плакание:
— …а если что яркое и задумаешь сделать, так только то, что видел раньше, когда глаза были ясные, ничем не затуманенные…
— У михайловцев Митяй — знаете какой здоровый! — не отступал Славик.
— А ты его волшебной палочкой по лбу — раз! — и нет никакого Митяя, — уныло советовал Кубик. Он смотрел на закат, который только-только начинал оформляться.
— Дядь-Вить! — рассердился Славик. — Вам бы только шуточки, а мне…
Но тут Славик осекся, потому что слишком уж близко подошел к своей тайне. И решил тему круто сменить. Вместо готовых сорваться с языка слов, он сказал совершенно другие, с любой точки зрения нелепые, но пропитанные тайной, не менее жгучей, чем предыдущая:
— Дядь-Вить, а вот как вы думаете, для чего змею пять голов?
— Это какому змею? — Кубик удивился настолько, что даже обернулся к нему.
— Ну, тому, что из сказки.
— Как для чего? — Художник на всякий случай и по привычке осмысливал странный вопрос. — Ну… — Он пожимал плечами и шевелил усами. — В общем… Чтобы было страшнее, наверно. Для чего же еще… Чудище, ему без пяти голов нельзя…
— А больше ни для чего?
— В сказках о другом ничего не говорилось, — неуверенно ответил Кубик. — Но, может, я что-то пропустил? Или забыл?
— А что если… — Славик, имея, как шахматист, неожиданный и убийственный ход, чуть помедлил, проверяюще, прищурившись, глядя на противника. — А что если… все пять голов для ума?
— Что?! — не поверил своим ушам Кубик. — Для чего, для чего? Для ума?.. — Чуть опомнившись, он спросил: — Ты откуда это взял?
— Оттуда, — ответил Славик. — Так что вы об этом думаете?
— Ох! — сказал Кубик. — Ничего я об этом пока не думаю, я, одноголовый. Где мне взять хоть на минуточку еще одну…
Такой вот разговор случился на теплом от солнца Кубиковом крыльце. Солнце опускалось все ниже. Закат оформился в ежевечернюю картину. Манька лежала и все пережевывала и пережевывала траву, вспоминая, должно быть, вкус каждого пучка, который она ухватила днем. Грусть художника давно прошла, и оба горячо спорили. Кубик доказывал Славику, что пришельцев, к сожалению, мы, видимо, не дождемся, потому что… И пересказывал статью известного астрофизика Шкловского, который с помощью формул вычислил ужасающе малую вероятность их существования и, тем более, появления на Земле.
Славик, по понятным причинам, с известным ученым не соглашался и говорил, что пришельцы могут появиться на земле в любую минуту, а, возможно, уже сейчас смотрят на них с огорода.
Кубик немного сердился: как может какой-то пятиклассник спорить с членом-корреспондентом Академии Наук!
— Имеет право, — говорил Славик, — если он… — и тут замолкал.
— Что он? Ну что он? — нападал художник. — Он их видел, что ли? Своими глазами?
— Чидел, — сказал Славик.
— Чидел? — переспросил Кубик.
— А знаете, как это слово получилось? Из двух слов: 'читал-видел'. Я сначала хотел сказать 'читал', а потом — 'видел'. А получилось 'чидел'.
— Ну, это не разговор, — сказал художник. — Ты говори конкретно: видел? Нет, не видел, не мог видеть!
Потом, так ни о чем и не договорившись насчет пришельцев, они перешли на тему о многоглавых змеях, и тут тоже можно было услышать интересные вещи. Например, такую:
— Вообще говоря, серьезная мысль занимает всю мою голову без остатка, ни для какой другой надежд не оставляя, — сетовал художник. — А что если в нее постучится еще одна мысля? Так и уйдет незнакомкой, может быть, незнакомкой невиданной красы… — Это говорил Кубик, который порой терял чувство собеседника и разговаривал со Славиком как со своим ровесником, на что, между прочим, пятиклассник не обижался.
Уже в который раз показывалась из-за угла Нинка, она стояла, качала головой, цокала, чтоб ее слышали, языком. Но мужчины, разгоряченные спором, не обращали на нее внимания, и она уходила.
Солнце за рекой, коснувшись горизонта, чуть от него отпрыгнуло и сплющилось. Тотчас сильно. запахло огородным листом, а за ним с луга и речки потянуло травами, лягушками и кувшинками. Из Славикиного же дома остро запахло салатом из свежих, только что с грядки, огурцов, лука и укропа.
Кубик потянул носом и объявил, что ему пора разогревать консервы, и пригласил соседа поужинать с ним.
— Бабушка просила с ней хоть полчасика посидеть, — отказался Славик. — А то, говорит, бегаешь целыми днями, так и попрощаемся не повидамшись.
После ужина он отправился на огород. Было уже темно, но Славик шел уверенно. У кукурузы он остановился. Позвал шепотом:
— Ребята!
— Мы здесь, — раздалось из темноты..
Славик разглядел в кукурузе силуэты человечков.
— Так как я завтра? Вы что-то решили?
— Решили, — ответил Грипа. — Мы применим другой аппарат.
— А он не… ну, это… не опасный?
— Он менее опасен, чем первый. Мы покажем его тебе завтра утром и научим, как пользоваться. Драка на сколько назначена?
— Дерутся у нас, когда стемнеет, чтобы взрослые не видели.
— Хорошо бы посмотреть, — сказал кто-то в темноте. Славик не узнал кто.
— Ничего интересного. Да и стоит ли рисковать — все-таки драка. — Не очень-то хотелось Славику показывать землян с этой стороны.
— Ну ладно, — согласился Грипа. — Тогда до завтра.
— Спокойной ночи.
Стало еще темнее, и Славик по дороге домой два раза споткнулся и чуть не полетел носом в землю.
Что случилось, дядя Витя?
Ночью Славику приснился Митяй — в страшном боксерском шлеме, в боксерских черных перчатках. Он шел впереди группы мальчишек и время от времени начинал пританцовывать, будто уже дрался на ринге. А Славик стоял впереди егоровцев — без шлема и без перчаток. Митяй все ближе и ближе… вот он прыгает перед Славиком и молотит пока что воздух перед его носом. Егоровцы начинают скандировать:
— Каратэ! Каратэ! — и прихлопывают в ладоши.
В руках у него оказывается прибор, похожий на отцову электробритву. Он ее включает, та начинает жужжать. Митяй на прибор не обращает внимания и приближается. Славик отступает, держа 'электробритву' перед собой.
И вдруг Митяй начинает уменьшаться! Уменьшается, уменьшается, перчатки и шлем становятся ему велики, он сбрасывает их. Теперь уже Славик возвышается над ним. Противник его кричит — а голос его все тоньше и тоньше, пока не превращается в писк.
И вот Митяй, став крохотным, как пришелец, убегает к своим, а те в ужасе от того, что увидели, уносятся прочь, вопя во всю глотку. Маленький Митяй-Митяйчик не может их догнать, спотыкается о кочки, запутывается в траве, падает…
Славик бросается к нему.
