Жертвы обстоятельств

кажется, что я лучше стал ощущать температуру. По крайней мере, кипяток и талую воду различаю.

У меня сердце замерло.

— Чувствительность восстанавливается?

Он качнул головой. Мертвенный лунный свет упал на длинную прядь, выбившуюся из-под шарфа, и сделал ее седой.

— Не совсем. Я словно ощущаю перепад температур костями. Сильное давление — тоже… А вот поверхностные уколы, даже направленные в болевые точки и нервные узлы — совершенно не чувствую.

Дэриэлл поднял руку к свету и медленно сжал пальцы, глядя на собственную ладонь просто как на функциональное устройство из мышц, костей и сухожилий. Красивое, почти совершенное — и бесполезное.

— Иногда мне кажется, — тихо произнес целитель, — что дело действительно только во внешнем слое тканей. Ксиль когда-то в шутку предлагал отпилить мне руки и вырастить новые. Полагаю, что фактически такое возможно. Регенерация позволяет. Но вновь созданные ткани будут шакарскими. А это совсем другой тип тактильного восприятия… Нет, на такие радикальные меры я решусь только в крайнем случае, — хмурое выражение на его лице давало понять, что «в крайнем случае» равносильно «никогда». — Пока буду ждать. Время терпит.

Дэйр говорил спокойно и сдержанно. В его голосе был только научный интерес и мягкая отстраненная доброжелательность, присущая всем целителям. Как будто он уже давно смирился со своим увечьем, притерпелся к нему… Но какое-то глубинное чутье подсказывало мне, что это не так. И нечто — воображение или отголоски эмпатии? — дорисовывало скрытые от посторонних глаз чувства: боль, беспомощность, стылую злость на судьбу…

— Значит, регены все же действуют, — я почувствовала себя виноватой и постаралась незаметно отвлечь Дэйра от неловкой темы, которую сама же и подняла. — А какие-нибудь другие шакарские особенности кроме регенерации и повышенного порога температурной переносимости у тебя проявились? Ты ставил опыты?

— В обычном состоянии, без подпитки кровью и эмоциями, регены дремлют, — откликнулся Дэриэлл заметно живее. У всех есть «кнопочки», на которые можно надавить. У моего аллийца это исследовательский интерес. Я невольно улыбнулась, заметив, как азартно заблестели за светлыми прядями челки темные, как мох, глаза. — Но если насытить их энергией… Управлять регенами я пока не умею, этому даже урожденные шакаи-ар учатся довольно долго, так что результат может быть самый непредсказуемый: отросшие когти, внезапное эмпатическое озарение, изменение восприятия — мир словно замедляется… Есть и постоянные эффекты, вроде возросшей физической силы при уменьшении мышечной массы.

Я машинально оглядела Дэйра и вдруг поняла, что он действительно… похудел. Совсем незаметно, особенно в зимней куртке, но если знать, на что смотреть — не ошибешься. Интересно, а структура мышц тоже поменялась? Когда-то, еще в начале моего обучения, Дэйр на наших с ним образцах показывал различия в строении тканей человека и аллийца. А с шакаи-ар наверняка разница гораздо больше!

Вот еще вопрос — как регены могут изменять клетку? Переписывают ДНК? Или процесс еще сложнее?

После мыслей о том, что неплохо было бы попросить в Академии комнату с лабораторией, я одернула себя. Нашла время.

Но оставалось прояснить еще один важный аспект.

— Ты что-то говорил про энергетическое насыщение, — я замялась, а потом скованно произнесла, глядя в сторону. — А у тебя голод только физический и энергетический, или?…

Дэйр промолчал. Я обернулась к нему, жалея, что задала такой неудобный вопрос.

Лицо целителя искажала гримаса отвращения. И… ненависти?

Кажется, вопрос был не просто неловким, а жестоким.

— Прости, — сконфуженно извинилась я. — Можешь не отвечать.

Дэриэлл вдруг наклонился, зачерпнул руками снег — и растер его по лицу.

— Все в порядке, — он медленно выдохнул, прикрывая глаза. — Просто это один из самых неприятных сюрпризов после… обращения, — повисла многозначительная пауза. — Мне всегда неприятно было причинять кому-то боль. Наверное, поэтому с боевой магией я не очень-то ладил, хотя в детстве и мечтал походить на выдуманный мамой образ отца-героя. Целители сродни эмпатам. Мы чужую боль ощущаем, как свою… Шакаи-ар, как выяснилось, тоже, — губы исказила кривая усмешка. — Но совершенно по-иному. Когда я впервые испытал это ощущение, у меня чуть крышу не снесло, — через силу сознался он.

— Дэйр, ты не обязан мне это рассказывать, — как можно тверже произнесла я, пытаясь прервать моральный «стриптиз». Видеть своего наставника и друга таким — странно уязвимым, словно кающимся — было жутко.

Даже сейчас, после безумного месяца в Дальних Пределах, почти-сумасшествия, почти-смерти Дэриэлла, он оставался для меня все тем же совершенным существом. Самым неправильным аллийцем, самым добрым и благородным учителем, самой бескорыстной душой на белом свете…

— К сожалению, обязан, — Дэйр усмехнулся. — Лучше ты узнаешь это от меня, чем почувствуешь… на своей шкуре.

Я возмутилась до глубины души.

— Шакарскими заморочками меня не испугаешь!

— Я и не собираюсь пугать, — он ласково погладил меня по голове, успокаивая. — Просто я не хочу, чтобы ты пострадала.

Все возражения вроде «Я сама могу за себя постоять!» так и остались невысказанными, стоило мне заглянуть в глаза Дэриэлла — темные, печальные.

Иногда бывает так страшно, что кто-то узнает о твоем пороке, что молчать о нем невозможно. Пусть Дэйр говорит, если ему от этого станет легче. Жаловаться он не будет, пускай хоть повинится…

Цель все равно одна.

— Что с тобой тогда случилось? — вздохнула я, обнимая Дэйра озябшими руками и пряча лицо в его пушистом воротнике. — Эмпатия активировалась?

— Вроде того, — его пальцы забрались под мой шарф, осторожно поглаживая шею. Было очень холодно и щекотно, но я и не думала отстраняться. — Активировалась, да… одновременно с голодом. Это произошло на следующий день после того, как мы навестили тебя. Точнее, ночью того дня. Я проснулся со странным тянущим ощущением — какая-то физическая неполноценность и иссушение, будто из каждой клетки откачали половину цитоплазмы. И в то же время рассудок повело. Знаешь, такое чувство, как при бессоннице: вертишься в кровати, то переложишь подушку холодной стороной, то возьмешь второе одеяло, то воды глотнешь… Мыслей нет, но есть смутное беспокойство, тактильные ощущения обострены до предела. И будто бы и удобно, однако чего-то не хватает — и поэтому заснуть никак не получается. Я промучился с полчаса, но мне казалось, что целую вечность. А потом появился Ксиль. Примчался откуда-то с другого конца города, как будто почуял. Выдернул меня из кровати, встряхнул… и подставил шею. Ничего не сказал… Да и не нужно было. От меня к тому моменту уже остались одни инстинкты. Клыки и когти, которые до этого только мешали и раздражали, оказались весьма удобными «столовыми приборами», — нервно хохотнул он. — Когти — это как вилка, чтобы жертва не вырывалась. Надо только их поглубже запустить в спину «ужину». Ну, а клыки… Понятно, да?

Острое чувство жалости к Дэйру, столкнувшемуся с тем, что было отвратительно его природе, заставило меня только сильнее обнять целителя.

— Первый глоток… Не знаю, с чем это сравнить, — продолжил Дэриэлл после заминки. — Похоже на ощущение, когда ты час лежишь с вывихом, загибаясь от боли, а потом тебе вкалывают лекарство мгновенного действия — и боль растворяется. Или когда тебя душат подушкой, а потом вдруг дают глотнуть воздуха.

— Ну и сравнения, — меня передернуло. — Неужели все из личного опыта?

Дэйр неожиданно усмехнулся.

— Мой личный опыт, к сожалению, гораздо богаче, чем можно подумать. Но все равно адекватного сравнения я подобрать не могу. Слишком все было… чуждо. И с каждым глотком это чувство нарастало. Но