внимания которых будут именно эти малые города и человек в них. Человек в локальной среде, с ограниченными возможностями, с постоянным ощущением неудовлетворённости, но который кожей ощущает, что в этом сером бесперспективном и заштатном, далёком от столичной ярмарки и фейерверкной суеты таится сокровенная пещера Али-Бабы… Вот только найдутся ли нужные слова, особая фраза, необходимый жест, смелость и писательская страсть, чтобы её открыть?..
НЕВЕСОМАЯ КАТЕГОРИЯ КАЧЕСТВА
У Леонида Юзефовича в романе «Князь ветра» есть один удивительный эпизод, когда герой приобретает на рынке курицу, чрезвычайно искусно сделанную умелыми китайцами из б/у куриных костей. От настоящей ее не отличишь… Что-то подобное мастерится и в нашей литературе.
Стоит ли говорить, что сейчас читателя накрыл цунамический вал всевозможных книг. И чем больше становится это количество, тем актуальнее вопросы качества. И это на самом деле серьезная проблема. Качество художественного произведения сложно взвесить на безмене, невозможно вывести его формулу. Что делать? Оставаться просто санитаром леса и следовать инстинкту, пока шкура не полиняла, да зубы не источились, или обзавестись каким-нибудь модным теоретическим инструментарием и вовсю его пропагандировать, оттачивая на примерах?
Литературоведение как наука не даст ответы на все вопросы. Там есть неплохое ухищрение, в принципе любой текст для литературоведа является фактом литературы. От разговоров о художественном уровне всегда есть возможность уйти, попросту вписав его в историко-литературный контекст. После чего можно бесконечно специализироваться, анализируя его образную систему, проводить параллели с другими текстами, выстраивать надтекстовые уровни, выискивать всевозможные аллюзии и так далее.
Все больше приходишь к выводу, что в разговоре об искусстве, особенно становящемся на наших глазах, верить никому нельзя. Критики безмерно субъективны, литературоведы — близоруки.
Любые экспертные точки зрения себя дезавуировали. Доверяться, к примеру, вкусу (или какой-то другой мотивации) Немзера или Данилкина — сомнительно. Так же как выстраивать современный литературный пантеон, исходя из выбора премиального института, на который довлеет слишком много посторонних факторов.
Мы запросто может подойти (или уже подошли) к тому, что все литературное поле будет засеяно сорняками, да яркими, но бесплотными миражами. Как быть в такой ситуации? Может начать ратовать за создание какого-то независимого экспертного совета, который бы суровой и объективной рукой отделял зерна от плевел, нещадно боролся с сорняками, говорил правду в глаза, смело разделял бы искусство и эрзац, литературу и ее профанацию, определил бы четкие критерии качества, вывел бы философский камень идеального художественного произведения?
Но и это очевидная утопия. Бесчисленное или исчислимое количество премий с учеными и представительными советами-жюри показывают, что слишком много там внелитературных, а значит, далеких от эталонного качества факторов действует. Да и как здесь можно доверять лавроносцам, когда, допустим, победитель самой дорогостоящей литературной премии «Большая книга», запросто может быть объявлен «худшей книгой года». Я имею в виду случай Маканина. Пусть на «Нацбесте» по данной номинации голосовали ЖЖ-ые блоггеры, но и они тоже люди и вполне толковые и вполне искушенные в литделах. А ведь их, проголосовавших, почти три сотни набралось. Интересно, у какой-либо премиальной интриги есть подобное количество членов жюри?
Тогда быть может параллельно с комиссией по противодействию фальсификации истории создать комиссию по установлению барьеров на пути фальсификации литературы? А в Уголовном кодексе прописать соответствующую статью за порчу литатмосферы. К примеру, некоторое количество лет на духоподъемные работы, связанные с лесной отраслью, и с конфискацией пишущей техники.
Думается, что первым декретом подобной комиссии, скорее всего, была бы резолюция, что литературы нынче нет, то есть категорически нет, а есть только ее профанация, граничащая с консумацией. Так удобнее со всех сторон, по крайней мере, комиссия сойдет за компетентную и непреклонную, ведь поди-ка докажи, что тот или иной текст является произведением литературы, а не грубой подражательной подделкой, имитацией. Положите мне оклад в подобной комиссии, и с энергией экзорциста займусь охранением литературы. Завтра я скажу, что о современной литературе разговаривать нет никакого смысла и займусь медиевистикой.
Периодически желание воскликнуть громогласно что-то подобное, «да вы все яйца выеденного не стоите» у кого-то да возникает. Иногда то там, то здесь проскальзывает ехидствующая тема «мыльных пузырей». Мол, литературная «фабрика звезд» искусственно раздувает малозначимые фигуры, в угоду бизнеса, издательской политики и все такое. Крупных и мощных фигур нет, а на безрыбье, как известно, многое что сгодиться…
Один из объектов подобных громометаний — Захар Прилепин. Кого-то раздражает своими фотографиями на обложках книг, уверенностью и какой-то редкой по нынешним временам смелостью. И хоть сейчас удельный вес положительных рецензий на Прилепина заметно превалирует, но оступись он, выдай что-нибудь, скажем на «троечку», так многие сегодняшние хвалебщики сами и заклюют. Потому как ярок, убедителен, пытается заниматься многим, а должен быть нищ и убог, скромен и не высовываться до поры. Умеет качественно и продуктивно делать свой пиар, когда другие в этом редко сильны.
Причем многие в Прилепине видят не отдельно взятую фигуру писателя, но определенную тенденцию. Типичный пример: Глеб Шульпяков в своем ЖЖ прошелся по Прилепину-Садулаеву-Елизарову, которые как-то выступали на одном из книжных фестивалей. Шульпяков в явном раздражении пишет: «Три заштатных — то есть, работающих с ничтожно малым, поверхностным, маргинальным набором поколенческих проблем — автора втаскиваются издательско-фестивальным усилием в поле «больших вопросов» (представьте себе «Миринду», 'Тропикану' и 'Морс клюквенный', которые сошлись поговорить о винах Италии). В силу своей узкопрофильной литературной специализации — да и просто судя по высказыванием в прессе — дать ответ на «большие вопросы» эти люди не способны. Под каждым из наперстков — пусто». Причины всей этой беды, засилья «мусора» Шульпяков, естественно, видит в чисто экономической плоскости. Какой-то мотивировки, окромя того, что «мы то знаем, что мусор», нет, да и быть не может. Все по умолчанию. Особенно здесь умиляет формулировка про «маргинальный набор поколенческих проблем», с которой совершенно скучно спорить, ведь не на спор она рассчитана. Многозначительная снобистская недоговоренность — удобная поза и ею многие спекулируют, ведь она с лихвой заменяет какие угодно критерии, которые становятся совершенно излишни. То есть основные претензии не к качеству литературного текста, а к самому факту существования этих фигур, которые якобы занимают чье-то место под солнцем.
Ловкая подмена принципиальных качественных критериев, по которым как раз и судят о принадлежности того или иного текста к произведениям искусства, на более понятный и объяснимый аргумент из разряда «рожа мне твоя не нравится, чувак», совершается довольно таки часто.
Ладно, с «молодыми, да ранними», им еще многое надо будет доказывать. Вот дал Маканин повод, набросились. Но проиграл Маканин или нет, еще не факт, здесь все вилами на воде писано… То, что не смог он сделать, вывести собственную мифологию войны, за него сделали его критики. Они демонизировали «Асан», превратив его в некое злокозненное языческое божество, которое является предвестником литературного апокалипсиса. С другой стороны, замолчали бы «Асан», порукоплескали бы только лишь ему на «Большой книге» — покрыли бы загодя могильной плитой. Любой спор вокруг него идет во благо и даже не только книге, но литературе в целом.
В ситуации с «Асаном» наметились две диаметрально противоположные точки зрения, помимо этого — нейтральные позиции. На литературном поле давно не было подобных громов и молний, Маканин смог всколыхнуть. Задача теперь не дать этому волнению улечься, но и дальше стимулировать бурления и волны, ведь именно в этом стихийном движении, порыве могут выкристаллизироваться необходимые ориентиры, совершенно не выводимые чисто теоретическим умозрительным путем.
«Асан» — это метеорит, залетевший в тихий илистый пруд. Из чего он состоит, есть ли включения благородных металлов, покажет спектральный анализ, в том числе и времени.