способности Николая Лопатина до максимума.
Все было именно так, а не иначе. Сапожков предоставил достоверные сведения о своем духовном отце Пантелее, поскольку тоже любит значительность – а тут есть чем похвастать.
Стал товарищ Пантелей знатным советским вампиром и как бы помер однажды. Но вот лежит, обнявши чемоданчик, пропавший три часа назад из купе скорого поезда «Петербург-Москва». И вроде как людее всех людей, зверее всех зверей. Отдай, уважаемый. Я понимаю, хочешь передать своему верному ученику Сапожкову, но мне нужней. Откажись по-хорошему.
Я, продолжая увещевания, потихоньку тяну портфель. Не очень-то поддается. Уперся тогда ногой в орденские планки – извините, нечаянно – и рванул на себя. Мертвец тут неожиданно сел, а я, повинуясь силам инерции, отлетел и стукнулся спиной да затылком о бортик ямы. А он следующим рывком уже на ноги поднялся. Проклятый энергетический импульс, что двигает мертвыми костями – откуда он только взялся? Я бью немирного покойника левой в челюсть – все равно что по деревяшке – потом стреляю два раза в упор. Его тряхнуло, послышалось икание, не более того. Он хватает меня за плечи, ох, как пальцы впиваются – я едва блоки руками поставил, чтоб до горла не добрался – и тянется зубами, сволочь небритая.
Я упираюсь ногой, но зомби давит как грузовик. Я, продолжая упираться, ловлю рукой черенок лопаты и делаю еще один упор. Потом – хрясь – ударом башмака ломаю мертвецу коленку. Тут он начинает заваливаться, еще цапает зубами штанину, но мне удается отпихнуть его. Товарищ Пантелей падает на чемоданчик, руками-граблям – упорная бестия – цепляет меня за ногу, пытается в гроб затащить. Я вовремя поднимаю лопату и вложив все силы, а то и больше, остро отточенным лезвием снимаю ему башку. Вместо крови тянется со среза какая-то белесая жижа, похожая на кремниевую кислоту, но товарищ угомонился, и его усилия в борьбе, наконец, стали полностью достоянием прошлого. Почтительно отодвигаю важный труп лопатой и беру чемоданчик. Заодно и орденские планки, как трофей – загоню какому-нибудь штатнику.
Вылез из ямы, спешно побросал вырытый грунт обратно, даже плиту вернул на место. Брось свои штуки и делайся, Николай Пантелеймонович, честным советским мертвецом, как и те, которыми ты питался. Подбросил я на радостях портфельчик, а он почему-то не стал ловиться. Завис в воздухе и – какого-то хрена – принялся таять-таять…
6
Боря открыл глаза на койке в двухместном купе спального вагона поезда «Петербург – Москва» при подъезде к столице нашей (и вашей) родины. Чемоданчик с деньгами смирно, как ни в чем не бывало, отдыхал на груди.
Видимо доктор, выходя из купе, сунул его в багажник, под нижнюю полку. Лишь когда сцеволин встряхнул Бориса, он все понял и лунатически вынул оттуда чемоданчик, однако в галлюцинации деньги были якобы выужены из могилы.
Но Лямин поостерегся бы утверждать, что все события ограничились этим купе. А если случилось как раз то, что привиделось? Допустим, один знатный вампир настолько усилил свои способности за счет употребления предшественников сцеволина, что силен использовать чужие души даже после переселения в подземную квартиру.
Вороватый покойник, смяв пространство, протянулся и свистнул чемоданчик, чтобы потом отдать любимому ученику, некому Сапожкову. Но тут вмешался находящийся под Бориным контролем злодей- доктор…
Да ну к слону в задницу этот бред, эту ахинею. Однако, когда Боря прекратил лежать и сел, что-то кольнуло в ляжку. Тогда он выкопал из кармана орденские планки. Откуда взялись – не мертвецовы ли награды?!
Боря выкинул из головы мрачные мысли, ибо по обе стороны пути уже раскидывалась Москва. А вечером Лямин мог уже вернуться в Питер, потому что передал победную сумму денег своему дядьке, который и принялся обращать наличку в безналичные с усердием, зависящим от своих комиссионных.
Не удержался Борис, навестил Фалалеева, поведал о схватке в поезде и посоветовал проверить две личности – Лопатина Николая Пантелеймоновича и некоего Сапожкова. Фалалеев-молодец не стал в душу лезть, только посоветовал Лямину, как бы в шутку, держать на привязи свое астральное тело. Потом следователя было не видно и не слышно с неделю. Боря уже думал – в одну дырку Илье влетело, в другую вылетело. Да вдруг лейтенант проявился.
Приехал уже в виде приятеля, из-за пазухи литровка подмигивает. Однако разговаривать о девушках свежеиспеченные друзья не стали.
– Лямин, один институт провел полный анализ нашего друга сцеволина. Дело оказалось в том, что он серьезно растормаживает подкорку, особенно в задних долях и возбуждает двигательные центры. Одновременно производит их блокирование, поэтому иннервация мышц остается незначительной. Вдобавок активизируются какие-то тельца Шеффера. О них – ничего толкового, за исключением того, что они слегка смахивают на антенны или даже передатчики. И присутствуют под черепной крышкой далеко не у всех граждан.
– А куда излучают эти самые антенны? – Боря собирался сделать скоропалительное открытие: тельца Шеффера связывают наш мир и астральный.
– Ладно, хватит о всякой фигне, я просто выучил несколько фраз. – Фалалеев провел ладонью по круглой голове, как бы стирая ненужные сведения. – Кстати, мы узнали насчет Сапожкова. Он птенец того самого гнезда, где наседкой являлся Николай Пантелеймонович Лопатин. В гнезде активно баловались психотропной химией. Да и нынче Сапожков командует малым предприятием «Последнее лекарство». Судя по названию, оно якобы предается фармацевтике. При этом прячется, юридический адрес ложным оказался. Впрочем, мы контору Сапожкова вычислили. Так вот, доктор Лапеко именно там получал сцеволин, который, впрочем расходовал на ближних своих, а себе брал обыкновенную наркоту.
– Значит, сцеволин проходил испытания?
– Это уж слишком… кончай поражать проницательностью, Борис. Предприятие ныне у Сапожкова маленькое незаметное, еще лет пять назад могли ему выделить под опыты и зэков, и постояльцев дурдома, но сегодня – в пору господства чистогана и упадка культуры – приходится привлекать для такого благого дела совершенно посторонних граждан.
– Ну, а этот ваш институт может объяснить, что, по-большому счету, творилось с моими мозгами?
– Мало кто знает, какого результата добивалось ведомство Лопатина. А кто знает, молчит, или уже пребывает в том месте, откуда слова не долетают. В общих чертах ты, наш проницательный, и сам догадываешься…
– Я, набравшись сцеволина… – Боря осекся.
– Смелее, ты ж бывший пионер. Набравшись сцеволина, ты хомутал доктора, чьи мозги были изрядно ослаблены наркотиками. Ты нездорово подавлял, он нездорово подчинялся. Отчего, не долго думая, прикончил гражданин Лапеко троих… нет, даже четверых. Я готов чистосердечно признаться, что ты, Борис, не такой как все. Из десятков шизиков и психов, которые прошли строем через одаряющие сцеволином руки доктора, только в тебе он почуял хозяина.
– Во что верится с большим трудом. Вначале этот так называемый слуга проникал с помощью телефона в мою квартиру и выведывал все необходимое для очередного злодейства… Потом собрался выкинуть меня, хозяина липового, из поезда!
– Если лекарь и звонил, то твое невнятное бормотание было лишь затравкой, сигналом к установлению схемы «господин-раб». Не мог он часами вслушиваться в тебя, ему же надо было скоренько к преступлению готовиться. Естественно, он в себе марионетку не признавал, напротив, успешно внушал себе, что просто доит из тебя нужные сведения. Ну, а какому рабу не хочется порой пристукнуть своего хозяина – в минуту ослабления властных функций, когда никто не видит.
– Что, опять вознамерились обвинить меня в многочисленных убийствах. Летит месячный план по раскрываемости, да? – Боря тревожно приподнялся над стулом, срочно опрокидывая рюмку водки в рот.
– Не тянет в тюрягу, Лямин? Ладно, не дрейфь. Как же тебя судить, если ты своими руками-ногами ничего не предпринимал, в сговор с убийцей не входил. Юриспруденция вообще и в частности уголовный кодекс всякие там телепатии и вселения всерьез не принимают. Хотя, может в этом упущение
