взглядом незатейливую обстановку гостиничной комнаты. В одном из окон торчит подушка, заменяя часть разбитого стекла. Между мной и Поярковым стол. Он пуст. На стуле висит пиджак с туго набитым и оттопыренным карманом. За моей головой койка Александрова.
Просунув руку под подушку, достаю самолетные часы, выпал сухарь, напомнил мне про мышь.
Проснулся Поярков и, заинтересовавшись сухарем, спросил - откуда?
- Должно быть, из твоих запасов, - ответил я, все еще с досадой.
Заворочался Александров.
- В чем дело? - спросил он.
Рассказом о ночных мытарствах я развеселил обоих.
- Вытащила из кармана, - ворчит Поярков.
- Из торбы, - поправляет Александров, прыгая босиком по ледяному полу.
Оба закуривают. Поярков, сидя на койке, не спеша натянул унты. Затем встал и поднял сухарь, положил его на стол - хлеб в то время имел цену.
Через несколько минут мы, приминая снег унтами, двигались к аэродрому.
Летно-испытательная станция одного из сибирских заводов помещалась в длинном бараке. На доводочной площадке стояли истребители ЯК-9 и два занесенных снегом, видимо, забытых всеми самолета АНТ-59 - прототип будущих ТУ-2.
Я загляделся на эти машины. Высокие, на мощных стойках шасси. По два двигателя - две двухрядные звезды. Под крыльями тормозные решетки пикирующего бомбардировщика, кабина с общим фонарем для летчика и штурмана.
К нам подошел начальник летно-испытательной станции, толстый и добродушный Федор Максимович Шпак. Пожимая нам руки, стал будто извиняться:
- Недавно прекратили работать над ними. Да и не удалась машина Туполеву: со скоростями что-то не ладится, на пробеге неуправляемый разворот... Сняли с производства, стапеля все вывезли на свалку. Завод целиком отдали Яковлеву.
- Знаю.
На днях главный инженер завода водил меня по громадным цехам; я видел длинные потоки фюзеляжей, крыльев, блестящих винтов. Вокруг самолетов возились люди, большинство женщины. У многих вид был не только усталый, но и нездоровый. Мне же бросилось в глаза, как прямо они смотрят. Эти люди знали, что едят скромный паек первой категории не зря - они работают непосредственно для фронта.
- По три, четыре дня порой рабочие не уходят с завода, - сказал главный, - и не ропщут. Ноги подкашиваются от усталости. Тут же поспят немного и - на сборку. Бог знает, откуда энергия берется! В цехах холод, держим хорошую температуру лишь в малярке да на склейке крыльев.
Мы шли сборочным цехом; рабочие смотрели нам вслед. Стало тепло при мысли, что этот народ с почтением относится к людям моей профессии. Казалось, говорят их глаза: 'Вот вам ладная техника, теперь дело за вами!'
Переходя из одного цеха в другой, я несколько задержался. Увидев склады стапелей, спросил:
- От ТУ-2?
- Да, пришлось снять. Не идет. Военные недовольны.
- Странно. Мне казалось, что это конструкторское бюро плохо не сработает... Пикирующий нужен бы...
- Да, но вот же...
- А главный здесь?
- Уехал. Сразу же, как только было решено снимать с постройки. Поехал пробивать. Верит в нее.
- А его бюро?
- В городе. Испытательная станция у них своя. Там у них аэродром, небольшой, без бетонки.
- Я видел с воздуха,
- Сейчас у них все притихло. Чего-то ждут. Не знаю...
Мы пошли к выходу. В цехе стоял шум от пневматических инструментов. Пулеметная дробь молотков, жалобное взвизгивание дрелей. Слышались резкие голоса каких-то команд. Все было в движении. По монорельсу высоко над головой ползал электрокран; конвейер медленно передвигал поток фронтовых истребителей к огромным сдвижным воротам.
Позавтракав в крошечной столовой, мы втроем - Поярков, Александров и я - сели за обработку вчерашних полетов.
С ночи мела поземка, а аэродром обещали укатать только часам к одиннадцати.
Сюда, на завод, нас командировали на серийные испытания истребителя 'Яковлев-9'. Практика была такова. Каждый готовый самолет облетывали и сдавали военпреду. Но кроме этого, один из самолетов серии (она состояла из ста машин) проходил полные испытания на соответствие техническим условиям поставки.
Программа серийных испытаний была обширна. Помимо снятия всех летных характеристик, она включала проверку дальности, пилотаж, точность стрельбы и радиосвязь. Всего нужно было сделать полетов пятьдесят.
Сегодня нам предстоит километраж[11]. Но как быть? Федор Максимович Шпак, начальник летно-испытательной станции, не имеет возможности отправить на базу людей. Дороги совсем замело, не проехать. А на створы базы нужно доставить операторов, чтобы секундомерами засекать пролет самолета. До войны мы с Васяниным пытались автоматизировать этот процесс, но сейчас не до автоматики.
У створных столбов должно быть по человеку. Визируя пролет самолета, они засекают время. Потом, после несложной обработки, получают чистое время пролета базы и, соответственно, истинную скорость и поправки на установку приемника указателя скорости.
- Вместо километража надо бы другой полет наладить. Аэросани и те не дойдут, - говорит Шпак. - Утихнет немного пурга, пошлем трактор дорогу чистить.
- О другом полете не может быть и речи, - твердо говорит Георгий Иванович Поярков. Он свое дело знает.
- Принимайте меры, Федор Максимович, больше не можем летать без километража. Вне всяких инструкций, - настаивает Поярков.
Шпак загрустил. Положение становилось безвыходным, нависла угроза остановки испытаний, а фронт не ждет!
- Слушайте, други, - вмешался я, - а что, если мне самому сработать километраж?
- Каким образом? - спросил Шпак.
- Примут ли военные? - усомнился Поярков.
- Попробуем. Слетаю, построим график и, если все верно, будем отстаивать, - и я пояснил, что многим летчикам, в том числе и мне, приходилось не раз делать такие полеты на И-16 и на И-153 в институте под Москвой, когда в половодье не подобраться к базе. Пролетая створы, я успевал включить на колене секундомер и записать данные в планшет. Это, конечно, трудновато; летать нужно на высоте 10-20 метров и особенно напряженно приходится работать на малых скоростях (тут смотри за машиной!), да и на максимальных тоже нелегко (тут смотри за землей!).
- Так-то оно так, да то на И-16. А здесь скорость на сто с лишним больше, - заметил Георгий Иванович.
- Попробую, иного выхода нет.
Решили время зря не тратить.
Днем ветер поутих. День был пасмурный, но высота облачности позволяла лететь и видимость приличная.
Я разграфил планшет на клеточки, пометил ориентировочные скорости пролета базы, заточил карандаши, привязанные к дюралевой рамке планшета.
У машины, надев парашют, пристегнул себе на левую ногу выше колена авиационные часы с секундомером, на правую - планшет. Самолет пошел на подъем. Хлопнули по брюху истребителя 'лопухи'
