стал немного ниже. Но сконцентрирован я не на голосе, а на тебе. Смотрю тебе в лицо, но взгляд все равно предательски скользит вниз…
С ума сойти… Мне впервые лет, наверное, с двадцати, приснился эротический сон.
М-да, Катюша, своеобразное ты явление в моей жизни, ничего не могу сказать.
Ко снам я отношусь серьезно. Это подсознание, а оно играет с нами в забавные игры… Слишком много примеров тому в моей бурной биографии'.
Максим
'Привет, молчаливая моя. Вся в трудах и учебе, да? А я тут тоже не бездельничаю. Заболел коллега, теперь на мне – двойная работа. Просто зашиваюсь.
У меня опять сны с тобой в главной роли. Мне снились горы. Семинар. Ты. Я чувствовал бархат твоей кожи под своими ладонями. Очень был реалистичный сон. Очень. Минут десять потом под холодным душем стоял, приводя себя в норму.
Обалдеть. Взрослый мужик, а трясет после такого сна как пацана четырнадцатилетнего'.
Максим
'Знаешь, вот я тебе уже писал: заваливаю себя работой, чтобы гнать прочь мысли о тебе. Но от них же все-таки никуда не денешься. И чем бы я ни занимался, все равно думаю о ком? Правильно! О тебе!
Ох, Катерина! Как без тебя несладко, если совсем уж честно. Написав эту фразу, я еще раз сказал себе 'знал куда лез' и сам же себе ответил 'отвали'. Все-таки, влюбленность в моем возрасте – это довольно забавное ощущение. Красивое, конечно, но сам себе удивляюсь.
Солнце, а ты вообще письма мои получаешь? Или у тебя на том конце страны тайфуном смыло соединение с интернетом? Хоть напиши, что жива-здорова. Знаю, что не имею права требовать. И все- таки… '
Иногда они созванивались, но разница во времени между городами не позволяла поговорить подольше. Потом у нее поменялся телефон, и на все его попытки узнать новый номер она отмалчивалась.
Он писал ей минимум три раза в месяц.
Письма, сначала оптимистичные и веселые, становились все тоскливее. Она молчала. И только один раз прислала короткий ответ: 'Спасибо за твои слова, они важны мне'.
А потом сообщения от нее перестали приходить.
Однажды Максим пришел домой, достал бутылку водки и уничтожил ее в одиночку. Без закуски. Пьяное сознание выкидывало коленца, подкидывая картинки одна злее другой.
– Что случилось с тобой, Катя? – Бормотал Макс, раскачиваясь из стороны в сторону. – Что? Я ведь ничего не прошу, просто скажи, что у тебя все в порядке и что ты помнишь меня… Просто напиши…
Он упал со стула и заснул прямо на полу.
Проснувшись утром, он долго с омерзением смотрел в зеркало.
– Приехали, – угрюмо сообщил он своему отражению. – Поздравляю. Становимся алкоголиками. Морда небритая, глазенки красные, да и весь ты, парень… Опухший.
Он резко въехал кулаком в зеркало. Раздался звон, на пол посыпались осколки. Со злобой он посмотрел на окровавленный кулак, потом достал из аптечки йод и вату.
– Значит, так… – Констатировал он, шипя от боли, когда первые капли йода упали на рану. – С выпивкой мы завязываем. Ровно до семинара. А там посмотрим, во имя чего мы напьемся. Или за победу, или горе заливать будем.
Богадельня. Шестнадцатый старший аркан карт Таро. На ней изображена башня, которую разбивает молния. Внизу лежит упавший человек, а сверху падает еще один. Эта карта означает крах и разрушение.
Максим сидел с ней в руках и только криво улыбался. Он не верил картам. Но сейчас рука сама потянулась к стопке, лежавшей на шкафу. Давным-давно, еще совсем мальчишкой, он купил эту колоду, сам не зная зачем. Сегодня он взял Таро второй раз в жизни. И наугад вытащил карту.
В голове все еще звучал разговор с Виктором. Это был один из участников семинара, приехавший из Перми. Он позвонил Максиму рано утром.
– Здоров, бродяга!
– Привет. Ты чего меня будишь ни свет ни заря?
– Ой, да ладно! Ну, извини, если что… Спросить я тебя хотел.
– Валяй.
– Ты в этом году на семинар едешь?
– Конечно же.
– Ну, значит, смотри. Там подъезжает вся наша толпа. Какая есть идея. Собраться на день раньше. Помнишь, там рядом была гостиница… 'Вершина'… Или 'Высота'… Блин, забыл!
– 'Пик', – автоматически ответил Максим.
– Во-во-во! Она самая! Короче, мы всей толпой собираемся там, погудим немного, а следующим утром – на семинар. Профессура тоже обещала подтянуться, я разговаривал с этим… Из Владивостока. Занесло меня туда в командировку, я к нему в университет и заскочил. Ну, ты помнишь, у него дочка молодая, вас все время рядом видели! Кстати, она тебя вспомнила!
– Да ну? – Максим напрягся. Интуиция вопила во всю силу, что сейчас произойдет что-то непоправимое.
– Ага. Привет не передавала, но сказала, что ты классный парень, правда ей тебя немного жалко. С чего это, а, Макс?
Ничего не ответив, Максим повесил трубку.
– Значит, жалко, – процедил он сквозь зубы. – Ну-ну…
А потом он взял в руки Таро.
'Ей всего лишь шестнадцать. Почти семнадцать, – твердил он, словно читая заклинание. – Это возраст жестокости. Она еще ребенок, она не ведает, что творит. Успокойся. Рассуждай хладнокровно. Она говорит 'жалко'… Учитывая ее упорное молчание – что это значит? Нашла другого? Вполне реально. А если нет? Тогда при чем здесь жалость?'
До начала семинара оставалось две недели.
Время полетело вперед со скоростью выпущенной стрелы.
Холл гостиницы был заполнен людьми.
– Николай Алексеевич, рад тебя видеть в добром здравии!
– Василий, дружище! Ты все-таки нашел время?
– Оооо, кого мы видим! Семен Константинович! Наше вам с кисточкой.
Традиционный обмен приветствиями, рукопожатия, маски сняты, они уже не нужны.
Он стоял возле двери и упорно искал ее лицо. Среди собравшихся ее не было. Хотя профессор-отец присутствовал.
Катя появилась, когда компания начала рассаживаться за столом.
Их глаза встретились.
И он пытался прочесть в них ответ – уничтожающий или воскрешающий…
Зачем нам дана надежда? Чтобы полнее была жизнь или чтобы мучительнее была гибель?
Dum spiro spero. Так говорили римляне. Пока живу – надеюсь.
Но кто сказал, что умершая надежда означает окончание жизни?
Ответить на этот вопрос так просто… И так сложно.
Надо всего лишь найти в себе силу – и убить надежду.
Или жить вместе с ней. Сбывшейся или несбывшейся.
