Простите, товарищ, вы не подумайте дурного, я приличная женщина. Я сразу уйду, только можно на минутку забежать к вам в туалет? Вход не кодирован.
Двери распахнуты, а изнутри тускленькая лампочка желтизну изливает. Странно, что еще не выбили или не вывинтили.
Впрочем, может, ее этим вечером вставили. Краешком сознания панически понимая, что до такого идиотизма она не доходила еще ни разу в жизни, Ася медленно вошла в подъезд и неторопливо, как бы даже в своем праве, поцокала вверх. Пролет… еще… еще… И вот навстречу ей вывинтилась из-за лестничного поворота дверь, на которой виднелся тот самый номер. Ася остановилась.
На лестнице было тихо. И, как обычно в этих относительно не старых домах, почему-то совсем не воняло ни стряпней, ни метаболизмом. И казалось, особенно тихо было за той самой дверью.
С минуту Ася прислушивалась, чуть вытянув шею от напряжения и едва дыша. Ну хоть намек. Хоть бы собака меня учуяла и гавкнула, хоть бы замяукала кошка…
А что я скажу, если кто-нибудь пойдет мимо, сверху или, наоборот, наверх?
Да что она меня, черт возьми, и впрямь загипнотизировала? Какого дьявола я тут делаю?
Ужас перед тем, что она, возможно, себе уже не принадлежит, снова заставил ее сжаться, как на морозном ветру. Неужели… Но нет, нет, я контролирую себя! Вот сейчас повернусь и уйду. Вот. Сейчас.
И она, повернувшись, легко пошла вниз по лестнице, и никакая сила ее не держала; никакой шайтан или демон не завыл с разочарованием ей вслед «Сто-о-ой!!!» и не стал хватать за волосы когтистой всемогущей лапой. Она запросто спустилась на один пролет и немного успокоилась.
Ну да, уйду. И никогда не узнаю, что это такое? Что — что такое?
Ну — это… Вот это. Куда она посоветовала мне прийти. Ведь она же… как ни крути, а у нее есть какой-то сверхчувственный дар… слова-то какие гнусные, но как еще назвать? В общем, она наделена чем-то, чем я обделена, чем все мы обделены, и значит, в ее словах может таиться некий смысл.
Ну и что там? Большой круг магов заседает? Изба на курногах? Гэндальф какой-нибудь — или, наоборот, Люцифер типовые договора предлагает на подпись? Что?! Там же что-то!!!
Теперь сердце уже молотило, как бешеное. Не хватало дыхания. Ася беспомощно, затравленно обернулась. Вон она, та самая дверь. Еще шаг вниз — и она снова скроется.
И я никогда не узнаю.
Не позволяя себе больше ни секунды колебаний, на подламывающихся от волнения ногах Ася взбежала обратно и ударила ладонью по кнопке звонка. За дверью отчетливо квакнуло.
Ася, как нахулиганивший пацан, оглушительно топоча в гулкой лестничной тишине, рванула вверх по лестнице. Взбежала еще на пролет; задыхаясь, с всхлипами втягивая воздух, вжалась спиной в стену. Осторожно выглянула.
Дверь была неподвижна.
Наверное, с минуту Ася стояла так; а потом разочарованно обмякла. Еще раз глубоко вздохнула и медленно, погашение побрела вниз. Там просто никого нет. Или дрыхнут. Но еще раз она ни за что не позвонит.
Она уже прошла мимо, уже шагнула на ступеньку вниз, когда из-за тонкой, буквально картонной двери раздалось быстро приближающееся покашливание, дверь легко звякнула хорошо промасленным замком и отворилась настежь. Ася ничего не успела сделать — только, приоткрыв рот, обернулась через плечо. Ее будто припечатало к месту.
— Кто тут? — уже видя Асю, по инерции спросил отперший дверь худой, почти щуплый и немного сутулый человек, которого Ася когда-то знала. Но вспомнила она его не сразу, и он, оторопело глядя ей в лицо так же, как и она ему, узнал ее первым. — Здравствуй, Ася, — сказал Симагин.
Ася закрыла рот. Потом опять открыла, желая что-то сказать. Но сразу забыла что. Стиснула зубы. А потом петушиным голоском спросила наконец:
— Как ты здесь оказался?
— Я здесь живу, — серьезно ответил Симагин. — И прежде жил, и впредь намерен.
— Зачем эта бабка меня сюда послала?
— Какая бабка, Ася?
— Да как вы ухитрились сговориться?! Какое право…
Тогда Симагин, не говоря больше ни слова, вышел на лестницу, взял Асю за локоть и несильно потянул за собой в квартиру. Ася, яростно передернувшись, высвободила руку. Но шагнула внутрь. И когда картонная дверь щелкнула замком у нее за спиной, поняла, что больше не может. Сработал рефлекс дома.
— Сергей, — чувствуя, что краснеет, как пойманная за руку начинающая воровка, и оттого нагло, почти злобно, сказала она. — Если ты немедленно не напомнишь мне, где тут нужник, одной рукой тебе придется вызывать неотложку, а другой — подтирать громадную лужу.
Симагин, ни слова не говоря, сделал два шага по узенькому коридору к одной из разместившихся в его торце белых дверец, пригласительно распахнул ее и щелкнул выключателями, разом зажигая свет в обеих клетушках — и в туалете, и в ванной. Обернулся к Асе и поманил ее двумя движениями пальца.
— Ванная — вот, рядом, — сказал он и тем же пальцем показал. — Ручное полотенце на змеевике.
А потом вышел на кухню, включил и там свет, и плотно притворил за собою дверь, чтобы Ася не стеснялась. Приподнял чайник, на вес проверяя, достаточно ли в нем воды. Зажег газ электрической зажигалкой и поставил чайник разогреваться. Выплеснул в раковину опивки из заварочного чайника. Полез в навесной шкафчик за заваркой. В ожидании, когда чайник закипит, отошел к окну и уставился в него, обеими руками опершись на подоконник и ссутулившись сильнее обычного.
Ничего в окне не видно было, кроме блекло-темного отражения маленькой кухни. Его прорезал черный контур человека, неподвижно уставившегося в окно.
Чайник на плите начал шуметь, когда Симагин почувствовал, что Ася вышла в коридор и стоит там, не зная, что делать. То ли бежать, не прощаясь, то ли соблюсти минимум приличий. Потом отражение кухонной двери медленно отворилось, и отражение Аси вошло в отражение кухни. Симагин обернулся.
Ася была похожа на королеву, неожиданно для себя проснувшуюся в свинарнике. Растерянность и исступленное высокомерие.
— По-моему, родная, — серьезно сказал Симагин, — ты все эти годы только и думала, как бы поэффектнее явиться. Получилось гениально.
Ася едва не закричала на него. Она даже пискнула горлом было — но увидела, что Симагин чуть улыбнулся. Улыбка у него была прежней: спокойная и мягкая улыбка мудрого ребенка. Ася неуверенно улыбнулась в ответ. И тогда Симагин тихонько засмеялся.
Все. Это было все, край. Ася рухнула на ближайший стул так, что едва не слетела туфля с левой ноги, и, запрокидывая голову, всплескивая руками и всхлипывая, захохотала. Слезы брызнули сразу.
— Симагин! — давясь истерическим смехом, время от времени выкрикивала она. — Да пошел ты к черту! Дурак! Да я вовсе не к тебе шла!
Так они и смеялись: Ася — словно кто-то судорожными движениями, впопыхах, насухо вытирал скрипящее и взвизгивающее от чистоты окно, и Симагин — словно негромкий седой колокольчик позвякивал.
А тут и чайник поспел. Отвернувшись от Аси и тем оставив ее как бы в одиночестве досмеиваться, утирать слезы и поплывшую краску, Симагин принялся за дело, приговаривая:
— Лавандочки положим, это от нервов. Мяты для вкуса, ты всегда любила ментоловые сигареты… Жи- ви-ительный будет напиток…
Ася, медленно успокаиваясь, смотрела в его худую спину. Чем-то он вдруг напомнил ей Офелию — розмарин, это для памятливости…
Почему он так спокоен? Он что, ждал ее? Это и впрямь заговор?
Тоже мне, свет…
Бред. Вот чем кончился этот сумасшедший вечер. Полным бредом и полным сумасшествием.
Как он мог сговориться с Александрой? Да и зачем?
А не так уж все и забылось, кое-что всплывает помаленьку, проявляется. Розмарин для памятливости… Точно. Вот на этом стуле я всегда и сидела. А ведь Симагина не Сергей зовут. Все-таки, кажется, Андрей. Почему он меня не поправил?
Пренебрегает. Действительно, какая ему разница, как я его зову. Симагин, и точка. Вот ведь мистика,
