Кэл и другие ребята направились к дому Кэла — наверное, собрались поиграть в приставку или еще во что-нибудь клевое.
— Я описалась! Я описалась! — завизжала Милли.
Отец не поверил.
— Неправда, — сказал он.
Мальчишки, игравшие на лужайке, захихикали.
— Правда, правда, — не унималась Милли. — Я…
— А ну-ка, быстро в дом, — сказал отец. Он подхватил дочь, сунул ее под мышку и побежал. Сначала по лужайке, лавируя между расстеленными по траве одеялами с хихикающими мальчишками, потом мимо кустов, через ворота и…
— Я писаю, писаю! — закричала Милли. На этот раз она точно не врала. Отец в этом сам убедился.
— Мои брюки!
— Хочу конфетку! — захныкала Милли, и дверь закрылась.
Мама Милли посмотрела на террасу, где сидела мама Кэла и Крошки Пи, и сказала потише, стараясь, чтобы мать Кэла не услышала:
— Все это ис-са слатостей.
Мать Кэла затянулась сигаретой, выдохнула колечко дыма, потом еще одно, так, чтобы оно прошло сквозь первое. Как только колечки дыма растаяли в воздухе, мать Кэла подняла бокал, будто чокаясь с матерью Милли. А одноглазая кошка тем временем отхаркивала шерсть на яичницу.
Дэниэла больше не было, а люди по-прежнему костерили Кэла с его алюминиевой битой, писали в кусты, возились в огороде. Как я их всех ненавидел. Как мне хотелось быть одним из них.
— Гарри, — позвал тоненький голосок.
Я оглянулся. Никого.
— Гарри, — раздалось вновь.
Кто-то теребил мои брюки. Я посмотрел вниз. Крошка Пи.
— Хочешь? — прошептала она.
Я засунул руку в ее пакет — конфет больше не было.
Я притворился, что беру конфетку, невидимую конфетку. Крошка Пи довольно улыбнулась. Я сделал вид, что жую конфету, и протянул руку за другой.
— На, это тебе, — сказал я и взлохматил ей волосы. А потом побрел дальше, невидимый человек с невидимой конфетой в руках. Я размахивал своей дурацкой старой клюшкой и гадал, чем заполнить бездонную, черную, ледяную пропасть, что отделяла меня от той минуты, когда можно будет наконец забраться в постель.
— Эй, привет, Гарри, — окликнул меня Джошуа Бернштейн.
— Привет, Джош, — ответил я, не останавливаясь.
Что ж, не так все плохо.
8
— Эге-ге-гей! — крикнул Терри, отталкиваясь от трамплина.
На мгновение он словно бы завис в воздухе, высоко-высоко. Знаю, что это невозможно, но так и было. Затем, стремительно снижаясь, он приземлился прямо рядом со мной, так близко, что я почувствовал на лице его дыхание.
— Класс! — только и смог сказать я.
Терри отряхнулся и заявил:
— Ты, в общем-то, тоже неплохо прыгнул.
— Неплохо, но не так высоко, как ты.
Главное, не перестараться. Главное, не упустить шанса стать другом Терри.
— Теперь снова моя очередь, — сказал я.
— Не! Хватит уже, надоело.
Меня не напрягало, что Терри постоянно командует, сам-то я все равно не знал, чем заняться. Терри как-то отвлекал меня от всего плохого. От всех неприятностей. Игры с ним были чем-то вроде каникул от мыслей про Дэниэла, от мамы с папой с их ссорами, от навязчивого желания хоть что-нибудь делать.
Терри зевнул, отвел руки назад, в стороны, потянулся лениво. На руках у него были мускулы, очень твердые, если их пощупать.
— У меня для тебя есть подарок, Пиклз. Награда.
Он стоял так близко, что у меня шея затекла на него смотреть снизу вверх. Наверное, он не хотел, чтобы садовник подслушал наши разговоры. Вражеские шпионы и не так умеют маскироваться. Терри достал что-то из кармана своего летнего военного костюма, зажал в кулаке, а затем медленно, разжимая один палец за другим, раскрыл ладонь:
— Смотри.
Он подбросил подарок в воздух, и тот заблестел на солнце. Вот это да! Я был поражен. У меня даже рот открылся от восхищения. Я побыстрее захлопнул его, сжал зубы.
— Руки прочь! Я сказал «смотри», а не «бери»! — Его холодные голубые глаза совсем не сочетались с разгоряченным веснушчатым лицом. Казалось, если дотронешься до его глаз, они как ледышки пристынут к пальцам. — Имей в виду, Пиклз. Это оружие десантников, это сверхсекретно.
Терри открыл лезвия, направив их прямо на меня. Оружие было ужасно похоже на ножницы, оно сверкало на солнце и слепило глаза.
Может, кто-то и испугался бы. Но только не я. Я был десантником, проходящим боевую подготовку в сверхсекретном учебном центре, а Терри, самый известный эксперт по оружию, тренировал меня.
Щелк-щелк. Ножницы убрались, и появились щипчики.
— Помогают при укусе скорпиона.
Точь-в-точь такими же мама выщипывала брови.
Щелк-щелк. Теперь в руках его появился штопор.
— Управляет боевыми ракетами, — заявил Терри.
Питер умер бы от зависти, если бы только знал про нас с Терри и про это сверхсекретное оружие. Что ж, не повезло ему. Надо было раньше думать. До бега в мешках.
Щелк — пилка. Щелк — ножик.
Что мне понравилось, так это ножик.
— Вот спасибо, просто супер, Терри.
— Э, нет, Пиклз, погоди. Ишь какой быстрый! Сначала выдержи еще одно испытание.
Терри был один из тех сирот-счастливчиков, о которых пишут иногда в журналах и газетах. Он жил в белом особняке в Голландском парке. Летом весь этот огромный парк принадлежал Терри, ведь никого больше не было. Все соседи разъезжались по всяким там курортам. У него была собственная служанка Консуэлла, она должна была носить форму и исполнять все его прихоти и приказы. Вообще-то его родители не умерли, просто они были до того богаты, что им не хватало времени на сына. К тому же отец его был секретным агентом. Настолько секретным, что его особые задания приходилось скрывать даже от матери Терри.
— Надень это, — сказал Терри.
Он протянул мне шелковую маску с дырками для глаз, носа и рта — вроде тех, что спецназовцы надевают во время операций. Сквозь прорези я видел, как садовник точит косу, и чувствовал запах свежескошенной травы. Терри натянул мне на голову что-то шершавое, смахивающее на меховую шапку. Я перестал видеть и даже слышать почти перестал. Он повернул меня несколько раз вокруг оси, прошептал на ухо: «Найди меня» — и беззвучно растворился.
