наизготовку и решительно проговорил:
– Беги, только быстро!
Дарин тут же исчез.
Кобольд настороженно смотрел на парковую дорожку.
Гингема положила под язык еще одну таблетку и слабо улыбнулась.
– Что, Тохта, сработал наш план?
Он кивнул.
– Наверное, еще никто в мире не боролся с вурдалаками при помощи новогодних петард и фейерверков, а? – продолжила она. – У нас, знаешь, под новый год просто светопреставление с этими хлопушками. Такую канонаду под окнами устраивают, что стекла дрожат!
Тохта прочесал взглядом кусты и дорожки.
– А что это так грохнуло? – спросил он. – Это те маленькие штучки, что на столе лежали? Гадко пахли, кстати!
– Они самые. Возле моего дома магазинчик есть “Фейерверки круглый год” – пояснила Гингема. Сердце у нее все еще колотилось, как сумасшедшее. – Вот мы с Дариным вчера туда и заехали, прикупили несколько штук. Как думаешь, вурдалаки напугались?
Тохта покрепче ухватился за арбалет.
– Насчет “напугались” – не знаю, – честно признался он. – Но с толку мы их сбили! Только, боюсь, ненадолго все это…
– Если что, у меня в сумочке еще парочка петард лежит, – сообщила Гингема. – Конечно, во второй раз такого эффекта уже не будет, но…
В конце аллеи показалась новенькая вишневая “тойота” – машина мчалась прямо через кусты, не разбирая дороги.
В тоже мгновение Тохта обернулся и заметил в конце аллеи Кумлера.
– Быстрей! – тявкнул кобольд и понесся к машине.
– Сильно не гони! – предупредила Гингема, устроившись на пассажирском сиденье. – Ясно?
Дарин кивнул, выруливая к выходу из парка, Гингема взглянула в зеркало, увидела вурдалаков и сдвинула брови. – Черт побери… гони!
Дарин нажал на газ, обогнул припаркованный у тротуара пикап, вылетел на газон и, проехав по цветочному бордюру, выскочил на дорогу.
– Гм… – недовольно проворчала Гингема. – По газонам ездить даже я себе не позволяю!
Тохта скакал на заднем сиденье от одного окна к другому: проверял, нет ли погони. Ездить на машине кобольд терпеть не мог, но деваться было некуда – пустырь, как рассказал накануне Дарин, находился далеко, не добежишь.
Гингема снова посмотрела в зеркало.
– Погони, кажется, пока нет. На развязке поворачивай налево, там объезд.
Она пошарила в сумке, достала белоснежный носовой платок и протянула кобольду.
– Ну как? Добыл, что нужно?
Тохта потянулся было за платком, но тут машина круто повернула, взвизгнув тормозами, и кобольд, не удержавшись на сиденье, шумно рухнул на пол.
– Полегче, Шумахер, – бросила Дарину Гингема. – Тохта, ты жив?
– Жив, жив, – кобольд вскарабкался обратно на сиденье. – Но до конца своих дней больше не сяду в машину! Крысой клянусь, не сяду!
Он помотал головой и постановил больше в окно не смотреть: вурдалаки бегают, конечно, быстро, но все же автомобиль вряд ли догонят. Успокаиваться, само собой, не стоило, да и о каком спокойствии можно говорить, когда предстоит такое!
Но о ”таком” Тохта пока не думать, а вместо этого занялся важным делом. Он взял у Гингемы платок расстелил на сиденье и перочинным ножом, обнаруженном в рюкзаке Дарина, пыхтя от усердия, принялся осторожно вычищать из-под когтей запекшуюся кровь вурдалака.
– Так, так… – сосредоточенно бормотал меняла, орудуя ножиком. – Теперь, главное, до пустыря быстро добраться, потому, что времени у нас, боюсь, маловато!
– Я стараюсь, – сквозь зубы отозвался Дарин. Он покосился в боковое окно: погода менялась, небо затягивали мглистые облака и кое-где в окнах домов, несмотря на то, что вечер еще не наступил, уже горел свет.
– Старайся, старайся, – пробурчал кобольд, изо всех сил стараясь держать себя в лапах и не паниковать. Сердце у него то замирало, то начинало колотиться, как сумасшедшее, то вдруг словно падало со всего размаха куда-то в пустоту. Тохта аккуратно свернул платок с кусочками запекшейся крови и сунул в карман рюкзака. Потом повертел в лапах перочинный ножик, понюхал его – обыкновенное железо, толку никакого! – и тоже бросил в рюкзак.
Вишневая “тойота” пронеслась по улице, перестроилась в другой ряд, игнорируя возмущенные сигналы соседней машины и свернула за угол.
– Ты видел там знак “ «Левый поворот запрещен”? – язвительно осведомилась Гингема.
Дарин сделал вид, что не расслышал и снова перестроился, чтобы обогнать неторопливый рейсовый
