— О чем это ты, деточка? — баба Тома замерла, так и не донеся ложечку с тортом до рта. В ее глазах блеснуло искреннее любопытство. — Чего там мать твоя натворила?
— Не берите в голову, баб Том, — попыталась улыбнуться девушка. — Это я так, на нервной почве всякие глупости несу. И больше вы Колю не видели?
— Не видела, но слышала, — с набитым ртом ответила старушка. — Сегодня он рано из дома ушел. Я еще в постели нежилась, а он уже ключами в коридоре громыхал. Еще так долго с замком копался, что я даже беспокоиться начала. Вдруг, кто чужой в квартиру его ломится. Хотела встать, да в глазок посмотреть. Но, пока с кровати слазила, он уже дверь закрыл и вниз убежал. Эх! В его годы я тоже так бегала, а сейчас из квартиры лишний раз выбраться боюсь. На днях во дворе так завалилась, что весь бок синий теперь. Хошь, покажу?
— В другой раз, баб Том, — встала Ирина из-за стола. — У меня сейчас времени совсем нет. Но я к вам обязательно как-нибудь зайду. Обещаю!
— Беги, беги, Ирочка. Я ж все понимаю, сама такая была, — тяжело вылезая из-за стола, прокряхтела бабуля. — Бывало, целыми днями на ногах проводила. Ни на секундочку не могли присесть.
Шаркая следом за Ирой, она продолжала вспоминать свою молодость. Обувшись, Ирине пришлось прервать ее рассказ.
— Баб, Том, вы, если Колю увидите, скажите ему, чтобы он обязательно мне позвонил, — попросила она. — Скажите, что я очень буду ждать и надеяться. Еще скажите, что он неправильно все понял. Хотя… этого лучше не говорите. Просто скажите, чтобы позвонил.
— Передам, все передам, — пообещала бабушка. — А ты забегай, как время будет. Я всегда рада тебя видеть.
— Обязательно! — закрывая за собой дверь, улыбнулась она. Только улыбка получилась очень уж ненатуральная, замученная и печальная, больше напоминающая горькую гримасу, чем открытое проявление человеческой радости. У бабы Томы даже сердце екнуло, а это, она знала точно, не к добру.
Николай прищурился, пытаясь разглядеть смутные силуэты, витавшие впереди. Или это больной воспаленный мозг опять рисует нереальные картины… Сначала ему показалось, что резко испортилась погода: набежали тучи, отчего стало темнее, и на землю опустился туман. Но буквально через секунду белое облако начало сгущаться, приобретая девичьи очертания. Николай молча наблюдал за происходящим. Не в силах пошевелиться и отвести взгляд, он замер на месте.
— Не бойся, человек, — зазвенел молодой голосок. — Ничего плохого я тебе не сделаю. Ты звал меня, вот я и пришла.
— Раньше я тебя не приглашал, а ты все равно являлась, — выдавил он из себя. Выйдя из оцепенения, он с восторгом разглядывал безупречной красоты девушку, стоявшую перед ним. Длинные светлые волосы; тонкая, почти невесомая кость; белая прозрачная, идеально чистая кожа, огромные, прозрачные голубые глаза, словно озерная гладь плескалась в них. Она смотрела на него ласково и, как ему показалось, немного испуганно.
— Я не могла не являться, я без тебя не могу, — просто ответила она.
— Почему? — удивился он.
— Я люблю тебя, — спокойно прозвенела она.
— Что? — от неожиданности Николай, не глядя, отступил назад, споткнулся и упал на землю, больно ударившись головой об оградку.
— Совсем свою голову не бережешь, — прошептала она совсем близко, и тонкие руки оплели его, пытаясь помочь встать. Запах леса ударил ему в нос, длинные волосы защекотали лицо. Откинув ее руки, он сам вскочил на ноги.
— Тогда в поезде была ты? — осенило его.
— Да, — опустила она свои прекрасные глаза. — А ты все помнишь? Это нехорошо, нехорошо… Людям нельзя помнить про это. Матушка так говорит. Наверное, я что-то не то добавила в отдушку для очищения памяти. Что-то перепутала.
— А я думал, что у меня галлюцинации из-за повреждения головы! — обрадовался он. — Боялся, что с ума схожу.
— И что же ты помнишь, человек? — не обратив внимания на его радостную реплику, она вновь посмотрела на него.
— О чем ты? — наморщил лоб Николай. — А-а, о поезде! Помню, что ты ко мне ночью приходила. Кажется, даже обнимала меня. Но все очень смутно, туманно, вроде было, а вроде и нет. Вот я и сомневался.
— И больше… ничего. Ну, кроме того, что я тебя обнимала, — продолжала допытываться красавица. Он с удивлением отметил, что ее бледные щечки мигом налились румянцем. От этого она стала еще прекрасней.
— Да нет, — пожал он плечами. — А было что-то еще?
— Нет, нет, — слишком поспешно ответила она. — Боялась, что ты что-нибудь напридумывал. Все- таки голову повредил.
— Видимо, даже серьезнее, чем я думал, — пробурчал он и как-то глупо улыбнулся. — Так значит, бабка права была. Наверное, ты — берегиня?
— Откуда знаешь? — испугалась девушка. — Людям про нас неведомо.
— Это вы так думаете, — усмехнулся Николай. — Конспирация у вас видимо не очень хорошая.
— Кто не очень хороший? — не поняла берегиня.
— Конспирация, — повторил он. — Прячетесь, то есть плохо. Но это не важно. Ты сказала, что любишь меня. Что ты имела в виду? Ты всех вокруг любишь или меня конкретно, как мужчину?
— Всех, но тебя особенно, — глядя прямо на него, ответила берегиня. — Ты — самый лучший, самый красивый. Я не видела никого прекрасней тебя.
— Да, таких, как я, полно, — громко сглотнул Николай. — Просто ты людей толком не видела, в тайге ведь живешь. По нашим меркам, ты — настоящая красавица. Такой безупречной внешности я еще не встречал. Да, наверное, людей таких и вовсе не бывает.
— Правда? — улыбнулась она, обнажив белые, как жемчуг, безупречные зубки. — Значит, и ты меня любишь?
— Любовь — это очень сильное чувство, — теперь Николаю показалось, что покраснел он сам, чего он с детства за собой не замечал. — Так быстро оно не зарождается.
— Странно, а я тебя полюбила сразу, — заметно расстроилась берегиня. — А сколько тебе нужно времени?
— Для чего? — вновь не понял он ее вопрос.
— Чтобы меня полюбить, — она с надеждой посмотрела на него. — Я могу хоть сколько ждать, десять лет, двадцать. Сколько захочешь.
— Ну, это ты загнула, — вновь смутился он. — Через двадцать лет я уже стариком буду.
— Я тебя и старого любить буду, — уверила его берегиня. — Почему вы живете так мало? Мне Матушка говорила, что люди даже до ста лет редко доживают.
— Не думал об этом, — честно признался Николай. — Наверное, потому что много болеем, мало бываем на свежем воздухе и имеем массу вредных привычек. Хотя, может, на самом деле все не так. Бывает, что и заядлые курильщики до ста лет доживают. Так что, может быть, вранье все это — о вреде курева. Вполне вероятно, что нас просто запугивают, пытаются таким образом наставить на путь истинный. А вы сколько живете?
— Ровно пятьсот лет, ни днем больше, — не отводя от Николая глаз, ответила берегиня. — И мы никогда не стареем. До ста лет растем, формируемся, ума набираемся. Оставшиеся четыреста лет наша внешность совсем не меняется.
— Везет! Нам бы так, — восхитился Николай. — Сколько тебе лет?
— Сто пятьдесят, — сразу ответила она. — Я по вашим меркам — девушка, лет двадцати, наверное.
— Значит мы с тобой почти ровесники, — засмеялся Николай. — Мне через три дня двадцать три
