- Гм... - промычал я, отвлекаясь от мрачных мыслей.
- Забрали у нас 'Яка', - пояснил Виктор, - перед самыми ночными полетами. Вот и курим.
- Послушайте, что я вам скажу, - предложил вошедший. - Если мне попробовать 'контактнуться'?.. - И засмеялся.
- Да ведь ты и днем не пробовал, а тут ведь ночью, - я посмотрел на него с удивлением, а Виктор добавил, глядя сквозь дым:
- Разве что потренироваться у бензоколонки в темноте.
- Нет, кроме шуток. Ночью так ночью, черт возьми! Подумаешь, не на метле же... На ТУ-четвертом!.. Словом, ручаюсь, останетесь довольны.
Он подсел и закурил. Лицо округлое, добродушное, сияющее улыбкой неисчерпаемого оптимиста. 'Хоть прикуривай!'
'А что? Как нам раньше не пришла такая мысль?'
Яков Ильич Верников тогда, в 1951 году, был сравнительно молодым испытателем, но очень способным и опытным боевым летчиком. Он пришел к нам в институт в 1946 году Героем Советского Союза. Начинал он с летающих моделей, когда был пионером; в комсомоле стал планеристом, позже воспитывался в Смоленском аэроклубе. За пять лет работы испытателем освоил всю нашу крылатую технику и летал отменно.
Я, признаться, побаивался, что он подостынет к утру. Ан нет! Пришел с утра, мы с ним облазили обе машины - и заправщик и заправляемый. Когда закончили, зашли в буфет, Яков закусил тремя винегретами и собрался ехать домой обедать.
- Все понятно, - сказал он.
- Одумайся, несчастный, - улыбнулся Виктор, - еще не поздно. Мы никому не скажем.
- Как бы не так! - смеется Яков. - Растреплетесь по всей 'деревне'. Нет уж, была не была!.. Подзакушу, и будем собираться.
- Сегодня? - спросил я.
- Факт.
- Тогда тебе нужно потренироваться сперва при солнце на подходах и в тесном строю - выполнить контакт для практики.
- Факт!..
К вечеру собрались и вылетели. Взяли высоту 7000 метров. Солнце спустилось низко. Мы сделали разворот и отвернулись от него: так лучше - друг на друга не глядеть.
Я спросил Чистякова, он за правым штурвалом:
- Леонид Васильевич, взгляни правее назад, идет?
- Крыло к крылу. Положил в крен за нами, метрах в десяти, не дальше... Замер... Здорово!
Когда вышли на прямую, я и сам его увидел - в правом окне, за спиной Чистякова. Округлый, сверкающий красными бликами стеклянный нос... Яков опять смеется. Рукой подать. Идем мы с ним, словно скреплены стальными балками.
- Эквилибристы... Вам бы в шапито выступать, - говорит будто про себя штурман Николай Николаевич Неелов и смотрит в сторону второго корабля. Мне очень удобно по выражению его лица улавливать, как там идут дела. Сам я уставился вперед - стараюсь изо всех сил почище вести машину.
- Пошло горючее, пошло! Командир, все в порядке! - завопил Пастухов.
'Что за нелепая привычка, вот анафема!' - подумал я и вслух:
- Не кричите, сколько раз вам говорил, дитя проснется!..
- Слушаюсь, не орать! - гаркнул он и притих. И все на борту примолкли.
Когда закончился перелив и разошлись, я надавил кнопку передатчика УКВ и, весьма довольный, сказал Якову:
- Итак, при встрече помни: у меня высота ровно 7000.
- Буду держать 7200, - ответил Яков.
- Пока!
- До встречи при звездах!
Мы пошли к себе в зону на восток, навстречу сумеркам. Внизу они уже навалились на землю, а здесь, на высоте, пока светло. Ночь медленно набирает высоту.
Как ни тащилось время, но вот минутная стрелка сделала свой оборот. Побродили, полетали. Над нами звезды и Млечный Путь, внизу кое-где огни поселков. Спокойно гудят моторы...
По волнению стрелки радиокомпаса вижу: приводная где-то уже недалеко. Иду к месту нашей встречи. Я - на внешней связи. Якова пока не слышно, лишь треск в наушниках.
Стрелка радиокомпаса качнулась вправо, подумала и свалилась вниз-налево, уставившись назад... Приводная радиостанция под нами. Я вызываю сам:
- Над приводом 'Кристалл-второй', высота семь тысяч...
- Подхожу к приводу. Дайте свет, - пробасил Яков, - играем в 'жмурки'...
Мы помигали фарой из блистера.
- Смотри, - говорю ему.
- Ага!.. Хорош, становлюсь в круг, - отвечает он, - сейчас я вас 'поймаю'.
- Ладно, подходи... - 'Он еще и шутит!' - подумал я.
Все на корабле молчат. Только шумят моторы. Хрипловатый голос Якова все слышней.
- 'Кристалл-второй', увидел, спешу к вам, начнем, пожалуй!..
- 'Кристалл', я готов к работе. Приступаем.
- Все понял, иду на сближение. Давайте подсвет.
- Включить подсвет: киль, крыло, - скомандовал я оператору. И сам замер, вцепившись двумя руками в штурвал, точно держу планку авиагоризонта. Стрелки скорости и высоты почти 'не дышат'.
Самый острый момент. Наш корабль для Верникова - и горизонт и вообще точка опоры для пилотирования. Он ведет свою машину исключительно по нашей, смотрит только на наши крылья, на наш хвост. На приборы смотреть некогда, да и нет нужды. Взгляда от нас ему оторвать нельзя: малейшая неточность и... Зато на ведущем самолете - мне нужно вести по приборам, вдвойне надежно и плавно. Вести так, чтоб застыли крылья!
Черным-черно вокруг.
Почти не отрываю глаз от дрожащих стрелок в фиолетовом мерцании.
Штурман силуэтом маячит впереди, в глубине носа кабины. Опять стараюсь уловить по нему: ему-то все отлично видно. Он, повернувшись вправо-назад, напряженно следит. Жаль, не вижу его глаз... Что там творится вправо за бортом?
Я знаю, что рядышком восемь мельниц стригут воздух: четыре на одном крыле, четыре на другом. Между крыльями всего десять-пятнадцать метров темноты. За бортом дьявольский поток огромной скорости. Мы в герметических кабинах - рук не протянешь, не поможешь подхватить шланг: вся вера в автоматику!..
Неелов тихонько говорит, пряча волнение:
- Подошел, слегка опускается... Чуть отходит...
И вдруг, захлебнувшись от радости, голос старшины-оператора:
- Командир, есть контакт!..
Я ему сквозь зубы:
- Продолжайте.
- Сколько примем? - крикнул Пастухов.
Я вздрогнул: 'Тьфу ты черт, как его отучить?'
- Потише. Не в очереди за керосином.
- Виноват...
Как видно, выдаивать соседа для Пастухова большая радость.
Верников сказал мне спокойно:
- 'Кристалл-второй', мой 'управдом' может отдать пять тонн, не больше. Говорит, 'овес нонче дорог'.
- Ладно, - соглашаюсь, - пять так пять, и на этом спасибо. Пастухов, слышишь, только пять.
