l:href='#n_12' type='note'>[12] шасси. Мотор работает ровно, стрелки приборов, слегка вибрируя, показывают исправный режим. Придержав машину у земли после взлета, боевым разворотом выхожу на город. Он дымится в морозном воздухе: из труб больших и малых домов стелется дым.
В один миг истребитель промахнул город. Сверху виднелась могучая река под торосистым заснеженным льдом, изрезанная причудливыми темными тропинками. Слева красовались арки большого моста. Снизившись, пошел вдоль Транссибирской магистрали. На запад тянулись эшелоны, больше с углем из Кузбасса; можно было различить и самолеты на открытых платформах. Поезда шли на желтый свет, с интервалом не более полутора километров. Паровозы марки ФД, влево стелются черные жгуты дыма. Левая сторона полотна, несмотря на свежий снег, темнее правой - ветер справа.
Через две минуты лечу над базой. Ее найти нетрудно - на белом снегу метрах в двухстах от полотна маячат две пары черных столбов. Расстояние между ними точно три километра.
Захожу на первую прямую. Прибрал газ, затяжелил винт и, еще не подходя к столбам, устанавливаю первую малую скорость - 250 километров в час. Альтиметр показывает 30, на самом деле поменьше. Скорость установилась - 246. Включив самописцы, смотрю влево точно под прямым углом и, поравнявшись с первым створом, включаю кнопку секундомера в момент перекрытия одного столба другим.
Пролетая базу, изредка кошу глаз на скорость: 248, 245, 247... А вот и вторые столбы. Щелкает кнопка под рукой.
Сперва ставлю машину в небольшой подъем, не трогая газ, потом осторожно отворачиваюсь вправо от оси базы, чтобы легче было уложиться разворотом на обратный заход, одновременно записываю среднюю скорость и показания секундомера. Затем, чтобы исключить влияние ветра, иду на обратный курс. Выполняю все так же, делая по два захода туда и обратно, на одной и той же скорости, а затем прибавляю примерно по 50 километров.
На последней прямой максимальная скорость у земли 525 по прибору. Истинная - еще больше. Здесь нужно работать очень четко.
Обращаю внимание на высотомер: он показывает минус 70 метров, словно летаю под землей; на самом деле самолет идет на высоте метров 15. Вот любопытно! Это влияние установки приемника воздушного давления.
Минут через сорок, выполнив задание, возвращаюсь к аэродрому.
Издали замечаю несколько черных фигурок на снежной полосе. Наши ждут! Настроение отличное, захотелось 'отметиться'.
Разогнав самолет, энергично креню его влево. Послушный элеронам, он быстро увеличивает крен, попутно изъявляет желание развернуться, а затем опустить нос. Но повадки эти давно известны, и рули опережают его, - работаю ими, пожалуй, подсознательно, автоматично. Рули в движении, а самолет, хочет он или не хочет, должен вращаться вокруг продольной оси, переворачиваясь. И вот уже шасси сверху!
Здесь ошибиться нельзя - высота всего двести метров!
Что может руководить пилотом в этот момент? Ухарство? Нет, появляется жгучее желание вновь ощутить неповторимую остроту быстрой смены перегрузок, круговорота земли и неба; ощутить послушность машины твоим рукам, власть над ней!
Управляемый переворот через крыло, полет на спине - сколько сотен, а может быть, и тысяч таких движений сделано в бесконечных тренировках! Теперь уже не задумываешься, как это делать. Вероятно, так же поступает пианист, исполняя сложный пассаж - пальцы сами бегут по клавишам.
Мы слиты, стянуты ремнями с машиной. Земля вращается вокруг нас. Ручка, педали останавливают вращение. Горизонт, лес, снега оказались вверху. Голова уперлась в стекло фонаря, тело не давит больше на сиденье, а висит на ремнях. ЯК летит 'на спине'.
Проходит секунд пятнадцать, не более, и мотор начинает чихать и трясти. Он протестует, не любит таких затей, потому что люди поленились приспособить его смазку, подачу топлива для полетов на спине, считая, что акробатика - удел чудаков и избранных. Но это неверно. Кто лучше ею владеет, тот сильнее в бою.
Однако если мотор протестует, нужно подчиниться и выводить. Еще переворот через крыло, и все вновь на своих местах. Мотор прекращает тряску и опять работает ровно. Пора на посадку.
Порядок 'отмечаться' (а по мнению некоторых - непорядок) ввел у нас впервые Алексей Гринчик - 'король', как мы его звали. Еще до войны после удачно выполненного задания он любил проноситься на своем самолете перед ангарами на высоте 5-10 метров и взвиваться горкой в небо. Эффектный номер нашел последователей.
Мы с Виктором Расторгуевым занимались в то время систематической тренировкой в акробатике на специальном самолете и благодаря упорству достигли в полетах на спине заметных успехов. Мы умели переходить в перевернутый полет сразу после взлета, выполнять комплекс обратных фигур, двойных спиралей, предпочитали на тренировках летать вверх колесами.
И вот однажды, возвращаясь из очередного испытательного полета, Виктор Расторгуев 'отметился' не по правилам, а полетом на спине. Его истребитель 'просквозил' вдоль полосы на высоте метров сто вверх колесами и стал уходить ввысь, медленно вращаясь через крыло.
Номер, выполненный здесь впервые, вызвал и восторг и дисциплинарное внушение. Коллеги реагировали на выходку Виктора по-разному: большинство оценили настоящее умение блестящего мастера, другие хмурились, может быть слегка ревнуя к успеху, но понимая в душе, что достичь его можно не столько смелостью, сколько последовательным и упорным трудом.
После обеда мы стали обрабатывать полет и, пока не построили график километража, не успокоились. Я, конечно, волновался больше всех. К счастью, график отлично удался, точки легли по прямой, как и следовало, а наклон кривой соответствовал эталонному самолету.
- Это вы ловко проделали, - сказал старший военпред инженер-полковник Бровко. - Признаться, не ожидал, что так скоро найдется выход.
Уже второй месяц наша бригада работает здесь, на сибирском авиационном заводе. Мы успешно провели серийные испытания двух ЯКов, кроме того, помогали сдавать машины, когда их много скапливалось из-за непогоды.
Жили и работали дружно, всегда вместе.
В воздухе, правда, мне приходилось быть одному - таков истребитель. Зато все остальное время мы не разлучались.
За фанерной стеной нашей рабочей комнаты - летная комната. Кто-то громко рассказывает, мы прислушиваемся.
- По этому поводу в гарнизоне поднялась страшная суматоха. Все чистились, пришивали воротнички, гладили, брились по два раза в день...
И вот прилетает. Белый шлем на голове, вылез из Р-5 - высокий, важный.
Весь личный состав построен, командир бригады на полусогнутых подскочил рапортовать. Впились глазами в начальство. Алкснис проходит вдоль строя, с каждым здоровается, внимательно осматривает, спрашивает: имя, фамилия... Начальник штаба тут же торопливо докладывает: летчик такой-то - оценка отличная или там 'хорошо', упражнение такое-то... Адъютант записывает... Ну, смотрю, дело доходит до меня. Стараюсь втянуть живот, подтянулся весь. Докладываю:
'Товарищ начальник Военно-Воздушных Сил, военлет Пуховой Иван Павлович'.
'Товарищ Пуховой, каков у вас вес?'
'Сто пять в трусах, товарищ начвоздуха', - гаркнул я, изрядно перетрухнув.
'Товарищ Пуховой, по наставлению каков вес летчика с парашютом?'
'Девяносто, товарищ начвоздуха'.
'Правильно. Начштаба, пишите: направить военлета Пухового не позже чем через двадцать четыре часа в Кисловодск. Через месяц доложить о доведении веса соответственно наставлению', - и пошел дальше.
В строю оживились, кто-то хихикнул.
Вечером жена собирала, плакала.
