во рту занимает? Даром, что ли? Вон его, коли он службы своей не справляет!
Солдаты опять засмеялись. Товарищ их был рад, что отвел от себя на другого дождь насмешек.
— А кто ты, любезный? — продолжал солдат. — Русский или швед?
— Русский.
— Коли русский, то какими судьбами ты попал сюда, в шведскую сторону? Беглый, что ли?
— Нет, не беглый.
— Коли не беглый, так что ж ты за птица залетная?
— Тебе дела нет до этого.
— Вот что! Дела нет! Видно по всему, что ты птица-то не простая. Признайся, что ты какой-нибудь перебежчик или изменник. Впрочем, мне нет до тебя дела. Моя изба с краю, ничего не знаю.
Солдаты снова засмеялись. Насмешки их совершенно вывели Ваеияья из себя. В это время возвратился Меншиков с офицером.
— Нет, я не изменник! — вскричал Василий. — Не изменник, а такой же русский, как и вы! Господин губернатор! — продолжал он, бросаясь к ногам Меншикова, — меня называют напрасно беглецом, изменником, а я, клянусь вам, не беглец, не изменник, а ничем не виноватый перед нашим царем. Возьмите меня в службу, прикажите дать мне ружье и тесак, и, когда придут шведы, я покажу всем: русский ли я.
Меншиков взял его ласково за руки и поднял.
— Кто называл тебя изменником?
— Они! — отвечал Василий, указывая на солдат.
— За что? — продолжал Меншиков.
— Никак нет, Александр Данилович! — отвечал один из преображенцев, — мы не называли его вправду изменником, а так только болтали да трунили над ним.
— Не надобно никого напрасно обижать! — сказал Мешпиков строго. — Грешно!
— Слушаем, отец наш Александр Данилович! — гаркнули солдаты.
— Послушай, любезный! — сказал Меншиков, от ведя Василья в сторону. — Когда приходят сюда шведские корабли, то какие подают они сигналы крепости? Ты, наверное, заметил это, потому что давно уже живешь в здешней стороне.
— Когда корабли приходят сюда, на взморье, — отвечал Василий, — то они всегда стреляют два раза из пушки, и с крепости им отвечают также двумя выстрелами.
— Ты это наверное знаешь?
— Наверное.
Меншиков подошел к толстому пню, вынул из кармана листок бумаги и карандаш, записал то, что узнал от Василья, и велел офицеру запечатать и тотчас же отослать в Ниеншанц, к фельдмаршалу графу Шереметеву.
Ветер совсем стих. Меншиков увидел в зрительную трубу, что шведские корабли стали вдали на якорь. Поэтому он решился провести ночь в деревне и дождаться другого дня. Назавтра, второго мая, пользуясь поднявшимся, хотя и слабым ветром, корабли приблизились к невскому устью и остановились от него в полуверсте. Из-за кустарника Меншиков наблюдал за неприятелем. Вот с борта одного корабля сверкнула красная огненная струя; белый густой дым покатился клубами по морю, и эхо понесло вдаль выстрел. Когда дым, редея, начал подниматься и растягиваться в воздухе легким: облачком, грянула вторая пушка. Вскоре затем раздались в отдалении два ответных выстрела со стены Ниеншанца, и тогда с адмиральского корабля послали бот в деревню, чтобы взять лоцманов для ввода прибывшей эскадры в Неву. Но едва бот успел пристать к берегу и едва вышли из него четверо шведских матросов, несколько семеновских солдат выскочили из-за кустарника, овладели ботом и одного матроса схватили. Товарищи его убежали. С эскадры этого ничего не видали, потому что деревню заслонял со стороны моря лесистый остров (нынешний Гутуевский). От схваченного матроса узнали, что эскадрою командует вице-адмирал Нуммерс и что она прислана для защиты Ниеншанца. К вечеру два корабля отделились от эскадры и стали на якорь перед самым устьем Невы. В реку не вошли они, потому что стемнело. Между тем ветер снова стих совершенно. Эскадра простояла шесть дней на якоре со второго до седьмого мая в совершенном бездействии за безветрием.
В ночь с шестого на седьмое мая тридцать ботов, наполненных Преображенскими и семеновскими солдатами, плыли по Неве от Ниеншанца. Половина из них отделилась и въехала в Фонтанку, другая поплыла далее и пристала к лесистому берегу Васильевского острова. Солдаты остались в ботах, а Меншиков и подполковник Карпов вышли на берег.
— Какая холодная ночь! — заметил Карпов.
— А вот скоро будет очень жарко, — сказал Меншиков. — Его величество, я думаю, уже проехал половину Фонтанки. Что бы нам не прозевать сигнальной ракеты! Надобно так рассчитать, чтобы мы могли в одно время напасть на шведские корабли: его величество от деревни, которая на взморье, а мы — отсюда.
— Не прикажете ли отпустить теперь наших двух языков? Теперь уж они, кажется, нам более не нужны. Все острова уже осмотрены и сняты на карту.
— Нет еще. Я до вашего приказания не велел их отпускать. Они теперь в одном из ботов, под надзором солдат.
— Отпустите их. Неужели их нам тащить с собою в сражение! Только мешать будут. Прикажите позвать их ко мне.
Вскоре Василий и Густав подошли к Меншикову.
— Ну, благодарю вас, друзья, за вашу службу, — сказал им Меншиков. — Теперь вы можете идти куда хотите. Все ли отдано вам, что было с вами, когда мы вас взяли в языки?
— Нет, ничего еще не отдано, ни лодки нашей, ни ружей, — отвечал Густав.
— Где же это все? — спросил Меншиков у Карпова.
— Лодка их привязана к моему катеру, и ружья сданы на сбережение капралу.
— Возвратить им все и отпустить. Ну, ступайте, любезные друзья! Благодарю за службу. При случае постараюсь и наградить вас чем-нибудь, а теперь некогда.
— Если вы были довольны моей службой, господин губернатор, то можете наградить меня теперь же, — сказал Василий.
— Тебе уже сказано, любезный, что некогда. Теперь мне не до тебя. Ступай.
— Награда, о которой прошу, состоит в том, чтобы вы позволили мне сесть в бот вместе с солдатами, которые называли меня изменником, и ехать с ними на сражение.
— Ого, какой же ты храбрый! Нет, мой друг, это сделать мудрено.
— Сделайте милость, господин губернатор! Увидите сами, как я буду драться. Прикажите мне дать тесак, сумку с патронами да возвратить ружье мое.
— Нельзя, нельзя, друг мой.
— Сделайте милость! Окажите благодеяние!
Василий бросился к ногам Меншикова.
— Что с ним станешь делать! — сказал Меншиков, обратись к Карпову.
— Позвольте ему, Александр Данилович! — сказал подполковник. — Что ж в самом деле. Один человек лишний солдатам не помешает. Притом сражение будет на воде, а не на сухом пути. И для солдат- то это новинка.
— Да почему ты так неотступно просишь? — спросил Меншиков Василья.
— После узнаете! Может быть, мне удастся заслужить от вас спасибо, может быть, я порадую этим отца моего, который… Не расспрашивайте теперь. Позвольте ехать, окажите благодеяние.
Говоря это, Василий обнимал ноги Меншикова.
— Ну, нечего с тобой делать! Вели, Карпов, дать ему из обоза тесак и сумку с патронами да возвратить его ружье.
Василий готов был запрыгать от радости. Он подошел к Густаву, обнял его и сказал вполголоса:
— Прощай, друг! Может быть, мы уж не увидимся больше!
Потом прибавил шепотом:
— Скажи моему отцу, что авось заслужу я ему царское прощение.
