обманов цивилизации — «обман экономический, политический, религиозный… брак, воспитание, ужасы самодержавия» (Дневник), первое, что сделал Толстой, — он попытался отринуть жизнь целиком, как она складывалась у среднего человека его времени, сопоставить ее суетность, животную мгновенность с неустранимой угрозой мучительной гибели для всех. И вот в хаосе неизмеримых страданий обесцвеченная временем человеческая личность Ивана Ильича, внезапно потрясенного всей жестокостью и лицемерием «обычного» устройства жизни, обвиняет людей, общество — страшно, без оговорок и без прощения. Убедительность такого художественного выпада стоит вне пределов и сравнения. Так трактована в повести Толстого одна из «вечных» тем, ставшая в 80-е годы для большей части русской культуры той вынужденной идейной основой, с позиций которой отвергалась буржуазно-дворянская, победоносцевская современность. В сферу философских и моральных отвлеченностей, «вечных» тем и представлений врывались требовательное чувство и ищущий ум передового русского интеллигента, уводя из гробового холода «миротворческих» 80-х годов, противопоставляя невероятному миру тайных советников, министров, ненужных должностей в ненужных учреждениях, виртуозной бюрократической службы и ежевечернего «винта» у сотен тысяч Иванов Ильичей и Петров Иванычей цели морального возвышения, стремления к идеалу. Одной из отличительных черт повести Толстого «Смерть Ивана Ильича» является то, что это повесть одного героя, что вся сложность ее и глубина заключены фактически в одном образе, по отношению к которому располагаются остальные персонажи. Повесть тем самым как бы централизована: во главу угла поставлена судьба Ивана Ильича, в ней основная проблема, а затем уж идет, так сказать, подчинение и соподчинение. Герой повести «Смерть Ивана Ильича» — один из многих тысяч Иванов Ильичей, заседавших в палатах и министерствах, в канцеляриях губернаторов, обыкновенный средний человек среднего сословия, среднего денежного состояния и даже средний сын в семье — «не такой холодный и аккуратный, как старший, и не такой отчаянный, как меньшой». Всеми способами, во всех ракурсах Толстой подчеркивает обыкновенность, штампованность, срединность Ивана Ильича. В самом имени его заключено обобщение и житейский штамп. Иван Ильич, Иван сын Ильи — треть Руси могла бы носить это простое имя 1 . Вся жизнь Ивана Ильича была самая простая, обыкновенная — и «самая ужасная», прибавляет Толстой. Что же в ней ужасного ? Появление такого горького по смыслу и аффектированного по тону слова после слов «простая» и «обыкновенная» уже предрешает ответ. Обыкновенность не исключает ужаса положения и даже усиливает его тем, что делает неосознанным, привычным, будничным и нормальным. Мир, как полагает Толстой, потонул во лжи и жестокости. В дальнейшем описании различных эпох жизни Ивана Ильича Толстой усиленно выделяет эту щемящую ноту «среднего» ужаса, ужаса обычности. Вырос Иван Ильич в чиновной семье, где отец, тайный советник и «ненужный член разных ненужных учреждений», получал по инерции почетное жалованье от шести до десяти тысяч и отдавал своих детей не куда-нибудь, а в Правоведение, окончив которое сыновья устремлялись с разной скоростью к тому же заветному потолку — ненужному членству и к шести — десяти тысячам годовых. В юности Иван Ильич — то, что называется «добрый малый», в летах средних — прекрасный партнер в картах, способный чиновник и покладистый отец семейства, приятный и приличный человек, а в сущности говоря, совершенно пустое место. Идеал жизненного поведения Ивана Ильича привит ему окружением, воспитанием, оглядкой на старших по чину и знатнейших. Слова «приятный и приличный», употребляемые Толстым с исключительной памфлетной хлесткостью, вмещают в себя представления о добре, смысле жизни, о нормах поведения во всем разнообразии житейских случаев. Это почти социальная характеристика круга Ивана Ильича, как эпитет «жирные» был социальным клеймом в средневековых республиках. В этой двуединой формуле — весь моральный ценз Ивана Ильича, в ней предусмотрены и необходимые достоинства, и столь же необходимые «грешки». Всякий выход из этого морального русла выглядит выпадением из нормы, неприятностью, опасной странностью. Не будь, скажем, в жизни Ивана Ильича тех излишеств, которым он предавался по младости лет, ореол «приличия и порядочности» был бы слегка замутнен. То оправдание своим поступкам, которое первое пришло в голову Нехлюдову в роковую ночь свидания с Катюшей, — «всегда так, все так!» — по-видимому, оказывалось во всех подобных случаях спасительным для Ивана Ильича. А самое главное, все это, как говорит Толстой, — и связь с несколькими женщинами, и попойки с приезжими флигель- адъютантами, и поездки в дальнюю улицу после ужина, и подслуживание начальнику и жене начальника, — «все происходило с чистыми руками, в чистых рубашках, с французскими словами и, главное, в самом высшем обществе, следовательно, с одобрением высоко стоящих людей». Пример и одобрение высоко стоящих людей — высшая санкция для Ивана Ильича. Весь склад его жизни — это выражение одной методической страсти «быть похожим на известного рода лиц». Среди тех, кого типически представляет Иван Ильич, во всем их мелком эгоизме и замкнутости, это свойство — единственное, которое делает их все же дружной корпорацией и общественностью. Как в математике равенство двух величин третьей означает их равенство между собою, так пошлый идеал людей этого ранга уравнивает всех в одном пошлом положении, делает бесцветно и неотличимо схожими. Когда Толстой открывает повесть сценой в суде, где несколько господ толкуют о смерти Ивана Ильича Головина, он изменяет своему обычаю показывать толпу как собрание индивидуальностей. Все эти Петры Ивановичи, Шебеки, Федоры Васильевичи — однолики. Это выражается и в однообразном течении разговора, в общих куцых мыслях о смерти товарища по службе, наконец, в постоянном подчеркивании (в авторских ремарках) оттенка множественности и собирательности: «мысль каждого из господ была…», «факт смерти… вызвал во всех , узнавших про нее, как всегда, чувство радости о том, что умер он, а не я», «все любили Ивана Ильича» и т. д. Речь идет именно о корпорации, о разряде господ, у которых одинаковы не только пуговицы на мундирах, но и духовные потенции. Одинаковость создается бесцветностью, общей скудостью. Из этого фона сам Иван Ильич ничем, ни единой чертой не выделен ни внешне, ни изнутри и только рассмотрен внимательно и подробно. Это совсем особенный герой, таких не было у Толстого, — герой без своего лица. Ощущение такое, что вот умри вместо Ивана Ильича Федор Васильевич — и, по-видимому, ничто не переменилось бы, разве только название повести. 1 Характерно, что изменено было первоначальное заглавие повести «Смерть судьи (описание простой смерти простого человека)». В процессе творческого воплощения замысла это название показалось Толстому, видимо, слишком разжеванным, нехудожественным; название «Смерть Ивана Ильича», конечно, несет в себе тот же смысл «простой смерти простого человека». Появление в творчестве Толстого образа, подобного Ивану Ильичу, — факт двусторонне интересный. С одной стороны, это определенная ступень в собственно толстовском творческом развитии, новый этап, новый способ изображения действительности; с другой стороны, Иван Ильич в большой мере — знамение времени, злободневное явление, характерное для всей литературы 80—90-х годов. В произведениях Толстого позднего периода князей, сановников, помещиков и барских крестьян сменяет новый персонаж — средний человек, буржуазный интеллигент, чиновник, — будущий типичный герой такого писателя, как Чехов. В соответствии с этим «поэзия характера», как говорил сам Толстой, сменяется для него «поэзией положения». Начиная со «Смерти Ивана Ильича», с героями Толстого происходит странная перемена: они теряют всякие признаки единичности, становятся безликими. Ни в смысле внешности, ни в смысле психологии нам в них бывает не на что опереться. Иван Ильич, Познышев, Нехлюдов — это только имена, названия действующих фигур, произносящих то страстные, то спокойно-суровые филиппики Л. Н. Толстого. Особенно Иван Ильич. В этом образе индивидуальное почти отсутствует. В каждом шаге Ивана Ильича, в каждом его предприятии, во все эпохи его жизни автор настойчиво подчеркивает абсолютную схожесть, шаблонность, символичность черт своего героя, полнейшую совпадаемость поведения Ивана Ильича как особи с целым рядом ему подобных существ, вплоть до того, что теряется ощущение и определенного социального представительства Ивана Ильича. До того времени, как по ходу действия с Иваном Ильичом происходит тяжелое несчастье — смертельная болезнь вследствие случайного ушиба, — это образ, рисуемый посредством внешнего, отчасти сатирического письма. Категория «нормального»,
