— А именно?
Шель не ответил. Он пока еще в страшном напряжении пытался связать между собой оборванные концы нитей.
— Есть! — вдруг с воодушевлением воскликнул он, выпрямляясь. — Давай-ка откроем еще разок чемодан. Мне хочется кое-что проверить, удостовериться…
— Это еще что за новости?
— Заметки на полях! Тот же самый почерк… Я хочу сравнить характерные особенности…
— С чем сравнить? — спросил Джонсон, раскрывая чемодан.
Шель вынул из бумажника рецепты, которые он забрал из комнаты Леона, потом развязал тесемки верхней папки. Перелистав несколько страниц и обнаружив на одной из них сделанные от руки пометки, он положил рядом рецепты и стал сравнивать форму, наклон и характер соединения букв. Рецепты, правда, были написаны по-латыни, но отличались одной особенностью, характерной для готического шрифта, некоторые буквы заканчивались острыми углами. Сходство было несомненным. Окончания «ке» в подписях, хоть фамилии и были разными, ничем друг от друга не отличались.
— Ну погляди же, сравни! Это рецепты доктора Менке, которые я нашел у Леона в комнате. Тот же самый почерк! — Шель вскочил, новое открытие страшно его взволновало. — Менке и Шурике — одно и то же лицо!
Джонсон покачал головой.
— Что-то не верится! Менке живет здесь уже много лет. Однако почерк действительно похож.
— Но ты же видел его в лагере, Пол! Ты должен помнить, как он выглядел, как держался.
— Я как раз пытаюсь восстановить в памяти облик доктора Шурике. К сожалению, я мало знал его, да и видел-то всего несколько раз. Это был среднего возраста широкоплечий брюнет, усов и бороды у него, конечно, не было. Все-таки с полной уверенностью я не могу сказать, что речь идет об одном и том же человеке. — Внезапно он повернул голову, к чему-то прислушиваясь.
— Что случилось? — шепнул Шель.
— Какой-то шорох за окном, — тоже шепотом ответил Джонсон.
Оба напрягли слух. Из открытого окна одного из соседних домов доносились приглушенные звуки музыки, отдаленный смех и голоса; время от времени проезжала машина, но поблизости царила тишина.
— Э-э, тебе, наверно, послышалось, — нетерпеливо сказал журналист, однако его беспокойство не улеглось.
— Пожалуй, ты прав.
— Ну, так что же дальше?
— Необходимо сообщить в полицию.
— Давай сначала установим, какое отношение имел Менке к смерти Леона, — сказал Шель, положив руку на картонную папку.
— Насколько я помню, он в то время был в Гамбурге на съезде психиатров. Моя секретарша что-то говорила об этом. Я могу проверить.
— Гм. Знаешь, я думал, что после того, как чемодан окажется у нас в руках, мы получим ответы на все загадки… — Шель начал пальцем чертить на столе восьмерки. — Да, ты прав, полиция должна немедленно заняться доктором. В противном случае…
— Пст! — прервал его американец, прислушиваясь. — В саду кто-то есть. Я слышал шелест за окном. Оставайся здесь и делай вид, будто продолжаешь со мной разговаривать, а я тихонько выйду наружу.
Он на цыпочках подошел к двери и беззвучно отворил ее.
— Грубер сказал нам неправду, — начал Шель, обращаясь к пустой комнате и стараясь придать словам обыденное звучание. — Однако я не думаю, чтобы он был вдохновителем либо главным действующим лицом… Ведь он хотел уехать из Гроссвизена, бросить работу… По всей вероятности, инспек тор рассчитывал на щедрое вознаграждение. Он, видимо, собирался шантажировать доктора, для которого возможность получить эти документы была вопросом жизни или…
В этот момент до него донесся шум драки и приглушенный крик:
— Ян! Ян!
Не медля ни секунды, Шель выскочил в коридор, а оттуда в сад. Было темно. С обеих сторон чернели кусты. Справа замаячила неясная тень. Шель напряг зрение, но вдруг все вокруг него закружилось. От внезапного тупого удара но макушке внутри черепной коробки словно взорвалась брызжущая во все стороны искрами петарда. Беспомощно взмахнув руками, он упал на землю.
Влажная прохлада компресса немного уменьшила раздирающую голову боль. Шель постепенно приходил в себя. Он приоткрыл глаза, едва различая неясные очертания предметов. Область, доступная его мышлению, то сужалась, то расширялась синхронно с ритмично пульсирующими толчками в голове. Рояль, книжный шкаф, склонившееся над ним лицо Кэрол… Шелю казалось, что теплые волны подымают его в эту комнату из иного мира, находящегося где-то глубоко внизу.
— Кэрол!
— О, наконец-то! — Женщина присела на краешек тахты и погладила его по щеке. — А я уже начала беспокоиться. Может быть, стоило вызвать врача, но я не могла решиться…
— Пол! Где Пол?
— Лежит в спальне. Нет-нет, ничего опасного, — предупредила она вопрос Шеля. — Зато мне начинает надоедать перевязывать ваши шишки. Вы не могли бы для разнообразия напиться до бесчувствия или сделать еще что-нибудь в этом роде?
Шель попытался улыбнуться, но движение мускулов на лице вызвало новую волну боли.
— Черт побери! — прошипел он.
Кэрол без лишних слов сменила компресс у него на лбу.
— Что случилось? — спросил он.
— Откуда я могу знать? Я оставила вас здесь, приняла полтаблетки люминала и вскоре крепко заснула. Разбудил меня какой-то шум — мне показалось, что хлопнула дверь. Я проснулась и стала прислушиваться, беседуете вы еще или нет. Но в доме было тихо, слишком тихо. Тогда я окончательно пришла в себя и вышла посмотреть, что вы делаете. Комната оказалась пустой; вас обоих я нашла в садике. Вы уткнулись лицом в землю, вытянув перед собой руки, а Пол упал навзничь, и голова его очутилась на клумбе с астрами. Я приволокла вас домой. Еще не успев прийти в себя, я заметила, что во дворе что-то дымится. Я помчалась туда и… — угадайте, что горело?
Догадаться было нетрудно. Шель посмотрел на стол: чемодан исчез!
Кэрол проследила за его взглядом.
— Да, кто-то развел костер из этих ваших документов. Спасти ничего не удалось. Когда я прибежала, догорали последние бумаги, остался один пепел.
Шеля охватила безрассудная ярость. Он поднялся и, не обращая внимания на то, что темная волна порой затуманивала сознание, выбежал из комнаты. Порывы ветра развеяли обгорелые клочки бумаги по всему двору. На закопченных камнях чернел обуглившийся чемодан. Журналист в сердцах пнул его ногой.
— Опять невезение! Опять! — хрипел он, испытывая ребяческое желание затопать ногами.
На пороге дома появилась Кэрол.
— Стоит ли так волноваться? — спросила она. .
— Стоит ли! Вы же ничего не понимаете! Это были необычайно важные бумаги!
— Они уже доставили вам немало хлопот. Быть может, к лучшему, что со всем этим покончено.
— Вы ничего не понимаете! — упрямо повторил Шель, пытаясь сдержать раздражение.
— Согласна. Я многого не понимаю. Например: откуда вы узнали, что я поехала с Грубером?
Не найдя, что ответить, Шель пожал плечами, бросил последний взгляд на почерневшие, искореженные остатки чемодана и вернулся в дом.
— Можно зайти к Полу?
— Конечно, только я не знаю, пришел ли он уже в себя.
Они вошли в спальню. Джонсон, как был в костюме, лежал на одной из кроватей. Дышал он тяжело, но ровно и был похож на человека, погруженного в глубокий сон.
