наверное, ощущаете себя именно Господом Богом.
— Признаюсь, это так. — Рассмеялся больничный фельдшер. — Но только временами. Большую часть своей жизни я был его противоположностью.
— Не может быть!
— Представьте. Моё желание веры обернулось трагедией выбора: в кого верить? В Иисуса, о котором рассказывал Павел, или же в Бога, о котором говорил сам Иисус?
— А что говорят фарисеи?
— А что фарисеи?
— Ну, на их практиках построен весь современный иудаизм.
— Конечно. — Усмехнулся Лазарь. — Ведь другие секты с их помощью просто исчезли.
— Согласен! Это не говорит в пользу фарисеев. На пути доказательств превосходства они развязали братоубийственную войну, чтобы, вступив в сговор с римскими властями, подавить противника, занять власть и получить священство как должность, а с ним — и реальную власть, которую можно обратить на сведение счетов с несогласными, которые требовали вернуть священство священникам.
— Ваши познания весьма завидны. — Сказал Лазарь.
— Это моя профессия. А я так понял, вы не питаете приязни к фарисеям? — Улыбнулся Михаил. — Почему? Ведь согласитесь, ваши родичи — это не узколобые фанатики и лицемеры! Они сохранили религиозные практики, которые стали нормой для всех новых поколений евреев.
— О ком это вы так говорите? — Удивлённо спросил Лазарь. — О рабби Йоханане Бен Закае? Для защитников Массады он был предателем, достойным смерти. А для защитников Гамлы таким иудой стал Иосиф Флавий. Кстати! Вот ещё с кем давно хотел разобраться, так это с Иудой.
— А что с ним разбираться? — чифирь разобрал Кандидата, вызывая в нём приступ говорливости. — «Евангелие от Иуды» гностиков изображает Иуду как единственного ученика, кто приблизился к пониманию сути Учителя и его учения. Просто, машина истребления лучших работала безотказно.
— Храм разрушен, — сказал Лазарь, — Синедрион казнён, учитель Иисуса — Иоанн — обезглавлен. А сам Иисус распят. Иуду из героя превратили в предателя, заодно предали проклятию весь род иудеев, а брату Иисуса, первосвященнику Йакову, проломили голову и сбросили с лестницы Храма, чтобы не мешал обоготворять Христа. А его женщину — Марию — определили в шлюхи. И все это род, который Иисус называл порождением ехидны.
— Мы несколько удалились от темы предательства. — Сказал Михаил. — Иуда не был предателем, он был обвинён в предательстве кем-то, кто очень старался очернить всё лучшее из окружения Иисуса.
— Да, — с восхищением крякнул Лазарь, не пряча улыбки. — На мой взгляд, Петр, трижды отрекшийся от Иисуса, и должен был стать символом предательства.
— Согласен. Важны не определения, важны поступки.
— И пусть священник, предавший народ в трудную минуту, не называется предателем?
— Пусть не называется, лишь бы, не дай Бог, его никто не назвал спасителем иудаизма.
— Когда ученики рабби Йоханана Бен Закая вынесли его из окружённого города, и представили для поклона Веспасиану, — говорит легенда, — он потребовал отдать ему город Явнэ. Так он стал основателем школы мудрецов.
Да, — подхватил Кандидат. — Это была новая вероотступническая школа, воспитавшая на искажённом Законе поколения раввинов, уча истории по книгам такого же предателя и вероотступника Иосифа Флавия.
— Согласен с вами. И предводителя восстания, перешедшего на сторону врага, никогда больше не назову историком и летописцем.
— В его записях хозяин всегда прав.
— Не думал я, что мы так скоро перейдём к Павлу. — Сказал Лазарь, лукаво глядя в глаза собеседника, а затем резко встал, запахнул белый халат и отворил форточку.
— Вы правы, для полноты картины нам остаётся назвать ещё одного предателя из фарисеев, — сказал Кандидат.
— Савл. Он состоял на военной службе у назначенного Римом первосвященника Анании.
— Точно! И прежде, чем создать поэму о любви в послании к коринфянам, он возглавлял карательные экспедиции против первых христиан, обагряя руки их кровью. Это он внёс раскол в ряды сподвижников Иисуса. Это он оторвал Иисуса от своего народа, от Закона, которому тот служил, и от Его учения, создав религию веры в противовес гностическому Знанию.
— Вот и выходит, — сказал Лазарь, улыбаясь, — что фарисеи не только исказили иудаизм, но и в противовес ему построили новую религию для неевреев, где все беды исходили от иудеев и их еврейского бога.
— Какое глубокое проникновение. — Удивился Михаил.
— Комплексы детства — великая сила, — улыбнулся Лазарь, обнажив почерневшие от чифиря зубы.
— Значит, Лазарь, выбор сделан?
— Не знаю, — ответил он не сразу. — Одно определённо, что я не Павел, и никогда не был готов разделить с ним его чёрное дело. Курите? — спросил Лазарь, и Михаил кивнул.
— Хорошо. — Он открыл стеклянный шкаф и достал оттуда пробирку. «Спирт», — подумал Михаил, и новая волна тошноты от чифиря исказила его лицо. Но Петрович извлёк из пробирки стеклянную трубочку, горловина которой напоминала воронку. Он обдал крутым кипятком пластиковую пол-литровую бутылку из-под 'колы', и она тут же сжалась, уменьшившись в размерах. Лазарь ткнул в бутылку горящий бычок, прожёг дырку, в которую вставил трубку, ещё пахнущую спиртом. Затем он наполнил бутылку водой, посмотрел на свет, слил лишнюю и поставил агрегат на стол.
— Вот, — сказал он, указывая на дело рук своих, — ингалятор. Процедуры назначаю немедленно.
Лазарь полез в ворох старых газет, извлёк оттуда пакетик и его содержимое засыпал в трубочку. Михаил с любопытством наблюдал за Лазарем, а тот щёлкнул зажигалкой бокового боя и по комнате распространился запах конопли. Вода в бутылке забулькала, как в настоящем кальяне, а Лазарь всё продолжал втягивать дым, наполнивший собою всю бутылку. Внезапно заряд кончился, и остатки огня с шипением влетели через воронку в воду, а весь дым в легкие. Несколько секунд Лазарь оставался неподвижен. Потом он выдохнул дым и произнёс:
«И между вдохом и выдохом нашим сокрыты все тайны…».
Михаил зачем-то оглянулся и решительно подошёл к «ингалятору». Он наполнил его так, как это сделал Лазарь, шёлкнул турбозажигалкой, и самоотверженно втянул воздух из горловины бутылки. Вода в бутылке забулькала, и дым, ворвавшийся в лёгкие, вызвал спазм, готовый обрушиться кашлем. И тут запал закончил гореть и со свистом влетел по трубочке в воду, а Михаилу показалось, что бутылка выстрелила, как стреляет пушка, и он принял этот залп на вдохе.
Он не помнил, когда выдохнул. Он не помнил уже ничего. Он попал в пресловутый Промежуток между вдохом и выдохом, о котором сказал Лазарь. Но описать его не сумел.
Кумран, или как его называли бедуины Город двух Лун, стоял у развилки дорог. Та дорога, что влево — вдоль Моря соли, вела к Иерусалиму. По той, что вправо, приходили караваны из самой Индии. Место было тихим и пустынным, не считая крепости, где нёс службу Иерусалимский гарнизон. Мало кто знал, что за стенами этой крепости находилась знаменитая Дамасская Пустошь — эзотерическая школа иудеев.
Вода в каменной пустыне была чудом. Она собиралась в период зимних дождей. И тех, кто сумел направить потоки воды из русла вади в хитроумную систему водоёмов, называли Мастерами. Отстоянная вода по акведуку попадала в город. Плотина, и весь комплекс каналов, были под охраной внутреннего гарнизона.
О жителях Пустоши поговаривали как о племени магов, вызвавших своим колдовством разрушительное землетрясение и сильный пожар. Город сильно пострадал. Но странное дело, община восстала из пепелища, упрямо не желая оставлять насиженное место. Город отстроили заново, обживая, точно готовя его для каких-то событий.
