Тех дубов сейчас нет. Даже пней не сохранилось. Но вот что странно: планеров тоже нет, ни одного!
Ищут романтику. Иной раз не знают, чем заняться, а тут под боком... Что может быть прекрасней свободного полета!
Выходит, совсем не те дубы были помехой!
Красивые дубы. Огромнейшие. Только на северной стороне склон оголялся возле деревни. Отсюда и взлетали. А дальше поднимались над макушками темных исполинов.
Вот мы и собрались здесь, кто все это помнит. Сперва обошли вокруг, затем, как водится, присели у брезентовой 'скатерти-самобранки'. Больше парами судачим. Общий гул. Гриша Малиновский спрашивает у Пьецуха:
- А маузер-то как тебе достался?
Пьецух смеется.
- Очень просто.
В декабре сорок первого прилетел я в штаб воздушнодесантных войск. Командующий увидел: 'Оружие есть?' - 'Нет', - говорю. 'Что ж ты за офицер? Идем'. Пришли в склад, там горы пистолетов. 'Выбирай'.
Я с детства мечтал о маузере в деревянной кобуре. Тут вижу такой, да еще никелированный. Блеск! 'Крест и маузер'.
'Валяй, - говорит он, - маузер так маузер... Смешняк: коротышка и с маузером по земле!' - генерал рассмеялся.
Гриша Малиновский зубоскалит:
- А петли на ИЛ-4-м тоже с маузером?
- Факт, - хохочет Алексей.
Я вмешался:
- Алеша, расскажи, как ты петлил. И вообще про суд.
- Думаешь, сломя голову? Ничуть. Я знал, что петля на бомбардировщике не диво: до меня петлили Коккинаки, Гринчик. Я шел наверняка. - Алексей проговорил это важно.
Я улыбнулся:
- Понятно.
Малиновский хохочет:
- Да, но ты не сказал, что экипаж был не привязан!..
- Ну и что? Правильная петля. Перепугались, конечно, немного. Особенно тот, что в задней кабине, испачкал брюки... Потом в трибунале больше всех кричал.
- Алеша, скажи, зачем тебе все это? - спросил я Пьецуха.
- А что мне было делать? Подал три рапорта - не отпускают на передовую... Вот я и придумал проштрафиться...
- Да ведь ты был в действующих войсках, - удивляюсь я.
- Ночные полеты в тыл - чепуха!..
- И опять в ночные попал, - смеется Гриша.
- Сравнил!.. - горячится Алексей. - Там я стал летать всю ночь над фронтом: чем хуже погода, тем лучше для моего ПО-2...
В первую же ночь сделал семь боевых полетов. Каждый раз сбрасывал на сонных немцев по двести кило фугасных бомб. Через месяц сняли судимость. Не будь ее, был бы Героем.
'Ты и так герой', - подумал я.
Малиновский говорит:
- Самолет, конечно, выдержал петлю, но в части расценили как злостное хулиганство. Командование передало в трибунал.
- А ты как думаешь? - спросил я.
- Пожалуй, можно было и без трибунала, - улыбнулся Гриша.
- 'Одним словом, трибунал!' - как говорил Чапаев, - смеется Алексей.
'Воздушный хулиган' на суде сказал, что хочет быть над полем боя.
- А дальше как, Алеша?
- Известно, трибунал есть трибунал: судит сурово, чтоб для острастки, чтоб неповадно было. Ничего не попишешь - войска!
Пьецуха 'закатали' в штрафбат, но в авиации оставили.
И пошел солдат-летчик в наступление 'кровью искупать вину свою', а вина-то была в том, что именно этого он и добивался. Большой оригинал, не понятый никем, так и наступал в ударных войсках вплоть до Варшавы.
В 1963 году мы встретились с Алексеем Пьецухом по делам службы. Он снова вернулся к конструкторским делам, увлекся идеей создания летающего автомобиля.
Идея хотя и не новая, но смелая, интересная и пока еще никем не осуществленная.
Пьецух организовал из студентов МАИ самодеятельное конструкторское бюро. Созданная общими усилиями машина - назову ее 'автолет' - была на выходе.
Вместе с инженерами нашего института мне, как представителю Методического совета по летным испытаниям, следовало с ней ознакомиться. Кроме этого, мучило любопытство: что за 'агрегат' создал Алеша, на этот раз сделавший шаг в сторону от чистой авиации?
Мы были немало поражены: на нас вдруг повеяло романтикой авиационной зари.
Среди множества гаражей затерялся низкий сарай, занесенный доверху сугробами. На крыше с неплохим обзором сидела овчарка. Еще издали заметив нас, она недвусмысленно зарычала. В ответ открылась дверь сарая, и перед нами оказался сам конструктор 'автолета' Пьецух. Алеша снова был в штатском, такой же сияющий, как в дни нашей юности.
- Заходите, - сказал он приветливо.
- Тебя, друг мой, и мороз не берет, - пошутил я: температура в 'сборочном' была как на улице - минус девять.
- Некогда мерзнуть, - сказал Алексей, тепло посмотрев на свою машину.
'Автолет' был полностью собран, но без обшивки. Налицо предстал весь скелет машины: стрингеры, нервюры, шпангоуты, узлы крепления, проводка управления и т. д.
Первый взгляд на диковинную машину произвел впечатление строительства скоростного истребителя.
Ни фюзеляжа, ни хвоста в 'автолете' нет.
По аэродинамической схеме это 'летающее крыло' со значительной стреловидностью формы в плане.
Летчик, он же, по-видимому, шофер (машина одноместная), помещается в носовой, утолщенной части центрального отсека крыла. Позади пилота возвышаются стойки, поднявшие вверх авиационный мотор в двести лошадиных сил, снабженный воздушным винтом.
Крыло очень низко стелется по полу и скрывает от глаз три колеса размером с мотороллерные. На них аппарат должен двигаться по улице и разбегаться при взлете. По концам крыльев расположились оригинальные рули, непривычные в авиации.
Судя по крылу, нетрудно было прикинуть, что скорость отрыва машины от земли будет более ста километров в час.
- На какой скорости думаешь взлететь? - спросил я.
- Сто сорок, - лаконично ответил он и, опережая вопрос, добавил: - Максимальная - около трехсот.
- Вот так автомобиль! - не скрыл я своего изумления.
Мы углубились в технические подробности дела, смотрели результаты продувок моделей и другие материалы.
- Все это так, - заметил я, - но для обычного шоссе не слишком ли это громоздкая вещь?
Вместо ответа конструктор подошел к кабине, покрутил ручку червячного привода, и крылья слева и
