— Из десятилетки восьмилетка,— сказал Вовка Трушин.— А то долго…
Все посмеялись над Вовкиной непонятливостью, а потом Ната Жучкова предложила урезать некоторые слова, отно¬сящиеся к пионерской работе и жизни. По типу часто встре¬чающегося «педсовет» — педагогический совет, Ната считала возможным сократить словосочетание совет отряда и произно¬сить его так: о т с о в е т.
Задумались.
— Если совет отряда назвать отсовет,— стал рассуждать Мишка,— это может отразиться на его работе. Начнут всем всё отсоветовать! А значит и хорошо учиться — тоже. Куда придем?
Ната настаивать не стала и внесла новое предложение: слова «пионерская комната» поменять местами, сократить, слить вместе. Получится новое красивое слово к о м п и о.
— На каком языке в этом компио разговаривать? — спро¬сил я.— На итальянском?
— Чао! — сказала Томка Булкина.
— Мама миа! — сказал оправившийся Вовка Трушин.
— Чипполино! — сказал я.
Больше итальянских слов мы не знали и аббревиатуру Наты Жучковой отвергли.
Все остальные приготовленные нами слова постигла участь компио — их забраковали.
Выручил Мишка:
— Мы теперь часто употребляем термин «аббревиатура». Длинно! Надо сократить…Хорошо так— аббритэдэ!
Как Мишка до такого додумался?! Сократить то самое слово, которое эти самые сокращения обозначает. Высший класс! Так ей и надо, аббревиатуре!
Все высказались «за».
— Пойдем дальше,— сказал Мишка.— Раз мы сократили саму аббревиатуру, от остальных слов предлагаю оставить только первые буквы. Попробуем?
— Теперь всё можно,— сказал я.
— А если разные слова начинаются на одну букву? — усомнился Костик Соболев.
— Затруднение.— Мишка не отрицал Костикиных опасе¬ний— Преодолеем! Зато твой вопрос,— обратился он к Кости¬ку )— с которого всё начиналось, знаешь какой короткий бу¬дет?.. Ка че? — Мишка задрал штанину, взглянул на цифер¬блат своей «Ракеты» и сам же ответил.— Бэ пэ дэ!
— Без пяти двенадцать,— перевел я. .
— А эм бэ дэ? — прищурился Костик.
—— А может быть, десять? — Я сообразил, что Костик про¬должает свою линию: и десять и двенадцать начинаются с одной и той же буквы, так что основания еще немного посомневаться у него были.
— Дэ дэ пэ,— обозлилась Ната,— пэ пэ! Я расшифровал Натину фразу:
— Десять давно прошло. Перестань придираться! Вовка Трушин тоже расшифровал, правда несколько иначе:
— Даже дурак поймет — прекрасное предложение!
Мы сравнили два толкования и чуть было не стали в тупик, но Мишка сказал, что разница тут чисто внешняя, а суть того и другого перевода одинакова — в них выражено осуждение Костика, за то что он неправильно относится ко всему ново¬му и передовому.
Овладеть техникой придуманной Мишкой речи оказалось нелегко. Первые дни мы путались и сбивались. Потом посте¬пенно стали привыкать к тому, что понимали друг друга толь¬ко наполовину, а иногда на одну четверть или на одну ше¬стнадцатую, или еще меньше. Разговаривали мы между собой с каждым днем реже и реже: смысла в этом почти никакого не было — сказанного не разгадаешь, а нервы испортишь. Я стал подумывать, что, если так пойдет, мы в конце концов превратимся в бессловесные существа, пополним собой флору любимой нами средней полосы, станем деревьями, травой или цветущими кустарниками.
В кино мы ходить перестали. Договориться какой и где фильм смотреть не было возможности. Обсудить новую книгу не брался и сам Мишка. Всё это начинало отрицательно ска¬зываться на нашем культурном уровне. Если один звал друго¬го на каток: «Пэ эн ка!» — тот, другой, уяснял обращение в лучшем случае на третий или на четвертый день, не раньше. Так что наше физическое развитие тоже затормозилось.
Мы бы, может, и прекратили экономное общение, но Миш¬ка всех убеждал, что борьба нового со старым бывает долгой
и мучительной, и надо уметь мучиться и ждать. Мы ждали. И вот как-то однажды Семен Семенович, придя в класс, увидел, что доска грязная.
— Староста! — Семен Семенович показал на исчерченную мелом доску и углубился в изучение наших отметок в класс¬ном журнале.
Ната Жучкова, староста, забыв о присутствии Семена Се¬меновича, встала и спросила, обращаясь к классу:
— Ка дэ?
— Дэ я,— ответил Вовка Трушин и поплелся тереть тряп¬кой доску.
— На каком языке говорили? — Семен Семенович знал шесть языков, а тут услышал что-то для себя новое.
— Минимум слов — максимум информации! — отрапорто¬вал Мишка и объяснил Семену Семеновичу принципы эконом¬ного общения.
