речи. Правда, давний приятель, еще со школьной скамьи, оказывал ей знаки внимания. Но она воспринимала это как дружбу и ничего более.
За год девушка ничуть не изменилась. Тело ее было по-прежнему упругое и нежное. В перерыве горячей борьбы, мы подкреплялись коньяком и чаем. Я сидел, обернув вокруг бедра полотенце, а девушка — накинув на голое тело мою рубашку. Болтали о том, о сем.
— Странно ты себя нынче ведешь, — сказала вдруг, без всякого вступления, Таня.
— Что-то было не так? — спросил я.
— Все так… Только ты… как бы это сказать… Будто изучал каждую клеточку моего тела. Будто впервые видел перед собой женщину… Как новичок, честное слово… Короче, я хочу сказать, — с тобой что- то произошло. Ты не в себе…
— Гм… Ты права. У меня температура. Я болен. А больные всегда ведут себя немного странно.
— Тебе все шутки. А я серьезно. Ты что меня так внимательно изучал?
— Просто давно не виделись. Твое тело будит воображение.
— Да?.. И руки, и каждый палец на ногах рассматривал…
— Хочу купить тебе туфли. Ты какой размер носишь?
— Не надо! Дурная примета. Когда мужчина покупает женщине обувь, это означает одно — надевай- ка, родная, туфли-лодочки и уплывай подальше от меня!
— Неужели?! Вот не знал, что есть такая примета!
— Теперь будешь знать.
Утром Таня приготовила омлет, сварила кофе. Мы позавтракали, и она заторопилась в институт. Уходя, с хитрецой заглянула мне в лицо:
— Позвонишь?
— Позвоню.
— Надеюсь, не через год?
— Нет, раньше.
— Поглядим… Пока!
— Пока!
Таня была права, — прошлой ночью, при слабом свете ночной лампы, я ее пристально разглядывал. Это произошло помимо моей воли. Как ни крути, мой мозг теперь занимало лишь одно — создание куклы женщины. И я впитывал в себя все, что могло бы пригодиться, и что могло бы дело продвинуть вперед. Все верно, я внимательно изучал обнаженное тело девушки, каждый изгиб, каждый холмик. Неудивительно, что мое поведение показалось Тане странным.
К середине декабря моя работа над созданием кожи завершилась. Было сделано несколько образцов. Я подключил биологический блок к компьютеру и задал программу на вывод образцов. Из пяти проб я выбрал одну, которой дал имя — КТН- 22, то есть, 'кожа таинственной незнакомки 22 лет'.
Теперь стало ясно, что в мою квартиру-лабораторию приводить Таню и кого бы то ни было еще никак нельзя. Мне совсем не хотелось, чтобы о моих планах знала хоть одна живая душа.
Время шло, но я не знал, как сказать Тане. Взять, да выложить, как есть: 'Cлушай, я тут секретные опыты провожу, поэтому ты пока ко мне не приходи.' Так, что ли? Не годится. Обидеться может. Или сказать, что уезжаю в длительную загранкомандировку? Тоже не выход.
Новый год я встретил с Таней в уютном кафе в нашем районе, куда я иногда заходил ужинать. После часа ночи мы с ней гуляли по пустынным улицам, а затем я поймал такси и отвез девушку домой, проводил ее до подъезда, после чего вернулся домой. Не знаю, поверила ли Таня моей выдумке, что в квартире у меня сейчас полно народу, что дальние родственники с малыми детьми остановились по пути из Ташкента в Украину.
Два месяца я трудился над скелетом человека.
Сначала я нарисовал скелет на бумаге, вычертил все параметры, затем перенес все данные на компьютер. При росте 1 метр шестьдесят пять сантиметров, кукла женщины должна была весить пятьдесят семь килограммов. Никакой точкой золотого сечения я не руководствовался. Просто сам я был росту метр семьдесят и весил семьдесят килограммов. Ну а девушка должна бы весить меньше.
Скелет человека я намеревался сделать не из пластмассы, и из сплава меди и бронзы, достаточно крепкий, с учетом нагрузки веса мышечной массы и внутренних органов. Я сделал чертеж и отнес скульптору, тому самому, что выбросил на свалку муфельную печь. Я, конечно, не сказал ему, что печь я подобрал. Так вот, скульптор — его звали Николай — как раз находился в творческом застое, он взялся выполнить мой заказ с большим воодушевлением. У него в подвале был литейный цех — металлургический завод в миниатюре, где он лил свои скульптуры. Я приходил к нему каждый вечер и тщательно следил за его работой, чтобы все отлитые детали соответствовали своему размеру, чтобы каждый позвонок идеально подходил к другому. Николай хорошо сделал свою работу, придраться мне было не к чему.
Наступил день, когда скелет был готов, — все его части, отполированные до блеска, и собранные, пригнанные в единое целое, лежали на кушетке.
Была суббота.
К вечеру, как только закончил я монтировать скелет, в дверь позвонили. Я машинально взглянул на часы — пять часов пятнадцать минут.
— Привет! — улыбалась на пороге Таня. — Я тут мимо проходила. Думаю, дай-ка зайду…
— Здравствуй! — ответил я, и замешкался, растерянный.
— Что, опять пашешь по-черному? — спросила девушка. — И не надоело?
— Видишь ли…
— Ты не один?
— Один.
— Так можно зайти?
— Конечно, входи…
Помогая девушке снять пальто, я лихорадочно соображал, — что будет, если она захочет заглянуть в соседнюю комнату и увидит там скелет человека?
— Выпьешь чего-нибудь? — спросил я, когда Таня уселась на диване. — У меня есть баночное пиво, бутылка болгарского вина.
— Чай с лимоном хочу, — сказала она.
Мы пили чай, я рассказал ей о своей работе в фирме, о том, что директор наш недавно вернулся из командировки в Европу и привез всем сотрудникам по авторучке 'Паркер'.
— Очень мило, — сказала Таня. — 'Паркеров' и другого добра и у нас в магазинах полно. Для этого не надо ездить в Европу.
— В Европе-то он был по делам, — пытался возразить я. — Важен не подарок, а сам поступок. Ведь директор ничего подобного раньше не делал. Некоторые женщины даже прослезились.
Мы помолчали. Беседа что-то не клеилась. Таня была явно чем-то озабочена. Она достала из сумочки пачку сигарет 'Ностальжи', закурила. Я видел ее впервые курящей, и очень удивился.
— С чего ты начала курить? — спросил я.
Девушка ничего на это не ответила, отпила чай из кружки, поднесла к губам сигарету, затянулась.
— Слушай, ты не задумывался, чем все это может закончиться? — спросила она, глядя на меня пристально.
— Что ты имеешь ввиду?
— Наши с тобой отношения… Мы же не будем вечно молодыми, верно?
— Гм…
— Я тебе нужна? Я для тебя что-то значу?
— О чем ты говоришь, Таня? — проговорил я горячо. — Ты для меня очень даже много значишь. Ты умная, внимательная, рассудительная девушка. С тобой бесконечно интересно.
— Ты думал над тем, что когда-нибудь постареешь, и что рядом тогда должен быть близкий человек, готовый в трудную минуту подать тебе стакан воды?
