больше не страдал… Издав еще один хрип, переходящий в бульканье, он стал сучить лапами… и через секунду так и застыл, изломанный в последней агонии. В остекленевших глазах я видел свое отражение.
Я отскочил в сторону, не в силах более смотреть в них.
Локи… смешной, веселый Локи — такой, каким я его знал, сейчас превратился в сломанную игрушку.
Я словно находился во сне. Дыхание стало тяжелым, громким, движения заторможенными, словно мир замедлил свой бег, но на самом деле двигался медленно я. Руки были покрыты скользкой пленкой застывающей крови. Но что самое ужасное, в самом дальнем и темном углу моего сознания, появилось желание слизнуть ее с пальцев…
Во рту появился металлический привкус, я с ужасом почувствовал, как в душе что-то… пробудилось?
— Теперь ты понял? — я не заметил, что дядя вошел. — Понял, что проявление чувств в конечном итоге приводят к страданиям?
Это пробудившееся что-то… было зверем. Рычащим и бьющимся в такой тесной клетке. Он поднимался из самых глубин, оттесняя самого меня все дальше и дальше. Испуганный и растерянный, я не мог его остановить, но оставалась тонкая нить поводка, которая позволяла задерживать. За него я и ухватился.
Слова дяди услышали мы оба.
Оба, два разных существа, потому что этот зверь был не я.
Хрупкий поводок исчез и зверь прорвался. Наравне с моим страхом встали его гнев и ненависть, настолько первобытные, что я оказался оглушен. Черными змеями они ползли из угла, где сверкали его кровавые глаза. Змеи заполонили разум, впились в оболочку души, распространяя свой яд.
Я повернул голову на голос. Ненависть сочилась из меня. В голове билось желание сомкнуть зубы на шее этого человека, увидеть, как брызжет кровь. Остатками моего «я» едва удалось остановить «себя».
Зверь выл и метался.
Да, я тоже ощущал жгучую боль, но она не шла ни в какое сравнение с его болью.
— Ты убил его… — порычал я, нет — зверь.
Довольная ухмылка перекосила лицо дяди.
— И что с того?
— Подлая сволочь…
— Это ты мне, малявка?
Ленивым движением он схватил меня за волосы и поднял на уровень своих глаз.
— Как смеешь ты говорить такое мне, императору страны, честь которой мараешь своим существованием? Ты должен быть мне за эту маленькую услугу. Ничто не должно влиять на тебя, твое сердце должно быть скрыто непробиваемой стеной от чувств и желаний. Стальная выдержка, каменное сердце и холодный разум — вот что должно наполнять тебя
Змея — ненависть проникла в душу, а за ней скользнули остальные. Зверь рыкнул и вырвался наружу.
— Услуга? Ты, предатель, который вовремя подхватился и занял нагретое место, дважды отнявший мою семью, не смеет строить меня по своему подобию!
Щеку обжег хлесткий удар. Я почувствовал, как ноги оторвались от земли. От удара меня снесло в одну из стоек. Резкая боль пронзила позвоночник.
Дядя, чеканя шаг, подошел ко мне, присел на корточки. Вновь схватил за волосы и приподнял. Я не мог пошевелиться.
Зверь яростно скреб меня изнутри когтями.
Скривившись, словно держал в руках нечто мерзкое, он отпустил мою безвольную голову. Брезгливо отряхивая руки, встал.
— Я — предатель? Считаешь, это я убил твоих родителей? Пусть, но тебе никто не поверит. Одно мое слово и твое жалкое существование прекратится. Радуйся, что ты необходим мне, как политический инструмент, иначе бы валялся в луже собственной крови, подобно этой шавке. Да и не хочется марать руки о такого слабака… — выплюнул он и развернулся к выходу. Уже исчезая за дверью, он бросил:
— В два будет встреча с мэром второго раздела, чтоб был ни минутой позже. И… приведи себя в порядок, не хочу позориться.
Я вынырнул из душных объятий воспоминания. Ногти судорожно впились в ладони.
Я заново пережил все те чувства. Гнев заполнял голову, но я смог взять себя в руки.
Вот тогда призрак моего детства окончательно растаял. Мой первый урок, который я запомнил на всю жизнь. Первый шаг к отречению от человечности.
И зачем только вспомнил?
… А ведь я испытывал это странное чувство намного раньше. Тогда, когда ты была со мной…
Небо озарила яркая вспышка молнии, в отдалении, чуть опоздав, прогромыхал всегда сопровождающий ее гром. Жадно вдыхая насыщенный ароматом бури воздух, я заворожено наблюдал за бегом облаков. Меня всегда неудержимо влекло предгрозовое небо. Опасная красота… Вспышки молний появлялись все чаще, раскаты грома оглушали.
Уставшие глаза закрылись сами собой, и мое сознание погрузилось в темноту, где место имели лишь звуки… Обостренный слух улавливал все: и сухой звук стелющейся по земле травы, и шелест листвы на высоких деревьях, треск молний и грохот грома. На щеку упала первая капля дождя, еще одна, через секунду еще… и вот нескончаемым потоком они обрушились на землю.
Мне было все равно. Я лежал, чувствуя, как капли с силой бьют по лицу, влага быстро пропитывает тонкую ткань рубашки на груди и борется с джинсами.
Я еще раз глубоко вздохнул и тут же распахнул глаза.
Запах дождя не был похож сам на себя. Он пах железом…
…и солью.
Я знаю лишь одно, что может так пахнуть.
Все в округе было покрыто красноватыми каплями. Приблизив ладонь к лицу, я ощутил тот самый острый запах. Я перевел взгляд на небо. Изменившиеся облака покрылись сетью черных прожилок.
— Не может быть…
Вдалеке послышался дикий крик.
«Алексин!» — мгновенно вспыхнуло в голове. И, схватив меч, я бросился в лес.
С ее стороны
Я шла уже знакомой тропке, внимательно смотря под ноги. Просто уже успела растянуться, запнувшись о корень. Уже второй раз за день!
Сквозь кроны проглядывало мрачное небо. Наверно, будет гроза. Конечно, неприятная погода, но я привыкла к такой.
Деревья… я снова отметила, какие же они огромные. Сколько же им лет? Помнят ли они самое начало мира? Я остановилась и, подавшись порыву, прикоснулась к коричнево-зеленой шершавой и теплой коре. Ничуть непохожие на те, растущие возле Академии. В городских деревьях нет ничего, кора их сера и уныла, словно сделана из пластика. В них нет этих размашистых серебристо-зеленых пятен лишайника, нет длинных, гибких стеблей диковинных цветов, оплетающих корни и упорно тянущихся вверх. От них не тянет ароматом смолы и горьковатым привкусом молодых листьев на языке.
И они правда живые. И от прикосновения к ним появляется такое же странное узнавание и безмятежное счастье.
— Мне вот интересно, почему ты нисколько не пахнешь человеком?
От раздавшегося непонятно откуда тихого, задумчивого голоса, я подпрыгнула и с колотящимся сердцем заозиралась.
Никого.
Нет, определенно мне не могло показаться.