— Суд. Здесь происходит суд сеньора! И я в своем праве!
— Ты забыл добавить — «Ваше Сиятельство», — презрительно добавил я. — Ещё раз забудешь… и я напомню. Только тебе об этом будет очень больно вспоминать. Понял?
— Да …Ваше Сиятельство.
Эк, его колбасит. Так «опустили» при всех. Мужика аж потряхивает ненависти, но в глубине глаз он прячет страх. Я не только вижу, я ощущаю его — четко, как эмоцию у снука. Только вспомнил их, как они тут как тут — сели рядом и излучают радость и желание что-то сделать для меня.
«Сидеть»,— мысленно скомандовал я, и эта парочка почти синхронно уселась по сторонам, очень недоверчиво поглядывая на всех. Они были готовы рвать любого, кто может угрожать мне. Народ весьма почтительно смотрел на них. Командовать напрямую «собачками» — тут почти никто не мог. Для этого использовали «Погонщиков» и вот уже через них — передавали приказ. Так что для местных это было маленьким чудом. Снуков можно сравнить с земными тиграми — вроде и знакомое животное, но как не корми, если что — порвет, и даже не поморщится. Дикое и опасное животное.
— Теперь представьтесь…
— Граф Глеок, …Ваше Сиятельство, — он горделиво приосанился.
— О как! Удачно… а теперь расскажите кого и за что вы судите. Ну… и каково решение …хм … суда.
Граф с удовольствием рассказал. Да уж, правосудие тут весьма своеобразное, как и прегрешения…
Короче, молодая парочка, что тут стоит, совершила страшное преступление. Поскольку графом было введено «право первой ночи», а парочка поженилась и… правом первой ночи уже не было смысла пользоваться — им воспользовался муж. Вот теперь «преступников» осудили. Парня ожидала — веревка. Девчонку — вечное рабство в замке.
— А как же милосердие церкви? — и я покосился в сторону проигравшего теологический спор орденца. Он уже валялся на земле перевязанный и упакованный как бандероль.
— А причем тут она? Церковь одобряет права сеньора!
— Жаль…
— Чего?
— Жаль, что этого не одобряет новый Наместник и законы Империи.
— И что?
Я встал и торжественно объявил:
— Человек Глеок — бывший граф. Виновен! Виновен — в присвоении себе прав суда. Наказание… — лишение чести, всех прав состояния и имущества. Приговаривается к повешению. Немедленно! Взять его!
К бывшему графу подскочили двое легионеров и ловко связали руки. На лице графа после моих слов было написано столь великое изумление, что он даже не сопротивлялся.
— Дош, палач! — прокричал я.
— Я здесь Ваше Сиятельство!
— Этот человек твой. Повесить немедленно!
— Это не по закону! — заорал внезапно осознавший свое положение граф. — Смилуйтесь!
— «Церковь одобряет права сеньора!», — процитировал я его самого. — Впрочем, с церковью мы разберемся чуть позже…, — пробормотал я вполголоса. — Вы как — святой отец, со мной согласны?
Увязанная тушка святого отца, валяющаяся неподалеку на земле с забитым кляпом ртом, только дико пучила глаза и мычала.
— Вот видите господин, бывший граф… — церковь со мной абсолютно согласна! Вешайте!
Глава 23.
Маркетинг - это умение продать стереотелевизор Кутузову
Шульцен Бойзен
Ну что я могу сказать. Как там было в газетах? «Весь советский народ, в том числе и антагский, воспринял доклад товарища Н.С. Хрущева Терновского с огромным воодушевлением, с чувством безграничной благодарности партии и правительству». Красота! Лучше и не скажешь. Главное почти ни слова лжи.
Вздернули графа при огромном стечении народа. Надо отдать ему должное — собрался перед смертью. Не унижался. Умолял только об одном — казнить его мечом. Увы, даже в такой малости я не мог пойти ему навстречу. Закон, есть закон. Поскольку он был лишен всех прав — значит, был уже простолюдином. А им положена только веревка.
Ах да, рядом с ним повисли ещё четверо. Я после оглашения приговора — открыл открытую приёмную Наместника и позволил жаловаться на всё. Думал, никто не рискнет. Ничего подобного. На меня вывалили такой ворох негатива, что становилось вообще непонятно, как они тут жили. Беспредел — в роли закона! Ну телохраны — понятно. Эти сразу последовали за патроном, кроме одного. Двое воинов тоже отличись на фоне насилия над селянками — этих я приказал кастрировать. Выживут, не выживут — их счастье. Как говорится: «Лучше быть самой нелюбимой женой в гареме у султана, чем главным евнухом». Но эти такого выбора были лишены.
Оставшиеся больше двух десятков бойцов гарнизона приняли присягу Империи и влились в Легион. Трое предпочло уйти «на вольные хлеба».
Волевым решением подтвердил назначение старосты. Назначил судью — какого-то старого, но уважаемого дедка. Стоя на площади, я толкаю на прощание речь.
— Имперский Судья — это звучит гордо! — обращаюсь я к нему. (Народ вокруг очень внимательно слушает).
— Ваше Сиятельство, а как же судить-то? — спрашивает он меня. — Законов-то я ить не знаю.
— По совести судите, Ваша Честь. И главное — судить можете любого! Любое Ваше решение — решение Наместника, — и тычу себя пальцем в грудь. — Отменить его — могу только я. Более никому Ваша Честь не подчиняется. Ваша жизнь и имущество — охраняется всей мощью Империи. И, — я возвышаю голос, чтоб слышно было всем, — ЛЮБОЙ покусившийся на Вашу жизнь или посмевший оспорить Ваше решение — считается государственным изменником и будет иметь дело со всей карательной мощью Империи.
Селяне, да и воины слушали меня как фанаты рок-идола на концерте.
— Слушайте все! И передайте другим — на эту землю пришла Империя! А это значит пришел — ЗАКОН! Плохой или хороший, но он ОДИН — ДЛЯ ВСЕХ!!! Для всех!!!
— Dixi!
Мы поехали к замку. Брать его под мою руку. Поскольку конфискуемое имущество отходит государству, а государство — это я. Вывод понятен, даже для блондинки.
— Святого отца надо осудить и казнить здесь, — подкатил ко мне мой личный вассал Шрам.
— А смысл?
— Так или иначе, мы столкнемся со всей мощью Ордена. Бойцов там много и воины они серьезные.
— Ты пугать, что ли меня решил?
— Нет. Я просто беспокоюсь за вашу жизнь.
— Забудь. Я тебе по секрету скажу — я в состоянии сжечь их всех… если надо будет, то и вместе с их замком. Ты не видел и десятой доли мощи Империи.
Он с большим сомнением посмотрел на меня.
