привести сюда все танки, стоящие у КП, и расставить их вдоль опушки. "Что он задумал?" - я пытаюсь разгадать его замысел. Он подзывает меня.
- Вот вам письменный приказ. Живым или мёртвым, но вручите его подполковнику Болховитинову. Срок - пятнадцать минут. Передайте устно: как только немцы двинутся на меня в атаку, пусть ударит им во фланг и уничтожит. В бой ввести оба батальона.
- Да пусть не оглядывается назад, что у него мало!.. - уже вдогонку мне кричит Попель.
Опять мелькают домики и сады разбросанного села Трытыны.
- Где немцы? - читая приказ, спросил меня Болховитинов.
- Там, - показал я на южную окраину села. Болховитинов приказал своим комбатам снять оба батальона с обороны и вывести в сады южной окраины, где он будет их ждать.
- Едем туда! - предложил он мне, вскакивая на свой КВ.
Жарко, тихо. Только издалека доносится приглушённый расстоянием шум моторов.
Оставив танки в саду окраинной хаты, взбираемся на её соломенную крышу. Отсюда видим весь боевой порядок противника.
Немцы идут в атаку двумя эшелонами, построенными шахматным порядком. Я смотрю на это точно рассчитанное движение, и мне кажется, что кто-то невидимый, скрытый завесой пыли и дыма, передвигает по полю огромную шахматную доску.
- Не менее двухсот танков, - говорит Болховитинов. Холодок пробегает по коже. Беспокойно оглядываюсь назад на село. Где же наши? Каждая минута дорога! Но на улице, ведущей к центру села, пусто и тихо. Только где-то на северной стороне слышен гул заводимых моторов и сквозь зелень виднеются сизые дымки.
- Наших всё нет... - взволнованно говорю я.
- А, чёрт! - ругается Болховитинов. - Если опоздают, всё пропало. Тут момент... Да, да! Батальоном Мазаева - во фланг второго эшелона, батальоном БТ - по тылу первого. Так буду бить! - вслух принимает он решение и, легко соскочив с крыши, бежит к моему танку, чтобы поторопить замешкавшиеся батальоны.
"Тут момент..." - повторяю я про себя. "Если опоздают, сяду на его KB и ударю по первому эшелону. Выиграю момент, а там подойдёт Болховитинов. Иначе атака этой массы раздавит горсточку Попеля и Васильева".
Но вот справа за хатами, параллельно улице, замелькали Т- 26.
- Едут, едут двадцать шестые! - радостно кричу Болховитинову, уже вскочившему на мой танк.
- Я мигом! Только задачу поставлю. Перехватите БТ! - кричит он мне и скрывается за садом.
Немцы, как бы предчувствуя что-то, держатся за пределом прямого выстрела. Не видят ли они меня? Из предосторожности прижимаюсь к крыше, наблюдаю за полем из-за трубы, волнуюсь, что Болховитинов запаздывает с атакой, думаю, что ста-нет с жидкой цепочкой, выставленной Васильевым на опушке леса, если на неё навалится эта движущаяся по полю гигантская махина. Внизу рычит мотор танка. Оглядываюсь - Болховитинов вернулся.
- Где первый эшелон? - спрашивает он, пересаживаясь в свой КВ.
- Поравнялся с нами. Правым флангом приближается к селу. Где же БТ?
- Ещё нет.
- Чего ждать? - в нетерпении спрашиваю я Болховитинова. - Давайте вдвоём ударим по первому эшелону, не то поздно будет. Второй эшелон подходит! - кричу я, завидев приблизившуюся в легком облаке пыли вторую половину шахматной доски. - Средние, Т-4.
- Обождём ещё, - отвечает Болховитинов и приказывает своему замполиту, сидевшему за башнёра, дать сигнал батальону Мазаева: "В атаку!"
Низко, над самыми садами, поплыли красные ракеты. Точно по мановению руки, из окраины села во фланг немцам выкатилась линия танков Т-26, чуть правее - вторая, дальше - третья. "Уступом влево", - определил я боевой порядок.
- Мазаев пошёл! Сейчас сцепятся! - кричу я Болховитинову.
- Ну, теперь и мы в атаку. Слезай! - командует он мне. - Прикрываться будешь моим танком.
Высадив из машины своего замполита и приказав ему направлять танки БТ за ним, он даёт механику команду:
"Вперёд!" В последний раз оглядываю поле, далёкую опушку, выступ леса. Там тишина. "Нет, не увидеть мне больше тех, кто остался там, на КП. Не привезти им радостной вести!" - думаю с тоской. Я уже обернулся, чтобы спрыгнуть с крыши, когда из-за угла выскочила первой БТ. За нею, взбивая пыль, замелькали остальные.
- Стой, стой! - кричу я таким зычным голосом, какого и не подозревал у себя.
- Не останавливайте! - кричит Болховитинов. - Пусть на ходу принимают сигналы. Сигнализируйте направление атаки и четвертую скорость.
Он поднял жёлтый флажок-сигнал "Внимание!", и я увидел, как первая машина чётко повторила его.
- Поймут! - радуется Болховитинов и повторяет механику команду: "Вперёд!"
Его замполит едва успел вскочить на танк. Мною овладевает буйная радость. Танцую на крыше. Поднимаюсь на конёк и сигнализирую в сторону леса, где КП Попеля и Васильева. Как хочется, чтобы они поняли меня, не волновались, увидев вышедший в атаку, да и то С опозданием, только один KB Болховитинов а! До них далеко, они меня, конечно, не услышат, но я кричу, как будто они тут, рядом со мной:
- Всё в порядке!
БТ уже подходят к моей хате. Левой рукой я показываю каждой машине четыре пальца, что означает: "четвёртая скорость", правой даю направление движения. Командиры кивают мне головой, мол, понятно, опускаются в башни, и БТ, как стрелы, выпущенные из лука, взревев моторами, вылетают из улицы. В стремительном беге они опережают KB Болховитинова и на моих глазах съедают пространство, отделяющее их от первого немецкого эшелона, который, удаляясь к лесу, не видит за собой погони.
Но вот KB Болховитинова остановился, из его пушки сверкнуло пламя, правофланговый немецкий танк задымился. БТ ворвались в строй немцев, дружно и часто заработали пушками. Вторя им, из леса со стороны КП сверкнула цепочка орудийных вспышек. Из-за выступа леса выплыли KB Васильева и Т-34 Попеля. Переваливаясь, они пошли навстречу немецкой лавине. А я-то боялся, что немецкий строй сомнёт их! Они вышли навстречу, как выходили рыцари, закованные в броню. Немецкие танки им не страшны. На них - неуязвимая советская сталь.
"Сражение началось, все вступили в дело!" - говорю я себе, всем сердцем ощущая высокую торжественность момента, и, взглянув в последний раз на поле боя, скатываюсь с крыши к моему танку.
На бегу командую Гадючке: "Вперёд, четвёртая!"
Танк выносит меня из сада в поле, затягивающееся едким дымом горящих танков.
- Куда? - спрашивает Никитин.
Оглядываюсь назад. Там, посреди поля, между лесом и селом, пылают разбросанные группами танки. Бой как будто стягивается к середине немецкого эшелона. Если так, значит, наша берёт!
Смотрю вперёд, где километрах в двух зона боя Мазаева. Думаю: "Если ему не удастся сбить второй эшелон немцев, они обрушатся сзади на наши БТ".
- Направо, к Мазаеву, - командую.
Вот цепочкой дымятся четыре разбитых правофланговых немецких танка, а дальше застыли ещё шесть горящих машин, уставившихся носом к лесу. Возле них ни одного
нашего Т-26. Видно, что внезапность удара во фланг удалась Мазаеву блестяще. Мчимся дальше, дальше! Вот стоит наш горящий танк, а за ним горит немецкий с пушкой, направленной в сторону села. Значит, здесь, на этом месте, немцы заметили фланговую атаку и повернули вспять. Вон очи впереди отстреливаются, стараясь оторваться от наших Т-26.
Всё больше наших подбитых танков. В тыл бредут эки-П11ЖИ, потерявшие машины, мелькают перевязки. Кое-кого несут на руках, некоторых поддерживают под руки. Но ни ни одном лице не видно уныния. "Мы победили!" - светится на лицах танкистов, проходящих мимо нас.
Подъезжаю к группе разбитых немецких танков. За каждым из них стоят по два наших Т-26 и, развернув башни, бьют по отходящим немцам.
- Почему стоите? - спрашиваю выглянувшего из башни командира.
- Комбат поставил в засаду на случай контратаки. Ставлю свой танк рядом с его, прикрываюсь разбитой немецкой машиной. Немцы отходят на северо-запад, на Буды. Огонь лёгких Т-26 уже не причиняет им вреда, тогда как немецкие семидесятиыпятимиллиметровки всё ещё вносят опустошение к наши ряды.
Ни Ираном фланге, ч нейтральной полосе, движется К нам Т-26, цедя на буксире другой, подбитый. Пушка подбитого смотрит вниз, его корма чуть дымится. Верно, в нём никого нет.
- Кажется, это ротный буксирует, - говорит мне сосед, всматриваясь в буксир. - Вот молодец! - восхищается он. - Прямо из-под носа у немцев увёл!
- Не говори гоп, пока не перескочишь, - тревожно отмечает Никитин, глядя туда же.
Всматриваюсь и я. К медленно ползущему буксиру быстро приближается немецкий танк. Он идёт ему строго в затылок, а за ним вдалеке остановилось несколько немецких машин. Их экипажи, должно быть, следят за крадущимся хищником. Я понимаю его манёвр: прикрываясь подбитым, буксируемым танком, он стремится подойти поближе, чтобы затем, развернувшись в сторону, с хода расстрелять буксирующий танк.
С замирающим сердцем слежу за тем, как он подкрадывается к буксиру. "Как тут помочь?" - спрашиваю себя.
С отчаяния приказываю Гадючке: "Вперёд", надеясь хоть отомстить немцу, но тут же кричу:
- Отставить!
Из башни буксира один за другим вываливаются двое. Перепрыгнув с кормы на буксируемый танк, они исчезают в открытом отверстии люка механика-водителя. Пушка подбитого танка дрогнула, поднялась навстречу преследователю и дважды выбросила язык пламени. Немецкий танк споткнулся и замер, пустив струйку дыма.
- Вот теперь - гоп! - восторженно кричит Никитин.
