— Передам.
— Ну тогда до свидания, дорогая. — У Веры была привычка в конце их разговора добавлять немного небрежной ласки.
— До свидания, мама.
К тому времени, когда Мэгги повесила трубку, ей уже требовалось горячее питье, чтобы успокоить нервы. Она налила чашку травяного чая, перенесла ее в ванную и начала яростно причесываться.
Разве можно было вообще рассчитывать на то, что мать спросит о здоровье дочери? О ее радостях? Ее друзьях? Ее тревогах? Вера, как всегда, думала только о себе. Тяжелая работа
Вернуться в Дор-Каунти? Да еще во время отпуска? Ни за что!
Мэгги продолжала терзать волосы, когда снова зазвонил телефон. Это была Бруки.
— Мы все обсудили, — заявила она без предисловий. — Лайза приезжает во вторник и проведет неделю или около того у своей матери. Тэйни сейчас в Зеленой бухте, а Фиш требуется лишь три часа, чтобы добраться из Брюсселя. Поэтому мы все вместе собираемся в моем доме в среду, в полдень, и рассчитываем, что ты тоже приедешь. Что скажешь? Сможешь?
— Только если это будет не меньше, чем за сотню миль от моей матери! Нет! Категорически!
— Ого! Похоже, я позвонила не вовремя.
— Я разговаривала с мамой. Только что положила трубку.
Бруки шутливо спросила:
— Как старая дубина?
Мэгги невольно рассмеялась.
— Бруки, она же моя мать!
— Ну, это не твоя вина. И это не должно мешать тебе приехать домой и увидеть своих друзей. Представь себе: все мы впятером, несколько бутылочек вина, немного смеха и долгая групповая пьянка с болтовней. Все, что нужно, это взять билет на самолет.
— О, черт, звучит здорово.
— Тогда скажи, что приедешь.
— Но я...
— Чушь собачья. Просто приезжай. Брось все и беги на самолет.
— Черт с тобой, Бруки!
— Я ведь дьявол, правда?
— Да. — Мэгги топнула ногой. — Я жутко хочу приехать.
— И что же тебе мешает?
Оправдания Мэгги посыпались так, будто она пыталась убедить саму себя.
— Все это слишком неожиданно, и у меня только пять дней, а преподаватели должны вернуться в школу на три дня раньше учеников, мне придется остановиться у своей матери, а я не могу говорить с ней даже по
— Ты можешь остановиться у меня. Я всегда в состоянии бросить спальный мешок на пол и еще одну мясную косточку в суп. Черт, в этом доме так много тел, что еще одно трудно будет заметить.
— Я не могу так — проделать весь этот путь до Висконсина и остановиться в твоем доме. Я никогда не соглашусь на такое.
— Тогда ночуй у матери. Пойми, что ты будешь уходить на весь день. Мы будем плавать и гулять до острова Кэй, толкаться в антикварных магазинах. Черт, мы можем делать все, что захотим. Это моя последняя неделя отпуска перед тем, как начнутся занятия, и я потеряю свою постоянную няню. Боже мой, я просто сбегу. Мы прекрасно проведем время, Мэгги. Что скажешь?
— О, Бруки. — Чувствовалось, что решимость Мэгги ослабевает.
— Это я уже слышала.
— Ох, Бруки-и-и-и!
Даже когда они смеялись, лицо Мэгги выражало то сомнение, то страстное желание.
— Думаю, у тебя полно денег и на билет хватит, — добавила Бруки.
— Так много, что ты велишь мне заткнуться, если я начну рассказывать.
— Здорово! Так приезжай! Пожалуйста.
Мэгги устала бороться с искушением.
— Ох, ладно, ты — чума, я приеду!
— Ий-йоу! — Бруки оборвала разговор, чтобы леденящим душу воплем оповестить кого-то, стоящего рядом: — Мэгги приезжает! Я освобождаю тебе телефон, — сказала она Мэгги, так что можешь звонить в аэропорт. Сообщи мне сразу же, как приедешь, а лучше даже сначала заверни ко мне, а потом уж пойдешь к своим родственникам. Увидимся во вторник!
Мэгги положила трубку и произнесла, обращаясь к стене:
— Я собираюсь в Дор-Каунти. — Она поднялась с кресла и сообщила стене, изумленно разводя руками: — Я собираюсь в Дор-Каунти! Послезавтра я собираюсь ехать в Дор-Каунти!
Чувство изумления осталось. В воскресенье Мэгги не сделала толком ничего. Она упаковала и распаковала пять комплектов одежды, в конце концов решив, что ей нужно купить что- нибудь новое. Она меняла прическу и даже отважилась на поход в парикмахерскую. Она позвонила и оформила заказ на билет в первом классе. В банке на счете Маргарет Стерн лежало почти полтора миллиона долларов. И Мэгги приняла решение — раз и навсегда: наступил момент, когда она начинает получать от этих денег удовольствие.
На следующий день в салоне Джин Джуарез она попросила дизайнера по прическам:
— Создайте какое-нибудь произведение искусства. Я еду домой для встречи со школьными подругами первый раз за двадцать три года.
Когда она вышла, у нее был такой вид, словно ее прокипятили и сушили вниз головой. И что странно, она развеселилась, как не веселилась уже многие годы.
После этого Мэгги отправилась в магазин Нордстрома и спросила продавца:
— Что могла бы надеть моя дочь, если бы собиралась на концерт Принца?
Она вышла с тремя парами выстиранных в кислоте голубых джинсов и набором маек с ремешками, которые выглядели так, что их с удовольствием носил бы старик Ниекдзвески, продающий подержанные автозапчасти у себя во дворе.
Мэгги купила пару изысканных платьев, одно — для поездки, другое — на всякий случай; принюхалась к аромату известных духов, завернула в дешевый магазин Чик, где с удовольствием заплатила два доллара девяносто пять центов за бутылку своего любимого вина «Эмерюд».
Во вторник утром в международном аэропорту «Си-Тэк» Мэгги попала под проливной дождь, через четыре часа высадилась в Зеленой бухте, где ослепительно сияло солнце, и взяла напрокат автомобиль, все еще не веря, что это происходит именно с ней. Они с Филлипом всегда планировали свои поездки заранее, за несколько недель или месяцев. Импульсивность была для Мэгги новым ощущением, и это возбуждало. Почему она не поступала так раньше?
