серебряными узорами, напоминающими изморозь на стекле.
— Вишь, церемониальное одеяние, — с уважительным вздохом пояснила Текуса. — Вона как одевалась, пока жила во дворце и по молодости да по глупости не попала в беду. Это она мне подарила, я ведь учила ее премудрости, и с бандитом ейным уже одиннадцать лет маюсь. Ох, намаялась… Так-то он по всем статьям хорош — и собой видный, и силы хоть отбавляй, и работы не боится, и в ученье все на лету схватывает, но неотесанный, как рыло подзаборное! А еще то плохо, что к девкам у него нет интересу, — она заговорщически понизила голос. — Завлекла бы ты его, а? Я вижу, он тебе приглянулся, вот и перевоспитай парня, доброе дело сделаешь.
— Мне домой надо, — жалобно отозвалась Ола, разглядывая умопомрачительную накидку: такая вещь дает некоторое представление о стиле придворной жизни!
— Зачем тебе домой? Здеся лучше, а у вас там все неправильно.
Она испугалась, заподозрив, что Текуса постарается ее задержать.
— Вдруг я подвид А?
— Никак не А, уж это я бы сразу углядела. Вот не скажу пока, В или С… Будь ты из наших, тоже враз бы определила, никаких делов, а с вами, иноземными, поначалу неясно. Ежели С, тогда совсем хорошо — будешь такая, как я.
Это не вдохновляло: стать такой же бабой-ягой — совсем не хочется.
— Да ты не боись, я же не всегда была старая, — усмехнулась Текуса, как будто прочитав ее мысли. — Чего хочешь, если я уж пятый стольник разменяла! А стариться начала, когда мне за триста сорок перевалило, до того была покраше тебя, мужчины да парни за мной стаями бегали. Раз ты способная по колдовской части — наверное, все-таки С, но боюсь соврать. Поживем — увидим.
— Я обязательно должна вернуться.
— Тьфу, уперлась! Да что у тебя там есть, чтобы туда возвращаться?
— У нас высокие технологии, компьютеры, телевидение — без этого невозможна полноценная жизнь. Кроме того, у меня работа с хорошей зарплатой, с перспективами…
— Шаромыжная у тебя работа. А здесь колдуньей станешь, люди будут уважать.
— Почему вы решили, что шаромыжная?
— Оно в тебе читается, будто в книге, — старуха скривилась, отчего усилилось ее сходство с гротескной бабой-ягой. — Такой дрянью занимаешься, что никакого другого названья этому делу нету. А за все приходится платить — рано или поздно, не в этой жизни, так в последующей. Одумайся, девка, повороти на другую дорожку…
Ввязываться в дискуссию не стоит. Во что бы то ни стало добиться, чтобы ей помогли добраться до портала!
— Я обязательно об этом подумаю. Но я все-таки человек своего мира, и даже если решу эмигрировать на Долгую Землю, сначала мне надо побывать дома, решить некоторые вопросы…
Она постаралась искренне улыбнуться. Текуса смотрела на нее с откровенным осуждением.
За окном в добротной раме — новый всплеск шума, крики, собачий лай. Те же и увязавшаяся за ними дворняжка, только теперь работники Санитарной Службы и полицейский уже не гонятся за свинобразом, а сами от него убегают. Наверное, расстреляли впустую весь боезапас.
— Что это за свин такой экзотический? — спросила Ола, чтобы сменить тему.
— А зверь лесной. Ворота вчерась порушились, вот и набежало в город зверья.
Утром, едва солнце озарило изнутри клубящуюся в небесах перламутровую хмарь, Реджи и Ола уже стояли под навесом сквозистого бревенчатого сооружения и ждали рейсовый автобус до Пахты. Ола запоздало спохватилась: так и не узнала, как Реджи на самом деле зовут. Старуха ни разу не назвала его по имени — или «бандит», или «негодник».
Он не проявлял желания общаться и попытки завязать разговор игнорировал, в лучшем случае цедил что-нибудь односложное. Хам. Если позавчера, после той резни, Ола боялась, что он начнет приставать, то теперь ей уже хотелось, чтобы он пошел на сближение.
«Черт побери, если ты спас девушку, это тебя кое к чему обязывает! Живете в своей дыре без телевидения, откуда же культуре взяться…»
После это здравой мысли она отвернулась к пустырю, где теснились мокрые от росы лопухи с устрашающе мощными черенками. Похоже, под шершавыми листьями королевских размеров что-то притаилось, потому что временами они сами собой начинали шевелиться. Дальше, по ту сторону бетонной дороги, стояли двухэтажные дома с крутыми черепичными крышами на европейский манер и лепными звериными мордами на оштукатуренных фасадах — вроде того, в каком живет Текуса. Все это подернуто постепенно тающей жемчужной дымкой, словно компьютерный спецэффект. Засмотревшись, Ола пропустила тот момент, когда к ним подошли.
— Где ты был позавчера после захода солнца?
Полицейский и двое из Санитарной Службы, но не те, которые играли в догонялки со свинобразом. Видимо, после неприятности с воротами множество таких групп патрулирует город на предмет незваных гостей.
Блюститель закона был круглолицый, пухлощекий, с несерьезным вздернутым носом. Отсутствие внешней брутальности он компенсировал пронизывающим взглядом и суровой речью: все жестко, все схвачено. Старший из представителей Санитарной Службы, здоровенный детина, с подозрением косился на лопухи, всем своим видом показывая, что его забота — несанкционированная флора и фауна, а не люди. Зато другой, совсем еще мальчишка — стажер, наверное, — расстегнул кобуру, агрессивно уставился на Реджи и занял такую позицию, чтобы отрезать ему путь к бегству, если дойдет до задержания.
Так как Ола, обидевшись на спутника, отступила в сторонку, на нее не обратили внимания. Вероятно, даже не поняли, что они вместе. Текуса заставила ее повязать косынку из розового шелка, и стриженую туристку, причастную к угону вездехода, в ней не признали.
— На огород за картошкой ходил, потом вернулся домой, лег спать, — хмуро выцедил Реджи. — В чем дело?
— На огород — в сумерках?
— Да мне хоть в полночь, разница невелика.
— Не ты береговые ворота снес?
— Оно мне надо?
— Где был во время грозы?
— Что вы, в самом деле, от него хотите? — Ола выступила вперед, скроив смущенную плаксивую гримасу. — Извините… Со мной он был, просто я попросила его никому не рассказывать… Я заблудилась, мы встретились на улице и потом вместе прятались от этой жуткой грозы. Я не местная, здесь проездом, и мне попадет, если дома узнают, что я была ночью с незнакомым парнем, — она шмыгнула носом, как будто готовилась разреветься. — Честное слово, мы всю грозу провели вместе, на какой-то улице… Не знаю, на какой, но это, по-моему, далеко от ворот.
— Ладно, вот что… — полицейский недовольно поморщился. — Придешь в участок, напишешь объяснительную — где был, чем занимался, с точным временем. Ворота разбились из-за ворожбы, однозначный факт, и колдуны, кто на позавчерашнее число находился в Хаяле, должны подтвердить свое алиби. Про тебя всякое болтают… Ну, пошли, шуганем, что там шебуршится!
Патрульные двинулись вдоль края заросшего пустыря. Реджи бросил на Олу мимолетный взгляд — скорее угрюмый, чем благодарный.
— С тебя коробка конфет! — игриво шепнула девушка.
Он искривил губы в злой ухмылке. Все понятно, говорить «спасибо» нас в детстве не научили… Оскорбленная, Ола уже приготовилась сказать это вслух, но тут стажер из Санитарной Службы повернулся и кинулся обратно — с таким решительным выражением на лице, словно сейчас с ходу полезет в драку.
— Ты дал промашку, — сообщил он вполголоса, остановившись в двух шагах перед Реджи. — Ты приказал мне все забыть, а я кое-что помню! Нереально, как сон, но все-таки помню.
Его старшие товарищи подобрали суковатые палки — после недавней грозы на земле валялось полным-полно веток — и начали шуровать в подозрительных лопухах.
— Не знаю, о чем ты, — равнодушно произнес Реджи. — Можно подробности?
