Море билось о берега, тихо, почти бесшумно всхлипывало и шипело пеной. Он смотрел в небо и мягко качался на волнах. Кажется, он лежал на надувном матрасе. Наверное, наконец, получилось вырваться в Турцию! Ведь в бесконечной череде рабочих будней он только об этом и мечтал. Осторожно, лениво он поднял вверх руку, попытался сжать густой знойный воздух, окутавший его. Но почему-то у него ничего не получилось. Легкий, прозрачный воздух просачивался сквозь пальцы и уходил в никуда. Странно, подумал он, а когда-то у меня это получилось. Что же изменилось с тех пор? И почему нет того одуряющего, почти невыносимого чувства счастья, которое он испытывал в последнее время? Чего то не хватает для того, чтобы эта безмятежная картина стала полной. Чего-то или кого-то… Рябинушка!!! Где же она! Почему она не качается на волнах вместе с ним?! Страшное предчувствие сковало его грудь, перехватило дыхание, он забился в истерике, сорвался с теплого матраса и упал в ледяную воду. Лед сковал его легкие, он закричал и открыл глаза.
— Коленька, родной, ты меня слышишь? — сквозь туман увидел он осунувшееся, заплаканное лицо Анастасии Викторовны и слабо кивнул в ответ. Он хотел спросить у нее, где Рябинушка, но так и не смог разлепить окоченевших губ. Такое чувство, что ему залили рот супер мощным клеем.
— Слава Богу, — облегченно прошептала женщина и заплакала. Слезы текли по ее усталому лицу и капали ему на грудь. Оказывается, слезы очень тяжелые, пронеслась в его голове быстрая мысль. Интересно, почему? Это же просто вода, хоть и соленая.
Анастасия Викторовна положила голову ему на плечо, и тут он увидел за ее спиной сгорбившуюся, худую фигуру отца. Он смотрела на него испуганно, можно сказать затравленно, что-то беззвучно говоря, будто читал молитву. В голове у Николая что-то забилось, больно ударяясь о правый висок. Удары были невыносимо болезненными, и он застонал. Услышав эти страдальческие стенания, мужчина как-то съежился, сник, лицо его исказила дикая мука. Резко развернувшись на пятках, он вышел из палаты.
— Павел Петрович, пригласите, пожалуйста, врача! — крикнула ему вслед Анастасия Викторовна и, подняв на Николая заплаканные глаза, прошептала: — Главное, что ты жив, мой милый, родной мальчик. Главное, что ты жив.
— Выйдите из палаты, — раздался сзади строгий мужской голос.
Анастасия Викторовна послушно поднялась на ноги, бросила на Николая быстрый, напряженный взгляд и суетливо вышла из палаты.
— Николай, вы можете говорить? — нащупывая на руке больного пульс, деловито осведомился доктор. В больших серых глазах промелькнуло понимание, и он ответил сам себе. — Не можете. Но вы меня слышите? Если слышите, то как-нибудь дайте об этом знать. Только не делайте резких движений. Это может вызвать у вас резкие боли.
Николай слабо шевельнул мизинцем, и вновь острая игла воткнулась ему в висок.
— Это хорошо, — благодарно кивнул ему врач. — Сейчас, вам главное не волноваться. Наверняка, вам интересно, что с вами произошло. Вкратце расскажу. Вы попали в автомобильную катастрофу. То, что вам удалось выжить после таких травм — само по себе чудо. Считайте, что вы родились во второй раз. Когда вас доставили в больницу, на вас не было ни одного живого места. И лицо, и тело представляли собой одно сплошное кровавое месиво. Насколько я понял, в ваш автомобиль врезалась фура. Удар была такой силы, что вас выкинуло на дорогу через лобовое стекло. Автомобиль продолжал свое движение и проехал прямо по вам.
Почти полгода мы собирали вас по косточкам. Наконец, собрали. Сколько вам пришлось пережить операций — одному богу известно. Повторю, вы — счастливец. Ни головной мозг, ни позвоночник почти не пострадали. Вы сможете и ходить, и адекватно мыслить. Но это будет чуть позже. Пока вам нужно отдыхать и набираться сил. И мы вам в этом поможем. За прошедшие полгода вы стали для нас почти родным. Теперь я вас покину. Ненадолго. Сейчас отдам медсестрам ряд распоряжений на вас счет и снова вернусь.
Ободряюще улыбнувшись Николаю, врач поднялся со стула и вышел в больничный коридор.
Значит, прошло полгода — из всего рассказа Николай вычленил лишь одну эту мысль, и именно она сейчас распирала его мозг, пыталась вырваться наружу тысячей вопросов. Рябинушка должна была родить почти месяц назад. Может быть, она до сих пор в больнице? А как же ребенок? Ведь ведьма предупреждала их, что девочка появиться на свет без души! Конечно, скорее всего, старая колдунья наврала. Скорее всего… Тогда где же они? Где его Рябинушка и малышка? Что с ними?
Боль в голове стала почти невыносимой. Казалось, что сейчас его мозг разорвет на части. Он вновь попытался застонать, но даже на это не было сил.
В палату зашла молодая девушка в белом халате. Николай перевел на нее измученные воспаленные глаза. Девушка строго посмотрела на него и взяла в руки шприц. Николай почувствовал, как острая холодная игла проникает в его вену. Горячая жидкость ворвалась в его кровь. И вместе с ней в его организм пришли покой и умиротворение. Боль отступала, веки наливались тяжестью, сознание обволакивала сладкая дрема. Он благодарно улыбнулся своей спасительнице и вновь провалился в небытие.
На этот раз он лежал на лесной поляне. Вокруг было много одуванчиков. Иногда они белыми парашютиками взмывали в небо и оседали на его лицо. Ему било щекотно и в то же время приятно. Он радостно улыбался им и, кажется, они ему тоже улыбались. Очередная пушинка попала ему прямо в ноздрю. Он звонко чихнул, освобождая свои дыхательные пути, и открыл глаза. Ни душистой поляны, ни невесомых парашютиков вокруг не оказалось. Над ним — темный больничный потолок, под ним — раскаленный от жара собственного тела матрас. Узкая полоска света проникала в палату сквозь приоткрытую дверь. В углу он увидел чей-то темный силуэт, скрюченный на стуле. Там сидел человек и, судя по равномерному дыханию, доносившемуся оттуда, он крепко спал.
— Рябинушка, — еле слышно позвал он. Человек в углу даже не пошевелился. Тогда Николай собрал все свои силы, до боли напряг голосовые связки и чужим надрывным голосом повторил. — Рябинушка!
Темный силуэт резко покачнулся, едва не завалившись на правый бок, и вскочил на ноги прямо в полосу света. Это был мужчина. И Николай уже понял, кто именно и слегка отвернул голову к стене.
— Николяша, это я, твой папа, — шепот раздался совсем рядом. Николай даже вздрогнул от неожиданности и повернулся. — Анастасия Викторовна сообщила мне, что с тобой произошла беда, и я сразу приехал. Мой номер телефона был вычеркнут из твоего справочника. Она еле разобрала цифры. И я ей безумно за это благодарен.
На этих словах его голос оборвался. Мужчина горько всхлипнул и затих.
— Теперь ты ждешь от меня благодарности? — сдавленно прошептал Николай и с ненавистью посмотрел на него.
— Мне ничего не нужно, — отступил от него силуэт. Николай даже в темноте увидел, как он ссутулился и сник, кажется, став вдвое меньше ростом. — Я просто хотел тебя увидеть. Хотел знать, что с тобой все будет хорошо. Ты ведь мой единственный родной человек.
— В таком случае у тебя нет ни одного родного человека, — стиснув кулаки, хрипло сообщил Николай. — Уходи! Мне невыносимо видеть убийцу моей матери.
— Убийцу, — прошелестело из темноты. — Как же ты несправедлив ко мне, сынок.
— Не смей называть меня сынком! — хрипло прокричал Николай и закашлялся.
— Тебе нельзя напрягать голосовые связки, — забеспокоился мужчина. — Если не хочешь, чтобы я называл тебя сыном — не буду. Только выслушай меня. И постарайся понять. Обещаю, больше я тебя не побеспокою.
Николай молча кивнул. Говорить действительно было очень больно. Слова щекотали его горло, выворачивали его наизнанку и все время пытались застрять в горле, перекрывая тем самым дыхание.
— Тогда мне было двадцать пять лет, — пододвигая к себе стул, начал он. — Я был начинающим физиком и меня отправили в длительную командировку в Санкт-Петербург. Там проходила международная конференция. Вечером мы с коллегами решили прогуляться по городу. Нас было трое — все молодые, талантливые, влюбленные в жизнь.
Мы шли по набережной Невы. Впереди прогуливались две молоденькие девушки, одна краше другой. В нашем Абакане таких никогда не было. Особенно хороша была одна: хрупкая, светловолосая, в белом коротеньком платьице на тоненьких бретельках. Она будто не шла, а летела над серой мостовой. Мы, как завороженные, наблюдали за ней.
— Эх, была не была! — вдруг махнул рукой Вадим и направился напрямую к этой сказочной паре.
