поминутно пошли поезда. Будто выпала нам, как награда, аварийная та маета. Звеньевой наш ликует: — Порядок! Мы глядим и твердим: — Красота! Лишь к полудню, с разрухою сладив, истомленный, голодный с утра, в полном, трепанном бурей, параде возле штаба слетелся отряд. И тотчас же со снежною манной, цепи гор сотрясая окрест, чисто бешеный, вал ураганный вновь сорвался на землю с небес. Даже наш рекордист знаменитый поднял к небу мосластый кулак: — Коли есть ты, так ты же вредитель — барин, белый гвардеец, кулак!.. Встал на камень, по-воински скроен, с виду молод, по голосу стар, руку правую вскинул над строем, сам начштаба и сам комиссар. Поспасибовал всем за отвагу и вовсю рубанул пополам: — Коммунисты, от штаба ни шагу, беспартийных прошу по домам! Вам, орлы, надлежит пообедать, обсушиться, согреться, уснуть. А уж мы достоим до победы, в том-де наша партийная суть... Мужики, как ерши, промолчали, а один трепыхнулся, как еж: — Ты пошто же, товарищ начальник, нас, как на смех, орлами зовешь?.. А другой, бригадир с Коксохима, что стоял у меня за спиной, мысля будто мозгами моими, будто мучаясь болью одной, говорит: — Разве мыслимо это: в сей момент да уйти на обед! Если нет у меня партбилета, так и совести, стало быть, нет?! Или мы городскими не стали, или нам эта честь не дана! Коммунисты пущай хоть из стали, ну а мы из чего? Из бревна? То ли кости у нас не такие, то ли в жилах не кровь, а вода? До победы над вечной стихией не уйду, — говорит, — никуда!.. А сосед мой воркует под ухо: — Пусть. Была бы оказана честь... Головой постоим... А краюха, ну горбушка — у каждого есть... Слез начальник с магнитного камня, чудо-камушка здешних пород, лишь развел с удивленьем руками: дескать, кто вас, деревню, поймет... А партийцы... Смеются партийцы: — Что, начальство? Не держит магнит? Кто орел, — говорят, — кто синица, каждый тут самолично решит! Мировая, — толкуют, — пехота, нашей марки народ — железняк!.. А кому воевать неохота — пусть, мол, к богу уходит в барак... ...Будто шепчет мне тайно Любава: «Девкин муж. Боровлянкин ты зять, не дано тебе господом права брачной ночкой от женки бежать. Зря форсишь, паря, чином рабочим, да и буря — совсем не война, да и сам уж не ровня ты прочим, коли ждет тебя дома жена...» Может, песни поет, может, плачет о деревне в бараке пустом... ...Царь-девица из байки ребячьей, горожанка с нательным крестом. Шибко стыдно за женку мне стало, раз отныне — всерьез, как в бою, — душу партия в нас понимала, принимала нас в долю свою. 4 Истоптав до победы обутки, искурив до крупинки табак, в поздний час, в аккурат через сутки воротилась бригада в барак. ...Стены целы. Целехоньки окна. Все как было. И клетка цела. Даже кровля ничуть не промокла. А Любаву — как буря смела. Обездолилась клеть без Любавы, оголились четыре угла — ни домашней хозяйкиной справы, ни уюта того, ни тепла. А под голой казенной кроватью,
