оценивающим взглядом и продолжала изучать меню, висевшее высоко над стойкой. Слева, у «играющего шкафа», стояла молодая пара. Девушка медленно жевала резинку, парень опустил монетку в отверстие автомата. «Fur immer dein»… [16]— запел слащавый тенор.
После обеда Шель решил повидаться с Лютце, о котором говорила фрау Гекль. Он спросил дорогу у прохожего и не торопясь пошел, осматривая витрины и изредка останавливаясь, чтобы прочесть заманчивые рекламы.
Следом за ним, на некотором расстоянии медленно двигалось такси. Табличка «свободен» была спущена. Водитель внимательно наблюдал за ничего не подозревающим журналистом.
Блиндаж находился на дальней окраине. Его железобетонная крыша торчала из земли — молчаливое напоминание о войне… Шель остановился на пороге, осваиваясь с темнотой, переходящей постепенно в серый сумрак. Сверху сквозь узкое отверстие просачивался тусклый свет.
Журналист стал понемногу различать предметы: большой прямоугольный ящик, похожий на шкаф, низкий топчан рядом с ним. Сколоченный из досок стол. От высоких серых стен веяло холодом и пустотой.
— Герр Лютце! — голос ударился о стены и вернулся, искаженный эхом.
Никто не шевельнулся, не ответил.
«Наверное, он в городе», — подумал Шель.
Он вышел на шоссе и беспомощно оглянулся кругом. Рядом не было никакого жилья, но вот вдалеке появился велосипедист. День был теплый и солнечный, от лугов шел бодрящий запах свежей зелени. Шель взглянул на безоблачное небо и подумал с внезапной тоской, что то же небо простирается над Польшей…
Велосипедист поравнялся с ним, и Шель узнал форму почтальона. На багажнике лежала объемистая сумка.
— Одну минуточку! — позвал он.
Почтальон, седой, сгорбленный старик, остановился: — Что вам угодно?
— Я ищу герра Лютце. Дома его нет, — Шель указал на блиндаж. — Вы не знаете, где он работает и когда приходит?
— Лютце? Да разве такие работают?! Это же запойный пьяница!
— Мне очень нужно его повидать, а времени у меня в обрез.
— Попробуйте спросить о нем в трактире «Корона» или «Сокол». Если он раздобыл несколько пфеннигов, то, наверное, пропивает их там. — Почтальон с любопытством взглянул на Шеля. — Вы не здешний?..
— Я из Вроцлава.
— О, а я из Ополе, — обрадовался тот. — Вы приехали насовсем?
— Нет, только на неделю.
— Я живу в Гроссвизене уже четыре года. — Он заколебался, но тут же продолжал, с опаской поглядывая на Шеля: — Мы с женой и сыном приехали в ФРГ в 1956 году. А вы здесь впервые?
— Нет, я был в Гроссвизене пятнадцать лет назад. Просидел год в концлагере Вольфсбрук.
— Вот как! — Почтальон смущенно вертел руль велосипеда. — Но я у вас отнимаю время. Пойдемте вместе, мне с вами по пути; очень хочется узнать, как там у вас теперь жизнь.
Они медленно пошли по шоссе. Шель отвечал на вопросы старика и слушал, в свою очередь, его историю.
— Мы целый год прожили в лагере для переселенцев, — рассказывал почтальон. — Было трудно с жильем и с работой. Местные жители нас не любят, считают, что мы лишаем их заработка.
— А где вы работали в Ополе?
— До сорок пятого я был начальником отдела в Arbeitsamt [17] , потом работал бухгалтером в правлении Красного Креста. Работа хорошая, и жили мы прилично, но знакомые уговорили поехать в ФРГ.
— И вы не жалеете? Старик пожал плечами.
— Чего ж теперь жалеть?! Что сделано, то сделано. Хуже всего был лагерь. Моя жена до того разочаровалась, что у нее испортился характер — сварливая стала, причитает без конца, все ей не то да не так. Сын ходит в школу. Записался в Bund Deutscher Jugend [18] … Но вам это, наверное, неинтересно?
— Напротив! Очень интересно! А получить работу по специальности вам не удалось?
— Что вы! Полгода я не работал совсем, потом стал охранником на складе. Оттуда перешел на консервную фабрику, там заработок лучше, но работа тяжелая. Ну, и наконец, один знакомый помог мне устроиться почтальоном.
Они подошли к трактиру «Корона». Старик протянул Шелю руку со словами:
— В странное время мы живем, да. Не знаешь, кого в чем винить, и ясно только одно — хуже всего приходится простому человеку.
Он поехал дальше по дороге, низко наклонившись над рулем, а Шель вошел в трактир. Лютце там не оказалось, и журналист, следуя совету почтальона, спросил дорогу и вскоре очутился у окруженного столетними дубами трактира «Сокол».
Маленькие окошки выходили в сад. Над открытой дверью висела эмблема: сокол в лавровом венке. Стены были укреплены снаружи каменными контрфорсами. Все вместе напоминало дряхлого, всеми забытого старика, задремавшего в тени ветвей.
Прямо с мрачного крыльца Шель вошел в большую избу, пропитанную дымом и запахом пива. Он с любопытством осмотрелся: тяжелые бревна пересекали низкий потолок, солнечные лучи, проникающие сквозь маленькие стекла, освещали расставленные вдоль стен столы и тяжелые скамьи. Несколько человек пили пиво, крикливо переговариваясь, справа от входа кто-то жадно глотал суп. Толстая, низенькая трактирщица, протиравшая стойку, взглянула на вошедшего, не отрываясь от своего занятия.
Шель подошел к ней.
— Мне нужен герр Лютце, нет ли его здесь? Трактирщица ткнула пальцем в один из темных углов.
— Вот он сидит.
Повернувшись туда, Шель увидел чью-то согнутую над столом спину. Мужчина в сером поношенном пиджаке сидел, облокотившись и закрыв руками лицо. Перед ним на середине стола стояла пустая рюмка. Шель направился к нему…
— Лютце?
Тот с трудом поднял голову. Его небритое лицо было бесцветно и сморщенно, как сушеный плод, белки глаз налились кровью, затуманенные зрачки смотрели тупо и бессмысленно.
— Лютце? — повторил Шель.
Глаза пьяного сузились. Он пытался вспомнить, кто такой этот подошедший к нему мужчина. Ничего не вспомнив, он снова равнодушно опустил голову.
«Действительно, странного человека выбрал себе Леон в друзья, — подумал Шель, — фрау Гекль была права». Он сел рядом и слегка толкнул пьяного.
— Лютце, — сказал он четко у самого его уха. — Если вы в самом деле Лютце, то я хотел бы поговорить с вами о Леоне Траубе.
Слова дошли до его затуманенного сознания. Лютце выпрямился и взглянул на Шеля.
— Я приехал навестить Леона, вы понимаете? Говорят, вы с ним дружили?
— Ты кто такой? — голос был низкий и хриплый.
— Ян Шель, из Вроцлава.
— Откуда?
— Из Польши, я приехал к Леону, — повторил журналист медленно и громко, в надежде, что его слова вызовут в мозгу пьянчуги какие-нибудь ассоциации.
— Н-да! — буркнул старик и громко икнул.
— Вы были знакомы с Леоном, да?
— А что? — буркнул Лютце, не проявляя ни малейшего интереса к разговору.
— Леон был моим другом.
