Метаморфозы Душевной жизни. Путь внутреннего опыта. Часть 1

что непосредственный импульс из мира восприятий пробуждает в душе. Все это переживается человеком на низших ступенях развития в его душе ощущающей смутно. Здесь Я еще не пробуждено к полному бытию. Только когда душевная жизнь продолжается в себе самой, когда человек работает над собой, тогда очертания Я становятся все более отчетливыми, тогда оно все больше и больше осознает себя. По сути дела, душа ощущающая, пока пробуждается Я, еще только вызревает. Я все более и более проявляется лишь по мере того, как человек развивается до богатой внутренней жизни в душе рассудочной, а с наибольшей ясностью проявляется Я, когда отличает себя от внешнего мира в душе сознательной, когда человек, становясь знающим, отличает себя от внешнего мира как самостоятельное Я. Он способен на это только в своей душе сознательной.

Таким образом, в душе ощущающей Я пребывает в состоянии вызревания. Здесь вздымаются волны радостей и страданий, удовольствия и боли; здесь Я едва воспринимается, здесь оно еще захлестывается волнами аффектов и страстей. По мере того как душа рассудочная развивается до ясно очерченных понятий и идей, до ясных сужений, Я достигает все большей полноты и ясности в себе самом, но наибольшей ясности оно достигает только в душе сознательной. Стало быть, мы можем сказать: человек должен воспитывать себя посредством своего Я, человек посредством своего Я должен получать возможность развиваться дальше; но Я пробуждается в том состоянии, когда оно еще полностью отдано воле бушующих в душе ощущающей волн радости и страдания, удовольствия и боли, влечений, желаний и страстей. Но есть ли в этой душе ощущающей нечто такое, что может быть воспитателем человека, когда само Я еще беспомощно?

Мы увидим, как в душе рассудочной образуется некоторое пространство, что дает Я возможность взять свое воспитание в собственные руки. В душе ощущающей этого еще нет. Здесь Я еще управляется тем, что занимает место в душе ощущающей без его участия. Теперь в душе ощущающей мы должны выделить одну силу, один элемент и рассмотреть его значение, его миссию в воспитании Я с двух сторон; и эту силу — возможно, в данной связи это кое-кого шокирует — мы называем гневом. Гнев относится к тому, что возникает в душе ощущающей, в которой Я еще только вызревает. Разве наше отношение к какому-либо существу внешнего мира будет сознательным, если образ действий его вызывает в нас гнев? Представим себе разницу между двумя людьми, скажем, воспитателями. Один из них стал уже настолько зрелым, что достиг внутренней просветленности. Поскольку его душа характера достаточно развита, он с полным спокойствием смотрит на неправильные поступки воспитанника. И его душа сознательная также с полной невозмутимостью взирает на ошибки ребенка; а при необходимости он может назначить соразмерное проступку наказание. Неподвластный никаким страстям, он перейдет к подходящему наказанию, соразмерному основам этики и педагогики, — соразмерное проступку ребенка. Другой воспитатель, который не развил еще свое Я настолько, чтобы оставаться спокойным, который еще не достиг внутренней ясности, еще не может сам определить, что следует делать, если дети совершают что-то неподобающее; видя неправильное поведение ребенка, он может воспылать гневом. Всегда ли этот гнев не соответствует реальности? Нет, не всегда. И на этом мы должны остановиться подробнее. Мудрость нашего развития в определенной степени позаботилась о том, чтобы мы побеждали чувства и аффекты до того, как в душе рассудочной и душе сознательной сможем найти соответствующее реальности суждение. В нашей душе ощущающей как следствие поступка, совершенного во внешнем мире, что-то возникает. Мы еще не созрели, чтобы судить о том, что соответствует внешнему миру, а что — нет. Но в душе ощущающей, исходя из совокупности наших ощущений, мы уже в состоянии реагировать на поступки окружающих.

Следовательно, из всего, что живет в душе ощущающей, выделим гнев. Он предвозвещает то, что когда-нибудь настанет. Сначала мы выносим суждения о событиях внешнего мира, ведомые гневом; затем, обучаясь сначала бессознательно — бессознательно благодаря гневу — не соглашаться с тем, чего быть не должно, мы посредством именно этих суждений становимся все более зрелыми для пронизанных светом суждений, выносимых в высших сферах души. Таким образом, гнев в определенной сфере воспитывает человека. Здесь он присутствует как внутреннее переживание, пока мы не созреем настолько, чтобы выносить пронизанное светом суждение о том, чему быть не следует. Так надо рассматривать вспышки гнева, охватывающие подростка с его еще незрелыми суждениями, который еще не может судить спокойно, но впадает в гнев, видя в окружающих несправедливость или глупость, не соответствующие его идеалам. И тогда мы с полным правом говорим о благородном гневе. Этот гнев есть смутное суждение, которое выносится в душе ощущающей, пока мы не будем готовы выносить суждения в светлой ясности. Да, гнев — воспитатель этой светлой ясности. Ибо наилучшим образом к наиболее верному суждению приходит тот, кто из старых благородных душевных задатков разовьет себя так, что сможет воспламеняться благородным гневом против всего неблагородного, аморального, глупого. И миссия гнева заключается в том, чтобы поднять человеческое Я к высшим сферам. Это и есть миссия гнева. Он — учитель в нас самих. Прежде чем мы сможем управлять собой, прежде чем мы сможем выносить суждения в светлой ясности, он направляет нас в том, что мы уже умеем делать. Человек, естественно, может пойти и по пути деградации, поскольку рожден, чтобы стать свободным существом. Поэтому может выродиться и то, что будет обучать его свободе и независимости суждения. He Я может выродиться в ярость и тогда будет потворствовать злейшему эгоизму. Но так и должно быть, поскольку человек должен иметь возможность развиваться к свободе. При этом нельзя упускать из виду: то, что способно стать злом, злом в подлинном смысле слова, как раз, может быть, предназначено для того, чтобы вести человека вперед. А так как человек способен обратить добро в зло, достоянием человеческого Я может стать именно то, что образовалось в нем как свойство в хорошем смысле. Стало быть, гнев следует понимать как утреннюю зарю того, что в состоянии возвысить человека до невозмутимости.

Но этот гнев, с одной стороны, будучи воспитателем Я, с другой стороны удивительным образом выявляет и другое свойство Я — самоотверженность. Какие же качества проявляет Я, когда нас охватывает гнев при виде несправедливости или глупости окружающих? Представим себе, что нас охватывает гнев. Что-то в нас не совпадает с тем, что находится перед нами. Гнев говорит о том, что что-то в нас противопоставляет себя внешнему миру; это значит, что заявляет о себе гнев, и Я стремится обрести уверенность в отношении того, что находится вовне. Тут в игру вступает Я во всей своей полноте. Если бы мы при виде глупости или несправедливости не могли воспламеняться благородным гневом, то эти факты внешнего мира прошли бы мимо нас, оставив нас равнодушными; иными словами, мы слились бы с внешним миром, не ощутив кульминации своего Я, не ощутив своего Я во всей его полноте. Но гнев пробуждает, вызывает Я на свет дня, чтобы оно могло противостоять внешнему миру. Однако, с другой стороны, гнев воспитывает в Я и другое — самоотверженность. Если этот гнев — то, что называют благородным гневом, то он действует так, что у человека одновременно с переживанием этого гнева заглушается самоощущение Я. Гнев, если мы не отдаемся ему в ярости, вызывает в нас нечто подобное душевному обмороку. Когда через наши души проходит чувство этого гнева, возникает нечто подобное душевному обмороку, а Я все больше приглушается. Противопоставляя себя внешнему миру, оно, с другой стороны, опять-таки приглушается. Благодаря силе гнева, которую человек сдерживает в себе, он в то же время начинает развивать самоотверженность. Благодаря гневу развиваются обе стороны Я. Миссия гнева — дать возникнуть в нас самостности и в то же самое время — преобразовать эту самостность в самоотверженность. Тот, кто переживает гнев, переживает то, что столь чудесно выражает народная фантазия. Вам всем, наверное, известно народное выражение «брызгать ядом» в значении «злиться». Выражая состояние гнева словом «брызгать ядом», наша народная фантазия в этом речении получает такое удивительное переживание, которого порой не в состоянии прочувствовать ученость. Гнев, пожирающий душу, и есть яд, т. е. то, что угнетающе действует на эгоистическую сторону Я. Говоря: «Он исходит ядом», — указывают на другой воспитательный метод гнева, на выращивание самоотверженности. Таким образом, миссия гнева в действительности соответствует двум сторонам воспитания человека; и мы видим, что гнев предвозвещает нашу самостоятельность и самоотверженность, покуда Я еще не в состоянии взять свое воспитание в собственные руки. Мы сделались бы людьми без свойств, если бы все окружающее оставляло нас равнодушными, если бы мы не умели выносить суждения невозмутимо. Без эгоизма мы стали бы не самоотверженными, а в худшем смысле слова зависимыми, если бы, прежде чем развить наше Я до ясного, пронизанного светом суждения, мы благодаря гневу не умели достигать независимости там, где внешний мир не соответствует нашему внутреннему существу. Так вот, для исследователя духа гнев — поистине утренняя заря еще и многого, многого другого.

Наблюдение жизни показывает: кто, видя несправедливость или глупость, не способен