завтра
'Между нами девочками говоря, хорошо, что я на днях уезжаю далеко-далеко. Подобру-поздорову. Как говорится, с глаз долой от секса вон.
Этого добра от рыжей Маньки мне только не хватало, коли Настена имеется. Господи, помилуй и спаси. Наставь их в добродетели в Новом Завете Твоем!..'
Перед самым отъездом в Америку Филипп исполнил свое тайное заветное желание накормить обедом достопочтенного Павла Семеновича. Очень ему хотелось потрясти и поразить гурмана-наставника от рук своих и гастрономии, изощренной в изысках и понятиях XXI века от Рождества Христова.
Понятно, отчего волновался он накануне, словно абитуриент-медалист перед решающим вступительным экзаменом:
'А ну как не примет чревоугодно моего питания кулинарного? Его ведь не хухры-мухры, а всякими- разными вкусностями, разносолами триста лет потчевали…'
Все обошлось благополучно, вкусно и питательно. Даже здорово. Дорогому гостю рыцарь-неофит угодил с пищей.
Прецептор Павел был восхищен. А шашлык по-карски его экстатически вдохновил на длинную шпионскую историю с кавказской кухней и на рассказ о том, как он случайно в пути встретил сочинителя Грибоедова на Военно-грузинской дороге.
— …Представился я ему купцом, возвращающимся из Персии. Поговорили мы в рассеянии дорожном так-сяк на фарси. Научил я его кое-каким словесам малоприличным на персидском наречии. На том мы с Алексан Сергеичем и расстались…
Ах да, мой друг! Вы несомненно ожидаете от меня исполнения вам заповеданного. Что ж, извольте. Я готов поделиться с вами частью своего дара распознавания языков. Прошу…
Филипп от такого предложения едва с кресла не упал, от неожиданности липкий ликер на стеклянную столешницу неопрятно расплескал.
— Пал Семеныч! А как будем с реанимацией?
— О нет, рыцарь Филипп! Прошу не беспокоиться. Ничего кардиологического нам не понадобится. Доволе нам обычнейшей хиротонии, то бишь рукоположения секунду-другую. Ваш модус оператум позволяет нам организовать сие действо…
'М-да… судари мои… Хорошо быть супер-пупер ноогностиком.
И-и… мне бы так научиться. Легко и непринужденно…, единым духом и во многая языцев…'
— 2 —
Духовный дар распознавания языцев, с легкостью необычайной преподанный прецептором Павлом рыцарю Филиппу, имел одну примечательную органическую особенность. Стоило его обладателю осознанно теургически переключиться на мышление на каком-нибудь иностранном языке, как он тотчас начинал походить, коммуникативно и экстралингвистически, по манере общения, привычке держать себя на людях на исконного вернакулярного носителя этого наречия. Не говоря уж о самоорганизации акцента, типичного образовательного лексикона, соответствующего набора возрастной жаргонной и диалектной лексики.
Первым это соответствие (или же несоответствие, как посмотреть) заметил вдумчивый и наблюдательный Ваня Рульников в ирландском аэропорту Шэннон во время пересадки на рейс 'Пан- Америкэн' до Хьюстона:
— Фил Олегыч, знаете что? — он на пару секунд задумался и перешел на английский.
— Вы совсем как американец. Как будто к себе на родину из-за границы возвращаетесь.
Филипп тут же нашелся с ответом по-русски:
— Подумаешь, брат ты мой! Скажешь тоже…
Мы ведь с тобой выросли на американских фильмах и книгах с самого детства. Не скажу, будто домой едем, но уж точно в места знакомые и понятные. Тебе и мне…
Обещаю: через неделю-другую мы с тобой оба по-техасски начнем гнусавить. Зря что ли я тебя без малого два года аглицкому тренирую, дрессирую, америкэн бой?
— Йес, сэр, — откликнулся Ваня. В игровую ситуацию, предложенную учителем, его ученик с радостью включился. Дальше он сам стал, между прочим, многим напоминать и Тома Сойера, и того американского мальчишку, одного оставленного дома на Рождество.
Впрочем, маленькие белые дети европейской расы у родителей из среднего класса мало чем отличаются друг от друга. Социализированные национальные различия между ними наступают в более взрослом возрасте и далее, когда от них этого требует политическая среда общения. Будь то во всяких русофобиях или антиамериканизмах разного толка…
Арабского хмыря в дорогом лондонском костюме, бестолково ерзавшего в кресле у прохода, Филипп приметил сразу же, едва тот украдкой зыркнул, метнул ненавидящий взгляд на Ваньку. В тот момент Филиппов воспитанник радостно и громко, почти по-американски рассказывал, как им обещано, что в Техасе они будут учиться стрелять, точно ковбои, верхом на лошадях…
Ни Ваня Рульников, ни кто-либо другой из пассажиров, размещенных во втором салоне бизнес- класса, благополучно, в счастливом неведении не заметили, как делу приступили рыцарь Филипп и его сигнум. Неизбежно, неумолимо и аноптически. По-русски и в православии.
'Благо, инквизитор искренне ваш, дамы и господа путешествующие. Покамест не страждущие и террористом соборне не плененные. Паки и паки я потом сам за вас помолюсь литургически в тиши и во благовремении.'
Никто из пассажиров аэробуса, летевших в салоне первого класса сразу за пилотской кабиной, не обратил внимание на то, как один молодой человек через полчаса после взлета прогулялся к ним. Осмотрелся тут и там. Заглянул в служебные помещения, в туалеты и с облегчением вернулся к себе в кресло.
'Ага! Рицин в кармане у шахида-ублюдка я, слава Тебе, Господи, нейтрализовал. Отравы наверняка хватило бы на всех в 'Боинге'.
Допустим, Ваньку и Гореваныча я бы прикрыл сигнумом. Но пилотов вряд ли. А кто поведет самолет и главное, посадит его в Хьюстоне? Никак ас Пушкин, Алексан Сергеич без сокращения? Нашему спецу на все руки Гореванычу поручим?
Нетушки. Решительно не нужен нам этакий бубновый туз в рукаве, пертурбации и турбулентности.
Смотри ты, исламский ублюдок елозить, егозить перестал, морду ящичком делает, будто спит. Покойся с миром, нечестивое творение.'
Спустя полтора часа полетного времени, когда две участливые стюардессы развозили и обносили публику ужином, инквизитор принял решение. Для отменного спокойствия пассажиров и экипажа никто из них не увидел, как спящий джентльмен восточного типа, нечленораздельно отказавшийся отужинать, как- то вздрогнул, дернулся в своем кресле у прохода и затих.
Наверное, ему что-то кошмарное приснилось. Вроде того, как Аллах его обидел и подсунул ему далеко не девственную гурию в магометанском раю.
'Может быть, он заказал себе мальчика? А мальчика-то в исламских небесах ему вовсе и не было.'
В салоне приглушили свет. Пассажиры начали устраиваться поудобнее. По гринвичскому основному времени наступил поздний вечер.
Филипп немного понаблюдал, как Ваня читает с экрана своей планшетки, часто ходит в контекстное меню за переводом незнакомых слов и наставительно заметил:
— Ты поменьше переводи, Иван. Иначе никакого тебе удовольствия от чтения. Лучше потом заново за книжку взяться.
Честное слово, по себе знаю, этого автора и перечитать не грех с Божьей помощью. Занимательно и познавательно.
