравом уме не станет с ним связываться. Ибо последствия будут весьма и весьма жестокими.
Ну-ну... Я поворачиваю голову налево и негромко командую:
— Отче, тут грешник — по твоему профилю. Только помни — он ещё должен успеть покаяться.
— Непременно…
Пройдя сквозь расступившуюся толпу, Отче подходит к орденцу:
— Брось нож и покайся, сын мой…
Вот это — класс!!! Настолько ошарашенной морды я давно не видел. Я отвернулся, ладно они оба там — духовного звания и без меня разберутся. И почему-то я уверен, что Симеон гораздо святее и быстрее докажет большую святость тазера над кинжалом.
Пока наше внимание было занято орденцем, местный сеньор несколько пришел в себя, и даже успел слегка отряхнуться. Я махнул рукой, и Малыш принес мне кресло, в котором до этого сидел местный. Я вальяжно уселся и даже устало вытянул ноги. «Этот» естественно остался стоять, катая желваки недовольства.
— Итак, что здесь происходит? — абсолютно нейтральным тоном повторяю я вопрос, для дворянина, смотря при этом на него как на пустое место.
