Три дня Рольфу поручалось рубить дрова, затем он был отправлен с депешами в Олбени.
Март прошёл за разными, но не столь уж важными трудами: Рольфу приходилось и свиней колоть, и конюшни чистить, и землю копать. Затем пришла апрельская распутица, когда на лыжах ходить уже было нельзя, а реки ещё не вскрылись, и всякое сообщение с севером прекратилось.
Но вот наступил май, чудесный месяц май, дохнул бодрящим воздухом, и жизнь закипела. По рекам заскользили каноэ, в лесах земля ещё оставалась бурой, но многие деревья оделись золотом серёжек.
Рольф был полон сил, как молодой олень. Ему не сиделось на месте, и он охотно вызвался доставить депеши в Сакетс-Харбор. Он решил отправиться туда в одиночку: теперь на ночлеге можно было обойтись единственным одеялом, а пары фунтов вяленого мяса вполне хватало, чтобы быть сытым каждый день. Конечно, небольшой топор мог в дороге пригодиться, а вот тащить тяжёлое ружьё ему не хотелось, и он не знал, как ему поступить, но тут кто-то из молодых офицеров предложил ему взамен пистолет, и Рольф с восторгом заткнул за пояс это более лёгкое оружие.
За зиму он ещё вытянулся и выглядел, пожалуй, долговязым, но плечи у него были широкие, а походка упругой и лёгкой, как у бывалого путешественника. Радостно сияя, он отправился в долгий путь в Сакетс-Харбор по прямой через лес. Часовой отдал ему честь, а дежурный офицер, невольно залюбовавшись его мужественной фигурой и открытым, чистым лицом с весёлыми голубыми глазами, остановился пожать ему руку.
— Ну, желаю удачи, Киттеринг! — сказал он, зная, какое поручение должен выполнить юноша. — Будем надеяться, что ты вернёшься с более утешительными известиями, чем в прошлые два раза!
Рольф теперь отлично изучил науку пешего хождения и двинулся вперёд широким, лёгким шагом, а через полчаса пробежал рысцой мили две. Он рассчитывал, что будет за час покрывать пять миль, но его расчёты натолкнулись на одну серьёзную помеху: половодье ещё не спало, и перебираться через даже небольшие речки было трудной задачей. Ручьи ему нередко удавалось переходить вброд, а порой, увидев подходящее дерево, он срубал его так, что оно падало вершиной на другой берег и служило ему мостиком. Но речки были слишком широки для такого способа, переправляться вплавь он опасался: вода ещё не прогрелась, а течение оставалось стремительным. Чуть ли не у каждой он вынужден был строить добротный плот. Хороший разведчик зря не рискует: лёгкий плотик сэкономил бы много времени, но мог оказаться предательски ненадёжным. А крепкий, безопасный плот за десять минут не соорудишь. И за три дня дороги Рольф изготовил пятнадцать отличных плотов из сухих еловых стволов, связывая их прутьями ивы или «кожаного дерева» — дирки болотной. На каждый уходило не меньше часа — итого по пять часов в день. Но время было потрачено разумно, тем более что темнело теперь уже поздно и он успевал до наступления ночи пройти ещё много. Вскоре он добрался до населённой местности. На одной ферме он услышал про нападение армии сэра Джорджа Превоста на Сакетс-Харбор и героическую защиту города. На четвёртое утро он поднялся на гребень холма над Сакетс-Харбором — тот самый, на котором он уже стоял три месяца назад. У него перехватило дыхание. А вдруг и здесь?.. Но нет, на флагштоке развевался американский флаг. Он назвал себя часовому, бегом влетел в форт и явился к коменданту.
Город ликовал. Наконец-то военное счастье переменилось! Коммодор Чонси, утвердив превосходство своего флота на озере Онтарио, неожиданно напал на Йорк (старое название Торонто), столицу Верхней Канады, взял его и разрушил. Сэр Джордж Превост, воспользовавшись отсутствием Чонси, подошёл к Сакетс-Харбору, но встретил такой отпор, что через несколько дней снял осаду.
В стенах и крышах зияли дыры от пуль, в госпитале лежало несколько раненых, зелёная набережная была вся изуродована, а флагшток расщепило, но враг отступил, звёздный флаг плескал на ветру, и мужественный гарнизон, несмотря на свою малочисленность, был исполнен того духа, который пробуждается только в сердцах защитников родной страны и своего очага.
Да, это был не Огденсберг!
72. Обратный путь
В тот же вечер Рольф отправился в дорогу с последними новостями и письмами коменданта.
Теперь он уже хорошо знал этот край, и цепкая память лесовика помогла ему повторить прежний путь. Возможно, он вовсе не был самым удачным, однако обладал важным преимуществом: Рольф мог переправляться через реки на уже готовых плотах и сэкономил немало драгоценных часов.
Когда он шёл в Сакетс-Харбор, то видел много оленей и одного медведя, а каждую ночь слышал волчий вой, но всегда вдалеке. Теперь же, когда на вторую ночь он забрался в самое сердце лесных дебрей, волки выли куда громче и словно совсем рядом. Рольф устроился ночевать уже в темноте. Развёл большой костёр, собрав хворост ощупью, но когда огонь разгорелся, в его отблесках он увидел ярдах в двадцати от себя сухую ёлку. Взяв топорик, юноша направился к ней, как вдруг всего в десяти шагах от ёлки возник тёмный силуэт: опираясь передними лапами на поваленный ствол, на него с любопытством смотрел волк. Из чащи донеслись голоса других волков, и, вдруг задрав морду, он испустил протяжный призывный вой.
Рольф оставил пистолет у костра. Бросить в волка топором? Но тогда он останется вовсе безоружным. Нагнувшись, юноша схватил тяжёлый сук и запустил его в зверя. Тот увернулся, отступил от ствола и продолжал наблюдать за человеком без малейшего страха, но не угрожая. Остальные волки продолжали перекликаться, и Рольфа охватил страх. Осторожно пятясь, он добрался до костра, взял пистолет и вернулся к сухой ёлке. Но волк исчез, и больше ни один не показывался, хотя вой не смолкал до утра. Рольф на всякий случай развёл два больших костра и просидел между ними до света.
Утром он пошёл дальше, как обычно, но через полчаса заметил, что в нескольких сотнях шагов за ним трусит волк, к которому вскоре присоединился ещё один. Они не пытались его нагнать и останавливались, когда останавливался он. Но стоило ему побежать, как они, повинуясь инстинкту, роднящему их с собаками, пускались во всю прыть. Как Рольф жалел, что с ним нет его ружья! А стрелять из пистолета было бессмысленно: волки, казалось, точно знали, как далеко он стреляет, и оставались вне досягаемости. Рольф пустился на хитрость: скрывшись за вершиной холма, он быстро описал круг и устроил засаду у собственного следа. Но ветер предупредил волков об этом манёвре: они уселись на землю и выждали, пока он не пошёл дальше. Полдня два лесных пса сопровождали его, но не как охотники, гонящие дичь, а беззлобно, почти даже дружелюбно. Около трёх часов он переправился через речку, и тут они отстали. Несколько лет спустя, лучше узнав волчьи повадки, Рольф пришёл к выводу, что эта пара следовала за ним либо из любопытства, либо, быть может, в надежде, что он подстрелит оленя и что-то оставит на их долю. А расстались они с ним потому, что достигли границы своего участка. Иными словами, волки проводили его через все свои охотничьи угодья.
Ночевал он в шестидесяти милях от Тайкондероги, но был исполнен решимости преодолеть это расстояние за один день. Ведь он же обещал вернуться через неделю. Старожилы в ответ только недоверчиво покачивали головами, и теперь, гордый своей выносливостью, он даже помыслить не мог, что даст им право считать себя хвастуном. Из страха проспать Рольф в эту ночь почти не сомкнул глаз. Лёг он в десять. В одиннадцать должна была взойти луна, и он намеревался тронуться в путь часа через три, когда она поднимется достаточно высоко, чтобы осветить лес.
Каждые полчаса юноша просыпался, взглядывал на луну и, увидев, что она ещё висит за стволами, снова засыпал, успокоенный.
Наконец через четыре часа лес озарило голубоватое сияние. Заухал филин, и ему ответил дальний тоскливый волчий вой. Рольф доел вяленое мясо, затянул пояс и начал долгий, утомительный бег, который в Древней Греции снискал бы ему славу и послужил бы темой для многих прекрасных эпических поэм.
С компасом он мог не сверяться. Проводником ему служил яркий светильник в тёмных небесах. Путь его лежал прямо на восток, и лишь изредка озеро или крутой холм заставляли его отклониться немного в сторону. Вначале он шёл быстрым, широким шагом, но через милю оказался на открытом озёрном берегу и припустил бегом. Затем путь ему преградил ольховник, через который он пробирался очень медленно, хотя и недолго. Далее он полмили шлёпал по болоту по колено в воде и совсем не удивился, когда оно привело его к бобровой запруде с десятком хаток. Плюх! Плюх! Плюх! При его появлении их строители немедленно попрыгали в воду, но он, даже не оглянувшись, начал подниматься по склону. Лес тут был редкий, луна
