посетила смутная мысль насчёт поднести их к губам, но он отмёл её и ограничился пожатием. Подельники, как-никак. Соратники. Боевые друзья.
– Очень приятно. Уж всяко лучше, чем «Надежда Константиновна». Правда, в комплекте с мартини было бы вдвойне приятней… – проговорил он и, кинув взгляд на кастрюлю, невольно сглотнул.
Какая манная кашка? Кастрюля была вместительная, из-под крышки сказочно благоухало.
– Э, Сёма, что ты знаешь о Надюше? – вздохнула Бьянка. – Это была такая женщина, такой большой души человек. Когда-то она мне здорово помогла. И… не томись, давай подсаживайся к столу. Прошу, макароны с сыром. Как ты любишь.
И, усевшись рядом в позе рачительной хозяйки, налила себе жасминового чая. Судя по фигуре, она только им одним и питалась.
Макароны были действительно, как он любил, – с маслом, сыром, перцем, колбасой, ветчиной и непременно соевым соусом. Количество – до отвалу.
– Слушай, а откуда ты знаешь насчет макарон? – с набитым ртом поинтересовался Песцов. – И про соевый соус?
– Тоже мне бином Ньютона! – улыбнулась Бьянка. – Я с кем попало не вожусь, так что справки о тебе какие-никакие, а навела. И про службу, и про художества твои, и про амуры… Ты у нас, Богданыч, орёл. А ещё ты кобель. Что, в общем, даже и славно. Хуже, если наоборот…
– Вы что там с генералом, сговорились моих любовниц считать? – поперхнулся Песцов. – Лучше скажи, что в коробочке лежит. Я же честный, я не заглядывал…
– С генералом я особо не разговариваю. То есть я говорю, а он делает. – Бьянка взяла кусочек сыра. – А что до коробочки… Понимаешь, есть вещи, которые мешают спать, и есть, которые мешают жить. Так что лучше тебе просто не знать. Поскольку ты мне, Сёма, очень симпатичен. И знаешь, почему? – Она куснула корочку белыми зубами и выдала неожиданное пояснение, оно же закономерное: – Потому что дурак.
Песцов успел мысленно вернуться к эпизоду в подвале, но Бьянка невозмутимо продолжала:
– В хорошем смысле, конечно. Вот, глянь. – И она вытащила колоду карт, положила рядом с тарелкой. – Это карты таро, слышал, наверное. А вот нулевой аркан – «Шут», он же «Безумец», – одним словом, дурак.
Песцов увидел изображение человека с посохом, идущего по краю обрыва. Ему сразу бросилось в глаза, что одетый в лохмотья гражданин не вписывался в законы привычной логики. В самом деле, вот он спешит, но не хочет бросить тяжёлую ношу, его ногу дерёт злющая собака, но он не отгоняет её посохом, перед ним простирается пропасть с кровожадным крокодилом, но человек даже не смотрит в сторону бездны… Напыщенная бестолочь или блаженный?.. А кто его знает, может, он владеет левитацией, умеет управлять временем и не по зубам никакому крокодилу. Может, ему просто нужно, чтобы его держали за дурака…
– Это он не альпинизмом занимается, – прокомментировала Бьянка, – это он по жизни идёт. Над пропастью во ржи. Рожь, извини, не нарисована. Ещё тут должна быть дудочка вроде флейты. И грызть пацана должна не собака, а большой рыжий кот наподобие камышового. Только дураку без разницы, у него от бешенства прививка. А под лохмотьями – кевларовые штаны. И трость у него с секретом, с выдвижным клинком. Этак в полметра и смазанная тяжёлым кадаверином. А еще у дурака периферическое зрение – закачаешься, видит, как муха или стрекоза, на триста шестьдесят… Слушай, Песцов, а зачем ты деньги в этот детский фонд посылаешь? Ведь всё равно разворуют…
Глаза цвета фиалки смотрели на Семёна с познавательным интересом. Как на диковинный фрукт, ещё ни разу не пробованный. Кислый будет или сладкий? Одно ясно: оскомину не набьёт.
– Разворуют, – подтвердил Песцов, вздохнул и понёс посуду в мойку. – Но и детишкам что-то останется. Слушай, а твоя девичья фамилия, часом, не Ленорман?
– Я что, похожа на замужнюю? – рассмеялась Бьянка, но сразу опять стала серьёзной. – А таро, чтобы ты знал, это не «любит не любит», а информация к размышлению. Ключ, инструкция, описание, рассказ в картинках для неразумных. Для недалёких профанов, суетящихся над сокровенным… Впрочем, ладно, суетиться им всё равно осталось недолго… – И, словно бы поняв, что слишком разоткровенничалась, Бьянка со вздохом сменила тему: – Песцов, а ты чего меня тогда не бросил? Ведь облажались, напортачили, наоставляли следов, и ещё неизвестно, чем всё закончится. Нет бы успокоил старушку да и слинял себе тихо, не подставляясь… Может, ты в самом деле с вольтами?
– Ага, и притом не слепой, – усмехнулся Песцов. – Думаешь, не заметил, как ты мне в морду хотела брызнуть из своей пшикалки, да раздумала. Вот и я тебя спрошу, почему?
Он вдруг почувствовал, что начинает западать на эту Бьянку. Инопланетянку из Шамбалы, лезущую не в своё дело. Хозяйку таинственной коробочки, о которой шутам, безумцам и просто дуракам лучше не знать. И которая так божественно готовит его любимые макароны…
– Для начала за это надо выпить. – Бьянка убрала колоду и вытащила из пенала позвякивающий пакет. – Ты там что-то говорил насчёт мартини… Ловлю на слове!
Чокнулись, провозгласили брудершафт, вроде бы в шутку поцеловались и… Дальнейшее Песцов так потом в памяти толком и не восстановил. Это был, как говорят французы, консьон, любовный удар, смерч, ураган, торжество неистовой страсти. Причём для обоих. Что Песцов, что Бьянка потеряли голову, а заодно и чувство времени, реальности и меры. Это было не просто здорово, это было неописуемо, неповторимо, невыражаемо словами и неподвластно перу. Какие могут быть слова для описания счастья?
– Ух, – потянулась Бьянка, когда везувий страсти начал кое-как входить в берега, а за окном погасли питерские фонари – наступало уже новое утро.
Наступало конкретно в любви и, хотелось бы думать, в гармонии.
Песцов проводил Бьянку взглядом. «Завтрак готовить пошла…» Он ещё немного повалялся, чувствуя, что любит весь мир, посмотрел на улицу, на воробьёв и отправился в кухню:
– Привет.
И сразу понял, что по крайней мере насчёт завтрака крупно ошибся. Бьянка сосредоточенно горбилась перед зеркалом, натягивая латексную маску. Фальшивую личину в стиле «это Фантомас».
– Ладно, не буду мешать, – пообещал Песцов и, мрачнея, потопал под душ.
Когда он вернулся, Бьянка уже завершила преображение. Широкие скулы, курносый нос, морщины, двойной подбородок. Невзрачная, увядающая гражданка лет сорока.
– Ну вот и всё, – сказала она.
«Понимай как хочешь», – подумал Песцов.
Вслух он спросил:
– Мы как, ещё увидимся?
– Едва ли, – растянула маску Бьянка. – Ты просто мой каприз. Привал. Тайм-аут. Возможность почувствовать себя слабой. Надеюсь, больше этого не повторится. Мы с тобой, извини, в слишком разных весовых категориях. Не обижайся, ты даже не представляешь, Сёма, насколько.
И ушла. И даже не поцеловала его напоследок. Резко повернулась – и щёлкнула дверь.
«Да и кто с такой-то рожей будет её целовать…»
Вот тебе и любовь, вот тебе и гармония. Песцов горестно вздохнул и шагнул к холодильнику.
«Кобель позорный, вот уж правда святая. Всё зло от баб. Лямур, тужур – вот оно было и нет, а проблемы остались…»
Он уже собрал вещички и заканчивал убирать следы, когда проснулся мобильник. Причём не простой, а резервный, очень редко используемый. Этот номер знали немногие.
– Черт, – нахмурился Песцов, пошёл на звук, почему-то заранее ожидая беды. Поднял телефон, словно дохлую гадюку: – Алё?
– Это дядя Сёма, да? – услышал он детский голосок. – А это Абрамчик Брук. Папа велел вам сказать, что дело швах. Его звонить не пускают, тут какие-то люди у нас. Шлимазоло, думают, что Абрамчик Брук не умеет звонить по телефону. Да чтобы они знали, у него своя «Моторола». С модемом и полифоническим звонком. А ещё он умеет…
– Спасибо, маленький, – не дал ему выговориться Песцов, – расти большой.
Мигом раскурочил трубку, вытащил сим-карту, чтобы враг не определил координаты, и продолжил сборы. Собственно, осталось немного – наложить грим, одеться в тему и повесить сумочку на плечо. Ну а дальше – ноги, ноги, ноги. До самой до бразильской глубинки… А пока до ног не дошло, Песцов работал руками и головой. «Ну вот, начинается, – думал он, – это первый звонок, ничто на земле не проходит
