— Позвони сестре, а то она чего доброго обозлится.
Мы вымыли чашки и вышли из кухни, как настоящие мужчины, без всякого женского хныканья и прочего. Джоан ревела на диване, даже мычала, уткнувшись носом в гору скомканных бумажных платков. Раньше я бы со смеху помер. Она прижала меня к себе, коснулась щекой, мягкой, как подушка.
— Ничего, если я сегодня у вас переночую? Ты не против, Гарри?
— А как же Отис?
— У меня дежурство, — сказал тот.
— Ты ведь не бросишь нас снова, Отис? — Сам не понимаю, как у меня это вырвалось.
Отис и Джоан долго смотрели друг на друга, они часто так разговаривают без слов. Отис сел передо мной на корточки и сказал:
— Я тебя никогда не оставлю, Гарри. Я здесь, с вами, навсегда.
Я просто обожал Отиса. Иногда я даже забывал, что Джоан всегда была нашей тетей, а Отис появился лишь недавно.
Однажды мама уехала. Я не видел ее два дня и две ночи, а потом мне же еще пришлось ехать куда-то и часа два трястись в душной машине, чтобы ее увидеть. И представляете, что она мне сказала после всех моих трудов?
— Гарри, сынок! Иди сюда, познакомься со своим братиком. — Она держала на руках ребенка.
Но это еще что! Потом они с папой совсем уж нечестно поступили. Я всего лишь дотронулся до малыша. Она сама мне разрешила, когда положила его в кроватку. А голова у него была мягкая-мягкая. Я и сказал:
— Ой, смотри, у него там дырка.
— Гарри, не трогай! — завопила мама.
Папа оттащил меня, а сам стал скакать над ребенком.
— Все нормально, все нормально, — твердил он с таким видом, будто я чуть не убил этого самого братика.
В комнату заглянула женщина в белом халате, с песочными часами в руке, и сказала, что слышала шум.
— Как малыш? С ним все в порядке?
Мама с папой и эта врачиха хором заговорили на каком-то тарабарском шифрованном языке:
— Ах, ах, ручеек, ручеек.
Или родничок какой-то. При чем тут речки вообще?
Нормально? Собрались в кучу у кровати, а я здесь один стою.
Врачиха повернулась ко мне и просюсюкала громко и глупо:
— Малыш так похож на папочку, правда?
Враки! На папу
— Ах, ах, присыпочка нужна, у него такая нежная кожа!
Я заметил странную ручку на боку кровати. Интересно, зачем она?
— Ах, ах, грудное питание. Отрыжка у младенцев. Ах, ах, детский стул.
Я потянул ручку на себя. Кровать осела, совсем капельку.
— Гарри, НЕТ!
Мама стала прямо серая, схватилась за сердце. А этот… ребенок заплакал.
По коридору загрохотали шаги.
— Помогите! — раздался мужской голос. — Скорее врача! Моего малыша тошнит!
Женщина подмигнула маме и испарилась. Папа сердито прошептал:
— Как мне все это надоело.
Мама погладила его по щеке.
— Доминик, милый, все будет хорошо. Гарри, сыночек, там в ящичке сюрприз для тебя, маленький подарок.
— Не думаю, что… — начал папа.
Сюрприз для меня был в том, что в ящичке оказался совсем не солдатик, как я надеялся.
— Это пластилин, — объяснила мама.
А папа добавил:
— Это подарок от малыша.
Что я, дурак — в такие сказки верить!
Я сжал кулаки, стиснул веки и задержал дыхание. Я всегда так делаю, если начинаю злиться, а надо быть хорошим. Это я сам придумал.
Папа сказал:
— Гарри, что ты делаешь? Перестань.
Я послушался и перестал, и вся моя злость тут же выскочила наружу. Сами виноваты. Больно нужен мне этот ваш пластилин. Я отшвырнул коробку, и разноцветные кубики рассыпались по полу.
— Доминик! Собирай скорее!
— Я не нарочно, мам.
— Это надо пресечь на корню, — буркнул папа.
Я не успел узнать, что значит «пресечь на корню», потому что появилась Джоан, тоже в белом халате, тоже с песочными часами, вся такая важная.
— Привет, мой дорогой и самый любимый джентльмен!
Вот! Она ко мне пришла, а не к этому, в кроватке.
— Хочу представить тебя моим коллегам. Можно, Гарри?
Она еще спрашивает.
Мы прошли восемь длиннющих коридоров, раз шесть или десять катались на лифтах, и я сам нажимал кнопки.
Куда бы мы ни пришли, все говорили:
— Какой красивый парень. Твой?
— Да, он просто чудо, — отвечала Джоан. — Жаль, что не мой.
Она показала меня всем своим подругам — там, где лечили сломанные кости. Я даже видел рентген чьей-то ноги, со всякими шурупами в ней. А один доктор разрешил мне поиграть со стетоскопом. Папа, кстати, никогда не разрешал, потому что
— Не стоит, Джоан.
В банном халате мама выглядела очень худой и сгорбленной, придавленной такой тяжестью, что, казалось, дверной косяк не выдержит, сломается и весь дом рухнет. Джоан перестала тереть ванну и посмотрела на маму. Загар Джоан почти исчез.
— Не беспокойся, я…
Мама еще сильнее согнулась и отступила.
— Гарри, иди сюда, помоги Джоан.
Пришлось идти. Если б захотел, я, конечно, нашел бы способ увильнуть. Но решил, что лучше помочь Джоан. Даже хорошо, что есть чем заняться. Джоан плеснула вонючей жидкости из бутылки, сунула мне в руку щетку и опять принялась драить ванну. Я набрал в грудь воздуха, задержал дыхание и, наклонившись к унитазу, стал тереть его, прямо внутри.
— Гарри, мама всегда спит допоздна? Вот как сегодня?
— А сколько сейчас?
— Около трех. Смелее, юный джентльмен. Это всего лишь унитаз. Он тебя не укусит.
Хлопнула дверь — Отис и папа вернулись из супермаркета.