— У меня, — вздохнул директор. — У вас, случайно, нет с собой мешка?.. Какая досада, я тоже на это не рассчитывал… Вы не будете возражать, если я выдам вам деньги в валюте? Так они будут компактнее и смогут уместиться в двух дипломатах.
— Мамаша, — сказал я нищенке, — у вас крепкое сердце?.. Отлично. Тогда слушайте. Вот это — ваши деньги. Это — бугай, который будет охранять ваши деньги. Это — парень, который купит на ваши деньги квартиру для вас, мебель и машину… Не обращайте внимания, что они все время смеются — это у них нервное… Можете не волноваться так, с этого дня у вас все будет хорошо. Это я знаю… Кстати, наймите парочку крепких детективов. Пусть отыщут тех паршивцев, что лишили вас квартиры, и набьют им морды… Нет, бабуля, вы не спите, могу ущипнуть… Ну как, поверили?.. Почему?.. Предвыборная программа. Я представляю партию «Демократический выбор шулеров России». Мы вручаем такую сумму каждой миллионной нищей нашего города. Вы у нас уже пятая «миллионная»… И вам того же, бабуля! Голосуйте за нашу партию…
— Перестань смеяться, — подергал я её за рукав. — Что о нас люди подумают?
— Не могу, — призналась она, вытирая навернувшиеся от смеха слезы. — Я в это не верю. Это не со мной… Ты — волшебник?
— Каждый влюбленный — немножко волшебник. Но, к сожалению, такие дни бывают не часто… Не чаще семи раз в неделю. И только когда ты безумно влюблен. Тогда весь мир вокруг тебя становится безумным и влюбленным… Ах он, паршивец! — невольно вырвалось у меня, когда я бросил взгляд на книжный лоток, мимо которого мы проходили. — Он её все-таки выпустил…
— О чем ты?
— О книге, — указал я на красочный том.
— Я очень рекомендую вам, — сказал продавец. — Это хорошая книга…
— Я её уже читал, — проворчал я. — Ещё до того, как она вышла.
— Ты знаком с писателем? — спросила Надя.
— Знаком. Но содержание этой книги я знал ещё раньше, чем он родился.
— Ты иногда так странно изъясняешься…
— Считай, что я говорю иносказательно… Это очень хорошая книга, и она оплачена очень дорогой ценой, но… Не верю я во все это… Ни к чему оно… Впрочем, не важно. Сегодня мы только развлекаемся и не думаем о проблемах… Не думаем… Вот ведь, негодник, он всё же выпустил её!
— Я сейчас обижусь. Ты думаешь о чем-то, что уносит тебя далеко отсюда. Стоишь рядом со мной, а тебя словно нет… Чему ты будешь уделять внимание: мне или книге?
— Тебе, разумеется, тебе. Извини. Это из-за того, что я вынужден утаивать от тебя многое. До поры… Но ты мне верь. Иногда надо просто верить, не требуя объяснений и подтверждений, — я невольно улыбнулся. — Знала бы ты, какую формулировку я вынужден подтверждать… Я опять занудствую?
— Да, — подтвердила она. — Ты умный и опытный, но ты так торопишься дать мне все сразу, что становишься занудой. Женщинам не надо объяснять, почему ты это делаешь. Мы как ручные зверушки — все воспринимаем чувствами, а не логикой. Мы чувствуем мужчину, а не понимаем его.
— Ого, — расстроился я, — представляю, что ты во мне чувствуешь…
— Очень сильного, умного и очень потерянного мужчину. Ты так долго ждал чуда, что сам придумал меня. А ведь я другая. Просто ты видишь меня такой, потому что хочешь видеть меня такой.
— А вот теперь ты обидела меня. Я не «вижу тебя такой», я знаю, что ты «такая».
— Мы так и будем обижаться по очереди?
— Да. Мне это нравится. Я никому никогда не говорил: «Я обиделся». Я просто обижался… Поехали кататься?
— Не хочется садиться в душную машину. Посмотри, какой прекрасный вечер.
— А мы не будем садиться в душную машину. Мы вызовем карету. Я где-то здесь, на Невском, видел старинную карету, которая катает людей по городу. Что-то вроде экзотической экскурсии. Я с ними договорюсь, и мы поедем на этой карете провожать тебя домой.
— Увы, этой кареты давно нет. Мало кто в наше время хочет кататься по ночному городу в карете. Романтика нынче не выгодна.
— Этого не может быть, — уверенно заявил я, взмахом руки вырывая из темноты ночи старинную карету, запряженную тройкой вороных лошадей. — Романтика не может исчезнуть только потому, что она кому-то невыгодна. Она всегда есть, просто её нужно увидеть.
— Надо же, — улыбнулась она, подавая мне руку. — В меня влюбился волшебник…
Я помог ей сесть в карету и шепнул сидящему на месте кучера Астароту:
— К её дому. И самой длинной дорогой… Желательно через Москву…
— Повелитель, — сказал демон. — Если вас интересует время, то для этого нет нужды ехать через Москву. По дорогам этого города мы доберемся до её дома не раньше, чем к утру.
— Убедил, — кивнул я и сел рядом с девушкой. — Завтра воскресенье. Позволено будет «влюбленному волшебнику» и завтра побыть возле тебя?
— Ты слишком часто повторяешь, что влюблен. Когда кто-то повторяет это часто, значит, он либо не уверен в этом, либо обманывает, но хочет, чтобы ему поверили.
— Все много проще. Вчера я говорил тебе, что люблю, и я говорил тебе сущую правду, потому что чувствовал это. Но сегодня это чувство ещё глубже и ещё огромней, и я говорю тебе уже об этом чувстве, а завтра…
— Но мы же ничего не знаем друг о друге. Мы едва знакомы и…
— Надежда, — шепнул я, сжимая её ладонь своей. — Я знал тебя очень-очень давно… Я бродил по этой превращенной в ад земле и искал тебя как глоток воды, как спасительную прохладу дождя, как капли росы… Я не знал и не верил в то, что найду тебя, но я мечтал об этом. Все то, чему я научился, что узнал и постиг — предназначалось для тебя. Мечта о тебе была со мной и в горе, и в страхе, и в тоске. Мне нет нужды узнавать тебя. Я знаю тебя. Я чувствую каждый такт твоего сердца и каждый аккорд твоего настроения. Я слишком долго носил тебя в сердце, так как же я мог, увидев тебя, — не узнать?! Ты та, что воплотилась из моей мечты в реальность и вышла ко мне в тот миг, когда мне было тяжелее всего. Когда я увидел тебя там, на берегу, мне вспомнилась старая легенда о богине любви Афродите, выходящей из морской пены… Ты — самое прекрасное, что есть на этом свете. Люди сложили столько легенд о любви, и теперь я знаю, что каждая из них — о тебе. Это ты выходила из пены, и это за тобой спускались в ад, это тебя похищали люди и боги, это ради тебя начинались войны и совершались подвиги, это ты оживала в мраморе и в холсте, не способных удержать тебя, и это тебе слагали стихи и книги… Как я мог не узнать тебя? Лишь одного я боюсь. Рядом с тобой я — не я. Я становлюсь мягким под твоим взглядом и робким, касаясь твоих рук. И я боюсь выпускать своё истинное «я» наружу. Вдруг я не понравлюсь тебе? Вдруг ты оттолкнешь меня? Я ведь знаю своё настоящее лицо. Я далеко не хороший человек, Надя. Меня невозможно полюбить… Но как мне хочется этого!.. Как мне хочется любить и… Если я прошу не слишком многого, если это не мираж и не сказка, если это только возможно… быть любимым…
— Но ведь и «плохим» ты был не всегда, — сказала она. — Значит, и это твоё «подлинное лицо» тоже не настоящее. Правильно?.. И вот что я ещё скажу тебе… Ты зря боишься и зря недооцениваешь себя. Ты… Только не зазнавайся!.. Ты — очень интересный мужчина. Сильный, умный и… немножко простодушный.
— Я?! — весело удивился я. — Это я — простодушный?! Вообще-то… Впрочем, не важно… Аста… Кучер, оста нови карету! Где мы находимся?
— Дворцовая площадь.
— Отлично, — я распахнул дверцу кареты, вышел на булыжную мостовую и подал ей руку. — Я прошу тебя… Подари мне один танец. Одно танго прямо здесь и прямо сейчас. Эта ночь уже играет нам музыку — слышишь?
— Здесь? — удивилась она. — Но…
— Умоляю!
Я помедлил и неожиданно для самого себя опустился перед ней на одно колено, как когда-то опускались на колено посвящаемые в рыцари. Она ласково коснулась моих волос и прошептала:
— Встань. Я подарю тебе этот танец. В этой ночи слышится музыка и для тебя…
Ветер ласкал её волосы, а в обращенных ко мне глазах сияли все звезды неба. Я взял её руку, и
