Я ещё раз посмотрел на камень, и воспоминание о чем-то знакомом, слышанном об этом камне, промелькнуло у меня в памяти. Я прищурился, вспоминая, и повернулся к Ануфриеву:
— А где сама чаша?
— Какая чаша? Я не видел никакой чаши…
— Эти камни были расположены по четырем сторонам чаши, украденной вместе с остальными вещами из квартиры Ватюшенко. Где она?
— Про чашу они ничего не говорили. Принесли только то, что я вам перечислил… А камней действительно было четыре. Три, которые получше, они оставили себе, чтоб вставить в печатки, а четвертый отдали мне на продажу. Но я тоже решил…
— Ладно, изымем и камни, и чашу, и прочее. Теперь они никуда не денутся…
— Простите, а вы разбираетесь в камнях? — вновь по дал голос Петров, обращаясь к Ануфриеву.
— Знаешь, что?! — вскипел я. — Я тебе несколько раз говорил: хочешь что-то выяснить, занимайся этим параллельно, а не врывайся посреди допроса!
— Сергей, для меня это очень важно, — попросил Петров. — Мне очень нужно это знать… Пожалуйста.
Я устало махнул рукой, и Петров повторил свой вопрос.
— Немножко, — ответил Ануфриев. — Я всё же связан со всем этим. По работе приходится уметь отличать агат от оникса. Я не специалист, но на любительском уровне кое-что могу.
— Ты видел эти камни? Те, которые остались у них? Как они выглядели? Что за камни? Какие рисунки на них?
— Что за камни, я знаю, они просили меня объяснить, что это такое… А вот рисунки я не понял. Палочки, закорючечки…
Петров придвинул к себе лист чистой бумаги и быстро набросал на нём какие-то знаки:
— Так они выглядели?
Ануфриев долго всматривался в рисунок, вертя его во все стороны, потом кивнул:
— Примерно так… Только более диковинно, с украшениями, как на этом камешке… Вот этот знак был изображен на опале. Опал остался у Самохина.
— Знак земли, — прокомментировал Петров.
— Вот этот, — ткнул в рисунок пальцем Ануфриев, — был изображен на… сейчас вспомню… Да, точно, он был на гелиотропе и остался у Борисова.
— Знак воды.
— А вот этот остался у Зеленкина и был нацарапан на агате.
— Знак огня, — вздохнул Петров. — Все правильно…
— Так… Подожди-ка меня здесь, — не выдержал я, взял под локоть Ануфриева, отвел его в дежурную часть и, вернувшись в кабинет, потребовал: — А теперь — рассказывай. Мне надоели все эти «тайны бургундского двора». Ты что-то знаешь, но «крутишь». А эта информация может мне пригодиться… Мы их все равно поймаем, с тобой или без тебя, это уже решенное дело и исчисляется в считанных часах. Но если ты хочешь здесь ходить и совать свой нос, куда не просят, то… То будь любезен и помогать. Терпеть не могу, когда «тень на плетень наводят».
— Так ты же все равно мне не поверишь, — блеснул он на меня стеклами очков.
— Не поверю, — подтвердил я. — Но это моё личное дело — верить или не верить. А если у тебя имеется информация, касающаяся дела, то ты мне её дай, а я уж сам разберусь, что с ней делать. Для тебя это может казаться мистикой, а для меня может обернуться прямой уликой против преступников… Что ты знаешь об этих камнях и почему они тебя так интересуют?
— По той же причине, что и тебя. Должен тебя разочаровать, но о чаше узнал не только ты. Ты добыл эту информацию по своим каналам, я по своим, но факт-то один. Была у Ватюшенко ценная вещь, вещь пропала. Тебя интересуют убийцы, их поимка и сбор доказательств. Меня интересует чаша… Вернее, чаша в том числе. Меня интересуют все вещи, которые Ватюшенко успел вывезти из Германии, и даже те, которые он купил здесь. Я интересуюсь этими вещами по своему критерию оценки, и по этому критерию чаша стоит на первом месте. А камни, про которые только что говорил Ануфриев, именно с этой чаши.
— Предположим, — согласился я. — Так почему же ты, милый друг, и вся твоя «веселая команда», зная о делах Ватюшенко и похищенных им реликвиях, не арестовали его раньше? Что же вы теперь заметались, как нашкодившие коты?
— Я и не знал про него раньше. Догадывался, конечно, но таких Ватюшенко много, а я один… В той работе, которой занимаюсь я, я — единственный специалист.
— Пупок земли, значит, — кивнул я. — Ну-ну… А по каким же таким причинам тебя заинтересовала моя скромная персона?
— Это я тебе расскажу… Может быть. Если найду подтверждения тому, что тебе это стоит рассказывать.
— Сейчас привезут подозреваемых, мы доведем дело до конца, ты получишь все интересующие тебя факты и… катись-ка ты отсюда заниматься своими «глобальными задачами», вместе со своими тайнами.
— Боюсь, Сергей, что это дело так просто не окончится. У меня есть весомые основания полагать, что все то, что произошло здесь, — его маленький-маленький кусочек.
— Но меня-то касается как раз этот «кусочек». Все то, что больше этого, пускай других заботит. Тех, кому это нужно. А моё дело — найти паршивцев и отправить их так далеко, чтоб они не скоро смогли вернуться…
— Кто знает, может статься, что именно тебе и придется… Но об этом потом… Говоришь, что тебя интересует информация об этих камнях? Дай-ка этот камень сюда… Видишь этот знак? Этот знак — часть «ключа кватернера», или, если дословно, «ключа четырёх». В оккультизме так сжато и символично обозначено разделение мира. Огонь, воздух, вода и земля. Или же: человек, лев, орел и бык. Или: «первопричина», ментальный, астральный и физический планы. Или… Но не буду перечислять все их символические значения. По символам, окружающим эти значки, я могу судить, что это части какого-то магического заклинания. А вариант их написания позволяет мне предположить, что заклинания эти были составлены людьми, называющими себя альбигойцами. Так же как ты можешь отличить стиль работы опытного «медвежатника» от любителя-дилетанта, так и я отличаю вариации обрядов разных сект и братств. И если этот кубок действительно принадлежал альбигойцам, то он на верняка весьма ценен для меня… И не только для меня. Всякий, кто столкнется с ним, будет находиться в немалой опасности.
— Ты опять за своё?! — возмутился я.
— Он так важен для некоторых лиц, что они не остановятся ни перед чем, лишь бы завладеть им. И даже могут прийти сюда, если другого выхода не останется.
— Хорошо, — сдался я. — Будем говорить с тобой на твоём языке… Видишь вот это? — я распахнул полы пиджака и ткнул пальцем в кобуру с пистолетом. — Это — магический талисман, защищающий меня от злых духов. А в кармане у меня лежит удостоверение, так вот этот «амулет» снимает большинство заклятий и позволяет заниматься изучением любых обрядов, жертвоприношений и культов. И если сам Ноев ковчег покажется мне вещдоком, то я приобщу его к делу, какие бы силы на моем пути ни вставали. А этот кубок, о котором мы говорим, для меня вещдок, и не более! Как и все прочие «бирюльки», похищенные с квартиры Ватюшенко. Если окажется, что его убили дьяволопоклонники, чтобы завладеть этой рюмкой, то дьяволопоклонники будут точно так же валить лес и шить телогрейки, как и любые другие преступники. Если у тебя есть информация о возможных заказчиках или наводчиках — давай. Мне все пригодится. И если твоя информация окажется правильной, то никакие заклятия им не помогут. У нас заклинания по сильнее будут. Как судья одно такое зачитает, так лет десять будут вкалывать как проклятые. А если сквозь стены пройти попытаются или раствориться в воздухе — так ещё лет пять добавят… Есть у тебя что-нибудь конкретное, или так и будешь из пустого в порожнее переливать?..
— Видишь ли, некоторые святыни почитаются настолько, что из-за них могут убить так же легко, как и заплатить несколько миллионов долларов. А эта чаша принадлежала альбигойцам и, по всей видимости, почиталась как святыня. Когда папа римский направил свои войска на захват замка Монсегюр, последний оплот катаров, то во время захвата замка четырем вождям альбигойцев удалось скрыться. Рискуя жизнью, они спасали самые ценные сокровища своего ордена. Монсегюр был для альбигойцев священным местом, и
