прекратилась: видимо, начало действовать успокоительное. Она отвернулась, бросила сигарету, наступила на нее:
— Дайте мне номер вашего телефона. Я поговорю с мужем и посмотрю, что он скажет. Потом свяжусь с вами.
Я дала ей свою визитку, быстро набросав на обороте домашний адрес и телефон.
ГЛАВА 11
Расставшись с Рамоной Уэстфолл, я заскочила домой переодеться. Через несколько минут я вышла на улицу, полностью преобразившись: в колготках, туфлях на низком каблуке и своем универсальном платье. Что касается платья, то оно у меня уже пять лет. Сшито оно из какой-то волшебной материи, не мнущейся, не теряющей цвета и к которой совершенно не пристает грязь. В сложенном виде платье — размером не больше капюшона и свободно помещается на дне моей сумочки. Его можно прополоскать в раковине, и за ночь оно спокойно высохнет. Оно черного цвета, очень легкое, с длинными рукавами, с молниями по бокам, и, вероятно, оно требует различных аксессуаров, которых я не признавала никогда. Я ношу платье «как оно есть», и с меня этого вполне достаточно. Я замечаю время от времени на себе пристальные взгляды, но вероятно, они выражают не более чем удивление по поводу того, что на мне не джинсы и ботинки, а что-то другое.
Морг Уинингтона-Блейка — «Похороны», «Кремация», «Транспортировка», «Обслуживание граждан любых вероисповеданий» — находится на восточной окраине города, на темноватой боковой улице с широкой полосой земли посредине, засеянной травой, и с высаженными вдоль бордюра деревьями. Здание морга когда-то было жилым домом и до сих пор хранит атмосферу большого родового гнезда. Планировка, конечно, сильно изменилась. Первый этаж, например, теперь состоит из шести просторных помещений, обставленных металлическими складными стульями. На каждом — тисненое золотом название — нейтральное слово без какой-либо эмоциональной окраски.
Джентльмена, который встретил меня у входа, звали мистер Шаронсон. Это был непримечательный человек средних лет, в темно-сером костюме, с безучастным выражением лица и тихим голосом работника публичной библиотеки со стажем.
По его словам, тело Джона Даггетта находилось в комнате под названием «Размышление», вдоль по коридору по левой стороне. Семья усопшего, пробормотал мистер Шаронсон, находится в часовне «Санрайз», так что, если я хочу их увидеть, мне придется немного подождать. Знаком я дала понять, что согласна. Мистер Шаронсон удалился, неслышно ступая, и я была предоставлена самой себе. Я вошла в комнату. Спинки стульев блестели на ярком свету, в дальнем конце стоял на возвышении гроб. Лежавшие рядом два белых гладиолуса походили на искусственные, изготовленные бог весть когда и представленные от имени морга ввиду отсутствия венков от скорбящих о кончине Джона Даггетта. Негромко звучала органная музыка, невольно наводившая на размышления о бренности существования человека.
Я на цыпочках подошла к гробу. Кожа на лице Даггетта была одного цвета с куклой Бетси-Уэтси, с которой я играла в детстве. Черты лица его разгладились — в результате вскрытия, как я предполагала: сняв с человека кожу и потом натянув ее, медики не могут «вернуть оригинал». Нос Даггетта смотрел немного в сторону, словно наволочка, которую второпях надели на подушку немного косо, не по шву.
Я услышала за спиной легкий шелест, и справа от меня возникла Барбара Даггетт. Некоторое время мы неподвижно стояли рядом, не проронив ни слова. Вообще-то мне непонятно, почему люди подолгу стоят молча, внимательно изучая лица умерших. На мой взгляд, это все равно, что воздавать должное или свидетельствовать свое почтение картонной коробке, в которой вам подали ваши любимые туфли. Наконец, что-то пробормотав себе под нос, Барбара повернулась и направилась к дверям, где стояли Юджин Никерсон и Эсси Даггетт.
На Эсси было темно-синее платье из искусственного шелка, на фоне которого особенно обращала на себя бледность ее массивных, оплывших рук. Волосы, судя по всему, ей уложили только что: они были начесаны и спрыснуты лаком, образовав своеобразный восточный тюрбан серого цвета, с волнистой поверхностью. Юджин, тоже в темном костюме, поддерживал ее за локоть, управляя им словно румпелем судна. Эсси взглянула на гроб, и ее ноги подкосились. Барбара и Юджин успели подхватить ее, прежде чем она грохнулась на пол. Они осторожно довели ее до стула и посадили. Пошарив в кармане, она нащупала платок и судорожным движением приложила ко рту, словно пыталась побыстрее отключиться от действительности с помощью хлороформа.
— Господи Иисус Христос! — жалобно завыла она.— Дитя Божие…
Юджин стал гладить ей руку, успокаивая, а Барбара села рядом, обхватив ее за талию.
— Хотите я принесу воды? — предложила я.
Барбара кивнула, и я вышла за дверь, чуть было не столкнувшись с мистером Шаронсоном, который, видимо, почувствовал, что что-то не в порядке. На лице его был написан немой вопрос. Я передала просьбу, кивком головы он показал, что понял, и ушел. Я же вернулась обратно в комнату. Миссис Даггетт была в трансе. Раскачиваясь взад-вперед, она визгливым голосом произносила цитаты из Библии. Барбара и Юджин поддерживали ее, говорили ей что-то успокаивающее, а мне казалось, что Эсси выражала сильное желание влезть в гроб, присоединившись таким образом к любимому. Я была не прочь поддержать ее в этом стремлении.
Мистер Шаронсон вернулся с бумажным стаканчиком, наполненным водой. Барбара приняла его в свои руки и поднесла к губам Эсси. Та откинула голову назад, не желая принимать ничего, что могло бы хоть ненамного облегчить ей страдания:
— На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его. Встретили меня стражи, обходящие город… Господь на небесах…
К своему немалому удивлению, я обнаружила, что мне знаком цитируемый Эсси фрагмент из Библии: это была Песнь Песней Соломона, которую я читала в детстве, посещая методистскую воскресную школу. Маленьким детям было строго-настрого запрещено читать эту часть Библии, поскольку она считалась слишком непристойной. Меня же очень заинтересовал рассказ о человеке, у которого ноги были похожи на мраморные колонны, вставленные в гнезда из чистого золота. Мое внимание также привлекли описания частей человеческого тела, в частности бедер. Кажется, мне удалось побывать в школе еще на трех занятиях, прежде чем от тетки потребовали забрать меня, и она вынуждена была перевести меня в аналогичное заведение при пресвитерианской церкви, находившееся на той же улице.
Тем временем Эсси быстро теряла контроль над собой и довела себя до такого состояния, что Юджину и мистеру Шаронсону пришлось, поддерживая ее с двух сторон, поставить на ноги и вывести из комнаты. Я слышала ее удаляющиеся вопли, пока ее вели по коридору.
Барбара утомленно потерла себе виски:
— Боже мой, бедная моя мама!
Потом спросила устало:
— Как у вас дела?
Я присела рядом с ней:
— Мне кажется, сейчас не самое удобное время говорить об этом.
— Ну что вы, не стоит беспокоиться. Мама быстро придет в себя. Просто она столько не видела его. Здесь, наверху, есть комната для отдыха, и я уверена, что скоро с ней все будет в порядке. Что с Рамоной Уэстфолл? Вы разговаривали с ней?
Я поведала ей о своем коротком свидании с Рамоной, после чего перешла к интересующей меня теме, а именно хотела узнать, кто были те двое, ставшие тоже жертвами дорожной трагедии. Барбара закрыла глаза: напоминание об этом явно причинило ей сильную боль.
— Одна из них — подружка маленькой Хилари Гаэн. Звали ее Меган Смит. Насколько я знаю, ее родители по-прежнему живут в городе. У меня должны были сохраниться их адрес и номер телефона. Я посмотрю, как только вернусь домой. Ее отца зовут Уэйн. Не помню названия улицы, но наверняка у меня
