Замыкавший шествие Донд прислушивался к шорохам за коврами и гобеленами. Чудилось ему, что немало тайных ходов скрывают эти огромные покрывала. А еще казалось, что за каждым из них притаился кто-то и следит за каждым шагом гостей незваных.
Привидение привело их в небольшую приемную, в которой стояла мебель диковинная — глубокие кресла с мягкой обивкой темных тонов, изящный столик с резными ножками, камин с чугунной решеткой, сплетенной так искусно, что даже Наковальня залюбовался.
В таком месте нечто ужасное вряд ли появится, успокоил себя Лад и уселся в кресло. Привидение растворилось в воздухе. Наковальня сплюнул и вздохнул с облегчением.
Гоблин обследовал бутылки на столе. Обследование это выразилось в шумном обнюхивании горлышка каждой бутылки, после чего Сэр Тумак удовлетворенно хмыкнул и отпил по глотку из каждой.
Донд с беспокойством осматривал стены. Они были затянуты бордовой драпировкой, и Донд гадал — из какого угла явится хозяин покоев сих, и пребывал в тревожном ожидании. Он не разделял спокойствия Лада и умиротворенности гоблина (после дегустации Сэр Тумак разомлел), и наивную любознательность Наковальни.
За свою жизнь, почти с детства связанную с Синдикатом, Донд ни разу не видел нечисти местной. Он возмужал и стал профессиональным убийцей в той жестокой системе, которая не поощряет склонность к мимолетным страхам. А нечисть такие страхи может вызвать. (Сколько времени прошло, как они вступили на территорию нечисти, а страхов у каждого накопилось с десяток.) Потому Синдикат не приветствует связи своих сотрудников с представителями нечисти. И зря. Надо быть ко всему готовым. Вот сидят они в комнате уютной, ожидают неизвестно кого или чего, а выхода-то из комнаты и нет.
Как только вошли они в комнату, дверь за ними захлопнулась. Донд попробовал ее открыть — ничего не вышло. О том, однако, Донд решил пока никому не говорить.
Жизнь в жестких рамках устоявшихся норм Синдиката учила привыкать ко всяким неожиданностям. Но только не ко встрече с представителями совершенно другого мира. Синдикат учит выживать при любых обстоятельствах. Но вот что делать, когда природа грозящей опасности неизвестна? Тогда остается лишь быть наготове — раскрыть пошире глаза, навострить слух и превратиться в сжатую пружину. Жаль только, что ножей метательных он не взял. Серебро сейчас пригодилось бы.
— И что ты с серебром делать собрался, а?
Голос заставил всех вздрогнуть, а Донд от неожиданности назад подался и уперся спиной в стену. Лад с кресла вскочил да и гоблин с Наковальней на ногах вмиг оказались.
— Кто говорит? — опомнился Лад. — Не ты ли, эхо лесное?
— Эхо лесное? — голос проявил интерес. — Эхо... эхо... эхо... А, вот. Эхо лесное, разновидность вымирающей породы эхитов. Живет за счет вибраций, возникающих в частотном потоке звука какого-нибудь шума, будь-то голос, всплеск камня, упавшего в воду, или каменный обвал в горах. Встречается в лесах и горах. На равнине встречается в заброшенных замках. Охотно вступает в контакт с людьми, преследуя далеко не бескорыстные цели... Что это значит? Ага, вот. Ведет двойную игру. Перекликается с голосами людей, чем вызывает у них желание кричать больше и громче, обеспечивая тем самым запас вибраций, за счет которых и существует. Понятно. Нечисть мелкого пошиба, хотя и интересный экземпляр для моего архивариуса.
В дальнем углу, возле камина, что-то скрипнуло, и половина стены исчезла, как не бывало. Из зияющей черноты вышел в мягкий свет комнаты мохнатый гном. То, что это гном, из посадских понял лишь гоблин. Он от удивления присвистнул.
Гном был ростом в пояс Ладу, однако в плечах имел ширину приличную. Был он волосат, как гоблин, только шерсть его вся сединой подернулась. Гном вообще походил на гоблина, как отметил Лад. Словно кто-то сделал когда-то две похожие фигурки — одну большую, грубой работы, другую поменьше, работы более тонкой, изысканной что ли.
Гном держал в руках огромный фолиант в переплете темной кожи.
— Всеобщая энциклопедия нечисти, — благоговейно произнес гоблин.
Гном взглянул на него и улыбнулся вдруг.
— Она самая. Единственный экземпляр. Раз слыхал ты о ней, значит, из земель древних родом будешь. Только в землях древних память о книге этой сохраниться могла.
О чем они говорят, думал Лад, о каких землях древних?! Кругом нечисть кишит, как лосось на нересте, а главным у нее этот недомерок стоит. Ну и дела, однако.
— Ну, чего окаменели, будто голову Герузы Монголы узрели? Садитесь.
Нет, что-то есть в этом недомерке, размышлял Лад. Вот вошел он в комнату, и всех словно столбняк охватил. А как сказал: садитесь — спали оковы невидимые.
— Так, так, так, — гном обвел всех взглядом, когда уселись посадские, и бросил книгу на пол. После чего на нее и уселся. Гоблина чуть удар не хватил. Знал он про книгу эту — от дедов-гоблинов давным- давно сказки разные слушал. Да после, в университете, учрежденном во времена древние и нареченным в честь имени одного человека — СВИФТОВСКИМ УНИВЕРСИТЕТОМ ОЛЬБИЙСКО-ТУМАННЫМ, лекции про книгу эту слушал.
— Так, так, так, гоблин и люди живые. Славная шайка, если не сказать — странная. Позвольте узнать, что же живых на темную сторону привело?
Вопрос есть вопрос. На него отвечать надо. Но прежде Лад решил сам спросить.
— А с кем имеем честь беседовать? — спросил, и глупости собственной удивился. Ясно, с кем — с главным у нечисти заморской!
— Беседуют в других местах, — веско заметил гном. От его голоса всем стало зябко. — А здесь, знаете ли, на вопросы положено отвечать. Я прощаю вам слова ваши. Больше того, я отвечу на ваш неуместный вопрос, чтобы внести некую ясность на будущее. Я — гном Зевельвул тринадцатый дробь второй, хозяин трона имперского.
Тут он замолчал, видимо для того, чтобы узреть, какое впечатление его имя произвело на присутствующих. Впечатление имя, конечно, произвело. Наковальня зевнул, гоблин хмыкнул, на лице Донда ни один мускул не дрогнул. И лишь Лад внимательно обдумывал услышанное, и смотрел с интересом на гнома.
Зевельвул вздохнул и продолжил:
— Я тринадцатый в роду Зевельвулов Подземных. А так, как мой отец был вторым сыном в семье, то и зовусь я Зевельвулом тринадцатым дробь вторым. Понятно?
Чего же тут не понять, особо про дробь, ети ее вдоль и поперек. Только вот закавыка — если отец гнома был вторым в семье и, следовательно, сам Зевельвул дробь, тьфу, второй, не имел права на престол имперский, то какого рожна он на нем восседает?! Вот о чем думал Лад, на гнома глядя.
— А померли все, — вдруг сказал гном. Лад взгляд отвел — не иначе как по глазам читает. — Померли все, а я выжил. Вот и сижу на троне сем не одну сотню лет. А он, знаете ли, не так уж мягок, как некоторые думают. Ну вот, я представился. Теперь отвечайте — что вас сюда привело? Опять заговор супротив меня какой затевается, а? Прежде, чем ответить, помните — живы вы до сих пор лишь потому, что давненько такого не было. Живые сами ко мне не приходят. А вы пришли.
Лад вздохнул глубоко, отер испарину со лба, пригладил вихры седые ладонью и сказал:
— О заговорах разных мы ведаем. А вот о каком ты говоришь, разуметь не можем. Мы — посольство посадское. Прибыли в страну с дипломатической миссией. Да только местные не очень нас жалуют. Вышли тут кое-какие неприятности, и пришлось нам в бега податься на одну ночь. Но страны мы этой не знаем — чужие здесь. Вот и решили к нечисти на ночь попроситься. Чай, худого местной нечисти никогда не желали.
Лад закончил и дыхание перевел. Вроде всё сказал, по существу. А о деталях Зевельвулу знать незачем.
— Посадские вы, значит. Слышал я о вас. Некоторые из моих подданных к вам наведывались. За долей лучшей в земли податься решили. Я никого не держу. Коли из империи моей один или десять уходят, на их место десять и сотня прибывают. Так что за утечку мозгов не беспокоюсь. Тем более, с вашим главным у нас отношения хорошие, переписываемся. А как же — родня всё-таки. А вы не знали? Ха, да все, кто на тронах темных восседают, во всех концах Вселенной — родственники. Тьма, она везде тьма, нечисть, она везде нечисть. — О странном говорил гном, о непонятном. Но спрашивать подробнее, естественно, никто не
