Речь Сталина, по свидетельству очевидцев, дышала твердостью и уверенностью. Она была короткой и эмоциональной. Он сказал о скором военном крахе Германии, о моральной деградации, слабости тыла, непрочности ее союзников.
Заседание транслировалось по радио. Потом состоялся большой праздничный концерт — как в мирное время. Страна, в слезах слушавшая радиопередачу из Москвы, поняла, что столица держится.
Финал речи должен был подключить к силам сопротивления тайные резервы русской истории: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!»
По сути, Сталин повторил мысли из обращения к народу митрополита Сергия от 22 июня 1941 года. Вождь вспомнил и Ленина, но отдельно: «Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина».
Когда Сталин, Маленков и Берия стали покидать президиум, им устроили овацию. Сталин остановился, подождал, потом показал на часы и покачал головой. Овация гремела. «По залу минут десять бушевали волны восторженного вдохновения» (П. Судоплатов).
На следующий день в восемь часов утра на Красной площади состоялся военный парад. Шел густой снег. Налета не ожидалось, тем не менее здесь дежурили радисты, готовые быстро предупредить об опасности. Военные части, проходившие по площади, получили приказ: что бы ни случилось, сохранять порядок и дисциплину. Это означало только одно: быть готовым и под обстрелом не сбиться с парадного шага.
Это был последний парад, суть которого отражена в знаменитой песне «Гибель „Варяга“», любимой Сталиным: «Наверх вы, товарищи! Все по местам! Последний парад наступает…»
В итоге Сталин одержал великую пропагандистскую победу. Войска с Красной площади ушли на фронт, снег запорошил их следы, а сталинский голос на радиоволнах врезался в память воюющего народа.
Возможно, этот очевидный успех вызвал у вождя эйфорию, что вскоре привело к новому столкновению с Жуковым и гибели тысяч воинов.
Сталин позвонил Жукову, состоялся тяжелый разговор, закончившийся приказом нанести упреждающий удар по изготовившемуся к наступлению противнику.
Жуков возражал: «Считаю, что этого делать сейчас нельзя. Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы. Нам нечем будет тогда подкрепить оборону войск армий, когда противник пойдет в наступление своими ударными группировками».
Сталин не стал слушать. Он перезвонил члену Военного совета фронта Н. А. Булганину и сказал: «Вы там с Жуковым зазнались. Но мы и на вас управу найдем»441.
В воспоминаниях командира кавалерийского корпуса П. А. Белова говорится, что 10 ноября они с Жуковым были в Кремле у Сталина и что Жуков «говорил резко, в очень властной манере». Видно, взаимоотношения Верховного и командующего фронтом были сильно натянуты. Поэтому в угрозе Сталина («управу найдем») слышится скорее не угроза как таковая, а попытка еще раз повлиять на Жукова.
Четырнадцатого ноября перед началом немецкого наступления (15 ноября) Жуковым была проведена контрнаступательная операция севернее Серпухова и в районе Волоколамска. Упорные бои длились шесть дней, территориальных результатов не дали. В итоге было сорвано участие в наступлении войск правого фланга 4-й немецкой армии, но наши потери были значительны. Описание жертвенной атаки советских кавалеристов под обстрелом немецкой артиллерии леденит кровь.
В итоге Сталин и Жуков остались при своих мнениях.
Пятнадцатого ноября началось решающее наступление противника. «С утра 16 ноября вражеские войска начали стремительно развивать наступление из района Волоколамска на Клин. Резервов в этом районе у нас не осталось, так как они, по приказу Ставки, были брошены в район Волоколамска для нанесения контрудара, где и были скованы противником»442. Жуков имеет в виду свой недавний спор со Сталиным.
В эти дни Сталин позвонил Жукову и задал вопрос, который проливает дополнительный свет на их взаимоотношения: «Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю у вас об этом с болью в душе. Говорите честно, как коммунист».
Таким образом, Сталин подтверждал военный приоритет Жукова!
Генерал ответил, что «Москву удержим» и попросил две армии и 200 танков.
Двадцать первого ноября Жуков телеграфирует командующему 16-й армией К. К. Рокоссовскому: «Клин и Солнечногорск — жизненно важные центры», их надо удержать.
Двадцать третьего ноября противником захвачен Клин, 27-го — Солнечногорск.
Двадцать восьмого ноября немцы прорвались к каналу Москва — Волга и форсировали его южнее Яхромы.
Двадцать девятого ноября оперативная группа Московской зоны обороны была преобразована в 20-ю армию и включена в состав Западного фронта. Это означало, что Москва как территория вошла в управление Жукова.
Тридцатого ноября включенная в состав Западного фронта 1-я ударная армия резерва Ставки отбросила немцев с восточного берега канала Москва — Волга.
Первого — пятого декабря немцы продолжали наступление с юга (наро-фоминское направление). Они были остановлены контрударом на рубеже Лобня — Крюково — Дедовск — Звенигород — озеро Нарские Пруды.
В эти же дни велась героическая оборона Тулы, которую противник так и не смог взять. Гигантский фронт, от Калинина на севере и до Тулы на юге, в центре которого было сердце кампании — Москва, остановился.
Здесь и решился окончательно спор между Сталиным и Жуковым.
Двадцать девятого ноября Жуков позвонил Сталину и высказал свое мнение о необходимости начинать контрнаступление. Внешне это выглядело странным: две недели назад он доказывал, что нечего тратить силы в контрударах, а теперь говорил обратное.
Подчеркнем одно обстоятельство, о котором Жуков не мог знать. 29 ноября фон Бок ставит вопрос перед командованием сухопутных войск о приостановке наступления и переходе к обороне, то есть Жуков проявил стратегическое предвидение.
У него был выбор.
Во-первых, можно было сосредоточить резервы и, подготовившись, начинать контрнаступление. На это ушло бы полтора-два месяца, что позволило бы противнику перегруппировать силы и выровнять положение.
Во-вторых, можно было, опираясь на свежие армии, сразу контратаковать, не позволяя немцам укрепить ослабленные группировки, и, сбив их с шатких позиций, развить наступление. Этот вариант не гарантировал стопроцентного успеха, но «негативная сторона перекрывалась внезапностью действий, нанесением удара по ослабленным группировкам противника, не успевшего перейти к обороне» (М. А. Гареев).
Жуков уловил этот решающий миг. И Сталин понял. Он посоветовался с Шапошниковым и поздно ночью 29 ноября сообщил Жукову, что Ставка приняла решение о контрнаступлении.
Четвертого декабря случилось еще одно столкновение главных действующих лиц войны. В штаб Западного фронта, где Жуков проводил совещание с командующими армиями, позвонил Верховный. Вот как описан этот эпизод в воспоминаниях Рыбина: «Слушая его, Жуков нахмурил брови, побелел. Наконец отрезал:
— Передо мной две армии противника, свой фронт. Мне лучше знать и решать, как поступить. Вы можете там расставлять оловянных солдатиков, устраивать сражения, если у вас есть время.
Сталин, видно, тоже вспылил. В ответ Жуков со всего маху послал его подальше!»443
«Послать подальше» — означает, что Жуков покрыл Верховного матом.
И только через день Сталин первым позвонил Жукову и «осторожно спросил»: «Товарищ Жуков, как Москва?»
Командующий фронтом заверил вождя, что «Москву не отдадим».
Таким образом, очередной инцидент был забыт, он отразился только при награждении: Сталин вычеркнул имя Жукова из списка награжденных за победу под Москвой.
Но ведь если посмотреть на это с точки зрения Истории, то можно сказать, что у Сталина просто не
