Разговор с Сокольчук ничего нового не дал Ченцову. Как и предполагалось, она говорила только про вызов к больному леснику, охотно поясняла, чем тот болел и сколько раз приходилось ей бывать в лесничестве. Никаких посторонних людей и ничего подозрительного она там не замечала. Сына Пташека видела крайне редко, он все время был занят делами по хозяйству. Только один вопрос Ченцова: «Зачем она возит с собой так много медикаментов сразу?» — вызвал у нее некоторое замешательство, но лишь на минуту.
Допрашивать ее официально пока не имело смысла. Спрашивать о гимнастерке Боярчука тем более. Ченцов как можно любезнее распрощался с Сокольчук и просил сообщить им, если кто-то проявит интерес к ее лекарствам. Конечно же, она обещала.
«Да и глупо было бы поступить иначе, — думал Ченцов после ее ухода. — В принципе, они все давно готовы сотрудничать с советской властью и помогать нам, но страх… Парадоксально, но одинаково страшно и тем, кто молчит, и тем, кто говорит».
Ченцов достал из сейфа папку с протоколами последних допросов и нашел там докладную Костерного об обыске в усадьбе лесника. Прочел:
«
Ченцов дважды перечитал последние строчки. Страх? Но ведь именно страх заставил бы такого мужика, как Пташек, узнать, кто прячется на его сеновале. Нет, не все так, как рассказывает лесник. Вернее, рассказывал. И многое, наверное, еще мог рассказать…
Теперь одна надежда оставалась — на раненых бандеровцев, что были в нашем госпитале.
За окном кабинета опустилась темень. Один за одним загорался, свет в окнах домов напротив. Люди возвращались с работы. Возвращались к домашнему очагу. Ченцову идти было некуда. После отъезда жены он ни разу не ночевал в своей казенной квартире. Тоска брала за горло. Мучили нехорошие предчувствия. Теперь же, когда он узнал от Пашки Снегирева правду, мысль о доме стала невыносимой. А ведь он так любил свой дом! Мечтал когда-нибудь вернуться в родную деревню, отстроить с Ульяной отцовский пятистенок, развести сад. Сад детства! Он хорошо его помнил. Даже кисло-сладкий привкус аниса ощущал во рту, когда приходили на память воспоминания…
В дверь осторожно постучали.
— Разрешите, товарищ подполковник? — Следователь Медведев нерешительно остановился на пороге.
— Из госпиталя? — догадался Ченцов. — Есть новости?
— Один из раненых, то есть я хотел сказать, один из бандитов, Григорий Матвейчук, хочет дать показания.
— И в чем же дело?
— Он хочет дать их только подполковнику Ченцову лично.
— Опасается за свою жизнь? Не верит в советский закон?
— Я беседовал с ним дважды. Он боялся допросов с пытками, думал, я пришел забрать его в тюрьму.
— Хорошо, завтра утром я буду в госпитале.
— Извините, товарищ подполковник, но Матвейчук очень плох. Ранен в грудь и в живот. Врачи гарантий не дают.
— Вызывайте машину, — Ченцов посмотрел на часы.
Скоро должны были звонить из Москвы, Василий Васильевич с надеждой посмотрел на телефон, подождал еще какой-то миг и, скрипя зубами, загоняя обратно рвущуюся наружу боль души, поспешно вышел из кабинета. На ходу приказал дежурному:
— Будет прямой из Москвы, запиши слово в слово, до буквы!
— Есть! — переглянувшись с Медведевым, очумело ответил дежурный.
В машине Ченцов попросил следователя рассказать о Матвейчуке.
— Я прибыл в госпиталь сразу же, как позвонил Костерной, — начал обстоятельно пересказывать Медведев. — В палате, где лежал раненый бандеровец, дежурил молодой солдат. Боец по моей просьбе вышел в коридор. Я сел на табурет. Раненый лежал вверх лицом с закрытыми глазами. Дыхание его было тихим. Но, судя по тому, как подрагивали мускулы на его лице, он не спал. Я спросил:
— Сколько вам лет?
Раненый молчал. Только чуть глаз приоткрыл.
— Вам лучше? Нужна какая-нибудь помощь?
Снова молчание. Я ждал. Бандеровец, наверное, понял, что я не собираюсь уходить, открыл глаза, недружелюбно скользнул по мне взглядом и уставился в потолок.
— Я следователь местного отдела МГБ Медведев, хотел бы с вами побеседовать, если вы в состоянии разговаривать.
— Ни о чем говорить я не буду, — хриплым, напряженным голосом проговорил, наконец, арестованный.
— Вы умеете читать?
Видимо, бандеровец не, ожидал такого вопроса.
— Ну, умею, — настороженно протянул он.
— Я оставляю вам Указ правительства об амнистии тем, кто еще ведет борьбу против Советской власти. Согласно Указу, лицо, добровольно явившееся с повинной, будет освобождено от уголовной ответственности.
— Вытри задницу своей писулькой! — истошно выкрикнул бандит и зажмурился, ожидая удара.
