Реджи поглядел, изучая и запоминая, потом отвернулся.
Кормежка закончилась, объявили посадку.
Туловище гигантского пустотелого червя делилось на сегменты — их, не мудрствуя, называли «вагонами» — и Реджи с Олой, посмотрев, куда направится Марат, сели в другой вагон.
Возможно, Марату повезет добраться до Равды раньше, чем заветная дверца закроется. Возможно, Ола тоже ухитрится благополучно вернуться домой. И если они когда-нибудь в будущем встретятся, оба сделают вид, что незнакомы, ни слова друг другу не скажут, поскорее разойдутся в разные стороны. Ола знала это с совершенной определенностью. Подлость, пусть даже имевшая место в «несуществующем» мире, не может быть аннулирована. В этом знании было что-то страшноватое, неприятно взрослое. И еще: Марат тем вечером пострадал сильнее, чем она. Как он унижался, лебезил — это надо было видеть! Она-то что — молча сопротивлялась, пока была в состоянии, потом пришел Реджи и всех перерезал. Главное, она не унижалась, поэтому ничего, если разобраться, не потеряла, а от Марата как будто откололся кусок — и это уже невосстановимо. Тоже
Вагон — продолговатая полутемная полость, вся в кожистых складках. Пассажиры сидят на тюфяках, багаж лежит в специальных ящиках. Сквозь щели в толстой шкуре — их довольно много — внутрь проникает дрожащий солнечный свет. Запах, как в зоопарке… Ладно, можно привыкнуть.
— Реджи, а как мы сойдем? — оторвавшись от невеселых
— Подобрал тебя на свою шею… — сквозь зубы вымолвил Реджи, не скрывая свирепой досады.
«Все равно не отстану, — с нарастающим ожесточением решила девушка. — Хамло. Чем тебя можно заинтересовать, на что поймать?..»
Через некоторое время он бросил:
— Выпей отвар.
И протянул стеклянный пузырек.
— Зачем?
— Лекарство.
— У меня уже ничего не болит.
— Ага, конечно… Это потому, что я нахожусь рядом и держу твой организм под контролем.
«Смотри-ка, на длинную фразу расщедрился!» — мрачно отметила Ола, глотая противное содержимое склянки.
Надо что-то предпринять, растормошить его. Даже когда он бессовестно издевался над Францем, это больше походило на нормальное человеческое общение, чем его поведение по отношению к ней.
Прошло еще около часа, и он предупредил:
— Подъезжаем. Готовься на выход.
Надевая рюкзак под удивленными взглядами других пассажиров — до станции-то еще далеко! — Ола пыталась предугадать дальнейшие действия Реджи. Не угадала. Он не стал ни рвать стоп-кран — интересно, есть у этой зверюги стоп-кран, спрятанный где-нибудь в складках шкуры? — ни предлагать мзду проводнику. Поезд сам замедлил ход, остановился, в боку раскрылась перепончатая диафрагма.
— Наружу!
Реджи подхватил ее за локоть, и они вместе шагнули в душистые травяные заросли. Диафрагма тотчас сомкнулась, зверопоезд пополз дальше, исчез за деревьями. Мутная зеленоватая вода в транспортной траншее плескалась, постепенно успокаиваясь, на ее поверхности играли солнечные блики. Ола жмурилась после вагонного полумрака.
— Как ты устроил, чтобы поезд остановился?
— Приказал ему остановиться. Идем.
Это путешествие по Лесу стоило того, что ей пришлось тут перетерпеть. Еще как стоило! Она была… счастлива? Ола не привыкла думать о жизни в таких категориях, но слово было самое подходящее. Среди этих буйных трав, лиан, древесных стволов, выпирающих из земли старых корней, окрашенных мягкой прозеленью теней и столбов горячего медового света ей было так хорошо, как никогда раньше. Вот именно ради всего этого она и отправилась на Долгую Землю! Теперь можно со спокойной совестью вернуться домой.
Реджи скользил рядом с непринужденной кошачьей грацией. Или, скорее, с леопардовой — крупноват он для кошки. Еще в вагоне, прежде чем надеть свой рюкзак, он извлек оттуда и приладил за спиной пару коротких узких мечей в лакированных ножнах, так что рукоятки торчали над плечами. Впрочем, оружие ему до сих пор так и не понадобилось. Один раз из норы, прикрытой стелющейся разлапистой листвой, высунулась заросшая бурой шерстью оскаленная морда внушительных размеров, за которой угадывалось в смрадной темноте подобравшееся мускулистое туловище, но Реджи только посмотрел на зверя — и тот втянул голову обратно.
На ночлег остановились на прогалине с мягкой травой. Развели небольшой костер.
Небо прямо-таки роскошное — сумеречно-сиреневое, с золотистыми облаками на западе. Сплошная масса деревьев окутана прохладным вечерним маревом, скрадывающим очертания, и стрекочут на разные лады невидимые насекомые. Наверху темными пятнышками маячат медузники — один, другой, а вон еще парочка — но людей они словно не замечают. А напротив сидит вполне себе привлекательный парень, который, хоть убей, все попытки Олы завязать флирт игнорирует с ледяным безразличием, ноль градусов по Кельвину.
Пытаясь добиться какой ни на есть ответной реакции, она начала рассказывать обо всем вперемешку. О своей квартирке на двадцать четвертом этаже, малогабаритной, зато нашпигованной всевозможной умной автоматикой. О колоссальных автомобильных пробках, из-за которых, если не хочешь опоздать на важное мероприятие, надо выходить из дому пораньше и бежать до места бодрым аллюром («поэтому не удивляйся, что я в ходьбе такая выносливая»). О постоянной борьбе с компьютерными вирусами — отовсюду лезут, никакого от них спасу. О том, как во время несанкционированной акции ее стукнули дубинкой по голове и потом сутки продержали в переполненной душегубке («а раньше у меня волосы были не хуже твоих, не думай!»). О других публичных акциях, за которые, наоборот, недурно платили, хотя и меньше обещанного, но тут уж ничего не поделаешь, клиентура такая, одно слово — политики.
Глядела она мимо Реджи, на Лес, но в какой-то из моментов перевела взгляд на озаренное оранжевым пламенем лицо собеседника — и обнаружила, что тот внимательно слушает. Наконец-то… Глаза у него стали хищные, рысьи. Такими же глазами он смотрел на Франца из Санитарной Службы, а теперь — на нее! Ола даже осеклась от этой разительной перемены.
— Расскажи о своей работе, — скорее потребовал, чем попросил Реджи, когда пауза затянулась.
Болтать о ДСП с непосвященными — это строго-настрого запрещено, за это как минимум выгонят из бюро и больше ни в одну такую организацию не возьмут, не говоря о прочих непредсказуемых неприятностях… Но ведь никто не узнает, последний портал скоро закроется, и для обитателей Земли эта соседняя реальность бесследно исчезнет. А кроме того, ни на что другое Реджи не ловится!
И она взахлеб рассказывала, а Реджи с жадным интересом слушал.
— Мы не мелкая лавочка, мы получаем заказы со всей Восточноевропейской Конфедерации. Когда парламентские выборы, вообще не передохнешь… Ну, знаешь, там есть, за что биться! Власть у депутатов, конечно, с ограничениями, не то, что президентская, но все равно влияние громадное. Сколько им бизнес за всякие решения отстегивает… Понимаешь, они одновременно и марионетки, и хозяева.
— Затраченных усилий стоит только верховная власть, — негромко произнес Реджи, слегка искривив рот в своей фирменной презрительной усмешке.
— Не скажи, если ты попал в парламент — во-первых, ты до конца жизни обеспечен очень даже нехило, пенсия будет офигенная, всякие льготы, еще взяток нахапаешь… Это вроде как самый главный выигрыш в лотерею, и мы им этот выигрыш на блюдечке преподносим. Разные там закулисные интриги, скрытые рычаги тоже имеют значение, но фокус в том, что свои рычаги есть у каждого, кто не придурок, а