О! Тут каждая строчка – просто поток ассоциаций и воспоминаний!
«Кто виноват, что ты устал,
Что не нашел, чего так ждал,
Всё потерял, что так искал,
Поднялся в небо и упал».
– Что ты испытываешь сейчас?
Наша первая совместная ночь. Первый раз с тобой. И мы принадлежим друг другу – до самого рассвета.
– Что я испытываю? Я поднимаюсь в небо. И падаю.
– И снова взлетаешь?
– С тобой – да… И знаешь…
– Что?
– Я так безумно боюсь потерять это ощущение падения… В небо…
'И меркнет свет, и молкнут звуки'.
– Почему ты так не любишь заниматься любовью при свете?
– Потому что Света будет тут лишней.
– Тьфу! Я серьезно…
– Не знаю. В полумраке все… так романтично.
'Но долог день, и ночь пуста,
Забиты теплые места'.
Третий день без тебя… Ты в командировке. И хоть ты звонишь каждый день, у меня ощущение, что нас разделяют не жалкие десятки километров, а пропасть длиною в жизнь.
– Мне без тебя тяжело. Особенно ночью. Холодно. Я подушку обнимаю – и представляю, что это ты.
– А мне без тебя – днем. Он все тянется и тянется… Работать не могу! А ночью – ты со мной. Во сне.
– Тогда и ты приснись мне сегодня.
– Обязательно.
«Один смешон, другой влюблён»…
– Господи! Ведем себя как дети!
Мы целуемся в каком-то темном подъезде. Мы вполне можем зайти и к тебе, и ко мне в дом, почему-то нас привлекло именно это место.
– Влюбленные приравниваются к детям.
– Такие же смешные?
– Такие же беспечные.
А еще есть Макаревич. «Перекресток семи дорог».
– Значит, все?
– Да, все! И навсегда! Не звони и не пиши.
– Не буду…
И так хочется в последний раз обнять другу друга, почувствовать вкус губ, запах кожи… Но мы делаем шаг в сторону. Оба. Одновременно. Чтобы не поддаться соблазну.
«Перекресток семи дорог – вот и я».
Наши дороги пересеклись – и разошлись. Пересечение было мгновенным. А впереди – целая жизнь. Одна. И в то же время – совершенно другая. Без того человека, с которым ты встретился на перекрестке разных путей.
«Пусть загнал я судьбу свою,
Но в каком бы ни шел строю -
Все мне кажется, я опять на тебе стою».
Судьба… Как я не люблю это слово. От него веет обреченностью. И как ее можно загнать? И куда? В угол? В другую вселенную? На другую страницу книги, а эту страницу попытаться переписать заново?
– Вы выходите?
Задумавшись, не обращаю внимания, что автобус давно остановился. Мне действительно надо выходить. На той остановке, где мы впервые встретились.
Девушка, стоящая сзади меня, нервно пританцовывает. Торопится. В ее сумочке звонит мобильный. И я вздрагиваю. Играет Dire Straits – 'Your Latest Trick'.
– Алло, милый? Да, я уже подъехала, выхожу!
… Я не верю в совпадения.
Убить надежду
'Надеяться всегда лучше, чем отчаиваться', – говорил великий немец Гете.
А другой великий немец, Ницше, считал, что надежда – 'худшее из зол, ибо удлиняет мучение людей'.
Хорошо, что есть философы… Они иногда помогают нам не так остро перенести боль, вонзающуюся острой иглой в душу и разъедающей наше 'я' подобно ржавчине.
Но иногда даже философы бессильны.
Ведь боль своя, личная, может не утихать еще долгое-долгое время. И на вопрос 'за что?' звучит ответ 'так надо'. Надо, потому что боль либо убивает, либо облагораживает. Она или сжирает нас заживо, либо дает силы бороться дальше.
Один на один с болью – поединок почти для каждого.
А надежда… Она может либо стать острым мечом в руке разящего, либо надежным щитом, либо последним ударом.
И тогда можно сделать выбор.
Подставиться под этот удар или убить надежду.
Почти то же самое, что убить свое 'я'.
– Катя, Владивосток, – представилась миниатюрная шатенка с миндалевидными глазами.
Макс поневоле залюбовался ею.
'Хороша девчонка! – Мысленно вздохнул он, но тут же себя одернул. – Но-но-но, парень! Совсем еще молоденькая, куда тебе со своим свиным рылом в этот калашный ряд?'
– Максим, Краснодар, – протянул он ей руку.
– Дорогие друзья! – Стоящий рядом с ними седовласый мужчина отсалютовал фляжкой коньяка. – Исторический момент! Только что мы увидели, как вопреки географии пересеклись юг России и Дальний Восток! Выпьем же за это!
Макс и Катя вежливо улыбнулись друг другу. Начинался первый день семинара. Здесь, в Болгарии, собрались гости из Новгорода, Воронежа, Ростова, Нальчика… Шел традиционный обмен приветствиями, рукопожатия, привычное натягивание соответствующих случаю масок.
И только два человека смотрели друг на друга, не скрывая истинного лица.
'Староват, – с сожалением подумала она. – Явно за тридцатник. Но симпатяга. Бабы на него должны вешаться просто гроздьями'.
'Что здесь делает этот ребенок? – Недоумевал он. – Ей же от силы пятнадцать. Впрочем… Остынь, парень! Не для тебя этот цветок, ой, не для тебя! Дома не нагулялся, что ли?'
Когда шумную толпу гостей рассадили на поляне, он потерял Катю из виду. Он пытался сосредоточиться на лекции, но нить обсуждаемого вопроса от него постоянно ускользала. Снова и снова он
